на Запад мстить царскому самодержавию, где и погиб от сабли Суворова во время подавления Пугачевского бунта.
Была выловлена русалка со следами насилия. В связи с этим в университетских кругах даже возникла дискуссия, что, возможно, Чагаев или Митька интимничали не Алку, а эту самую безымянную русалку. Но дискуссия быстро затухла, так как методом генетического анализа определили, что эта русалка и есть Алка. Но следов Чагаева или Митьки в русалке за давностью лет не сохранилось.
Некоторое время отдельная профессура из патриотов склонна были думать, что Алку-русалку снасильничал князь Серж Крупницкий, выживший после психической атаки каппелевцев. В качестве мести. Но другая часть профессуры, тоже из патриотов, доказала, что если князь Серж Крупницкий и мог кого-нибудь снасильничать, то это были Чагаев или Митька. Из-за психосоматических наклонностей князя. Так что дискуссия затихла. Но десяток-другой диссертаций по этому поводу было защищено.
Оба-два исследовательских судна поприветствовали бы друг друга залпами корабельных орудий, но у них орудий не было, поэтому капитаны просто помахали кистями рук, показывая, что они безоружны, и поплыли дальше по своим делам.
И вот корабль подплыл к самому Каменному Поясу. Народ на корвете заинтересовался вопросом, как река Харонь, а вместе с ней и корвет перевалят через гору. Ну, если бы дело касалось только корвета, то его можно было бы перетащить волоком на тую сторону – но как переволочить туда цельную реку Харонь? Когда-то местные люди так и поступали при помощи ведер. И с того имели немалый доход. Даже образовалось некое поселение Волоколамск на Гурале. Но когда-то потом пытливый русский ум наладил цельную серию шлюзов, которые перегоняли речную воду и флоты из Европы в Азию. Для этого на многолетний субботник согнали с окрестных земель работный люд, который ускоренными темпами и соорудил шлюзовую систему. Много позже этот строительный метод пригодился при строительстве Беломорканала. А уж дальше река Харонь текла своим ходом, как это и положено державной реке.
И таким образом корвет «Вещий Олег» вместе с Харонью оказались в Азии, чтобы дальше плыть своим ходом на Восток в поисках соли земли Русской. Как это и положено державному корвету. Но с последнего шлюза на него плюнул какой-то мальчик – типа посошок на дорожку. И попал в Сидорова Козла. Это был большой мальчик, так что плевок сбил Сидорова Козла с ног, и он в нем чуть не захлебнулся. И лишившийся рулевого корвет уже совсем было врезался в берег, когда Нупидор железной рукой крутанул руль. Откуда у Нупидора взялась железная рука, история и народная молва до нас не донесли. Но вот взялась же.
– Это характерно для нас: как что, где кранты – тут же и находится железная рука, – глубоко копнул Михаил Федорович.
– Но когда «кранты» проходят, – углубил Нупидор, – хрен от железной руки избавишься.
Ну, в нашем случае это не проканало. И не могло… А почему? А потому, что одно слово – Нупидор. Охохонюшки… Но Марусенька глянула на него с одобрением и даже прошептала с восхищением «Нупидор».
И вот плывут они себе по Азии. Азиатское солнышко светит. Должен вам заметить, что азиатское солнце светит главнее европейского. И если в Европе закат пылал в сто сорок тысяч солнц, то в Азии он пылает в сто писят тыщ. Отчего народ азиатский всю жизнь ходит прищурившись.
И стал корвет приближаться к землям Синей Орды. Которые когда-то с дружественным визитом посещал Ермак со своим воинством. Вначале дело шло неплохо. Татары Синей Орды даже согласились на ясак пушниной. В частности, голубым соболем, от которого и пошло название местной Орды. Голубой соболь шел на оторочку Шапки Мономаха. Но потом, как гласило местное предание, Ермак полюбил Гульнару, дочь Кучума. А Кучум таким мезальянсом был недоволен, и когда казаки честным пирком пьянствовали свадебку, Кучум набежал на них набегом и всех перетопил в реке. Последними словами Ермака были «…твою мать!». Потом по цензурным соображениям в слове, обозначенном тремя точками, первую букву заменили на «О», а в конце, чтобы смягчить гневливость, поставили мягкий знак. И реку в память о Ермаке назвали Обь-твою-мать. Ну а потом для простоты оставили только Обь: Обь-твою-мать для татар Синей Орды показалось слишком сложным.
И на пересечении Харони с этой самой Обью встал город Новопупск.
Город с пытливой историей. Кто попытливей, может подумать, что Новопупск вырос в противовес Старопупску и напыжит грудь. Ан нет, пусть сдуется: в Сибири отродясь, а также раньше и позже, во вспоминаемые, а также и летописные времена не водилось Старопупска. Такая уж особенность русского именигородовсложения. Вот Сибирь испокон веку была – как не быть. Только вот с годами старая Сибирь сильно поистрепалась, похужела, одряхла имиджем. И слегка поганила лик Евразии. В смысле Великой России. Конечно, можно было бы ее подреставрировать маненечко – но уж слишком много одряхлевших концов из нее торчало, так что на народном сходе, который неизвестно когда и где состоялся, постановили Сибирь как-то переустановить. Со временем.
И намечалось: реки Обь, Енисей и Лену, прославившуюся ленскими расстрелами, заковать в кандалы, тьфу ты, мать твою, и отправить на юг, как некогда завещал наш дорогой Никита Сергеич. Чтобы навсегда затопить южное подбрюшье России – а то там, как всегда, англичанка гадит на пару со всемирным арабским халифатом. Хорошо, что у нас на юго-востоке теперь защита есть – империя Сунь Хунь Вчай и Вынь Сухим.
Так вот, срыли старую Сибирь, а на ее место откуда-то приволокли новую, генномодифицированную. Произошло отторжение новой Сибири от Сибири старой. Старая, поношенная бабель не желала сращиваться, покорно лечь под треки бульдозера и пукнуть землей в последнем болезненном оргазме. Нет, она сопротивлялась, выплескивала пузыри и фонтанчики заматеревшей крови и местами растворяла в себе молодые струйки молодой свежей крови Новой Сибири.
Однако ж кое-где Новая Сибирь прижилась, пустила всходы, распушилась, расправилась, поначалу почувствовала себя своей, а потом и вовсе затоптала Старую. Только по какому-то загадочному принципу тундра стала черной, тайга стала черной, голубой соболь стал черным, стерлядь в реках стала черной, куда-то ушел медведь, куда-то в глубь тайги растворились рыба сиг и другой старожильный зверь. И тамошний местный человек мостяк, пэвенк, кунгус, охотничий и олений особь, и вовсе повымер от непривычно быстрого, куда-то утекающего хода жизни и смерти. И ведет свои охоты и оленное дело где-то там, если и оттуда его не попер новый разгул жизни. (Это после смерти-то?.. Да кто ж его знает… Ничего
