потом налетел ветер, закачав могучие тополя во дворе казармы, только что распустившиеся горьковатые листья тополей затрепетали шумом аплодисментов. Этот свежий ветер наполнил воздух забытыми за долгую зиму полевыми ароматами и сулил волнительное, но неясное будущее. И действительно, после армии Андрей Геннадьевич поступил в университет, в тот же самый, что и Маша.
Теперь та узкая полоса счастья в его жизни осталась только в воспоминаниях, в запахе Машиного платья, в которое он утыкался носом, когда клал голову ей на колени, в её справедливых упреках в его закрытости. Грустно, что он не умел тогда даже выражать свои чувства. Наблюдая однажды за Машей, которая читала свернувшись клубочком в кресле, он погрузился в ощущение уюта и радости и непроизвольно выпалил: «Я так сильно привык к тебе». «Привык? — возмутилась Маша, — я для тебя просто привычка?» Теперь бы он сказал: нет, нет, нет — любовь! Его закрытость была родом из детства. Он помнит «откровенный» разговора с отцом, окончательно разорвавший связь с родителями. У него случилось ночью юношеское выделение и осталось пятно, похожее на высохший конторский клей, на простыне. Андрей подумал, что никто ничего не заметит, ведь и покуривал он и никто не обращал внимание. Но мать разглядела пятнышко и выпихнула отца поговорить с сыном. Отец как будто проводил какой-то ритуал: закрыл дверь, усадил Андрея напротив себя и начал, как инквизитор, издалека долгий невыносимый разговор, только отдалявший их друг от друга.
А Андрей с Машей, как любые очень близкие люди, придумали друг для друга приватные прозвища. Маша называла Андрея «Петровичем», а Андрей её «Матильдой», вначале это была дразнилка-антитеза, но постепенно «Матильда» прижилась. Как-то раз Андрей протестировал обращение «моя дева Мария», но сразу же получил незачёт — почему-то дразнилки у него получались лучше.
Полоса счастья закончилось далёким летом в студенческом походе в горы. Утро тогда выдалось сырым и хмурым, но никто не отказался от похода на «Чёртову скалу». В одном месте нужно было идти по узкой тропе над обрывом, а в отвесную породу были вделаны поручни для подстраховки. Камни были сколькие от сырости, но Андрей был так воодушевлен горами, что быстро проскочил опасный участок. Маша побаивалась и поэтому сильно отстала. Он ожидал её на площадке в конце тропы, рассматривая серо-синие громады гор, укрытые покрывалом из клубившихся облаков. Вдруг он услышал вскрик и звук падения в глубине ущелья. Андрей побежал назад по тропинке и увидел внизу ущелья её, смотрящую в бесконечное небо. Андрей был уверен, что ему снится сон, а он почему-то не может проснуться. Потом он услышал крики, кто-то из студентов, шедших позади, побежал обратно в лагерь, чтобы вызвать помощь. А Андрей побежал по тропинке вперёд и, обогнув скалу, спустился в ущелье, не замечая разбитые в кровь коленки. Когда он приблизился к Маше, она продолжала смотреть в небо. Неожиданно её губы напряглись — она пыталась сказать ему что-то, но он расслышал только: «Я тебя …».
Сколько раз Андрей Геннадьевич потом вспоминал этот момент. Сколько раз он думал про то утро — искал знаки беды — ведь так легко было отказаться от похода, нужно было лишь вернуться на несколько часов назад. И что она не договорила?
Даже если бы она бросила его, то мысль о том, что она живёт где-то рядом в этом мире, всё равно бы грела его, но необратимость беды не давала ему шансов избавиться от боли. Единственным осмысленным делом его жизни стала общественная работа. Педантично ответственный и исполнительный, несколько лет назад Андрей Геннадьевич был рекомендован в городскую избирательную комиссию. Мэр был против него, но кандидатура Андрея Геннадьевича в итоге стала компромиссной. К этому времени его жизнь наладилась, он женился, у него родился сын и иногда ему самому казалось, что он счастлив.
Проблемы начались, когда жена доросла до финансового директора в местном холдинге, хотя, может быть, они начались раньше, может быть она чувствовала, что любят не её, а какую-то тень из прошлого. Домашние вечера Алла проводила за компьютером, ведь похвала генерального директора для неё была даже значимее денег. И разговоры стала заводить всё больше о работе.
— Представляешь, правительство исключает из пенсионных дел сведения о фактически перечисленных за работника взносах. Хотели сделать как на Западе, чтобы работник видел, сколько за него работодатель реально заплатил в пенсионный фонд. Но вернули советскую систему, при которой предприятие платит налог, а государство — пенсию. Но начисляет пенсию, как хочет, москвичу, например, в два раза больше остальных. А ещё, на семинаре мы разобрали пример, в котором сотруднику каждый месяц бесплатно выделяется путёвка в санаторий и за счет пенсионных взносов за путёвки его пенсия окажется больше, чем у отработавших на производстве всю жизнь. Вот и ты, хоть зарабатываешь меньше меня, а пенсия у тебя с чиновничьей выслугой будет в разы больше.
— Алла, я, конечно, не всё понял из твоей, э-э-э, речи, но главное уловил — народ за такую систему, — вяло отмахнулся Андрей Геннадьевич.
— Конечно, людей устраивает, что все заботы о пенсии переложены с их плеч на плечи бизнеса, который, по сути, ведёт пенсионные дела своих сотрудников, а Пенсионный фонд только собирает уже обработанные данные и денежки.
— Государство же позволяет бизнесу пользоваться своими гражданами — вот пусть бизнес им на пенсию и скидывается.
Андрея Геннадьевича на работе окружали женщины. В избирательной комиссии это были в основном немолодые сотрудницы, проверенные годами муниципальной службы, знающие цену своему месту и виртуозно владеющие искусством субординации. На эту должность, как в студенческие годы на место сторожа в детском саду, попасть с улицы невозможно. Позиция сторожа детсада — это синекура, которая передавалась только по наследству. В детсаду и еды на вечер оставят и девушку туда можно пригласить на тет-а-тет и ещё зарплата идёт. Из всех его подчинённых только одна председательша районной комиссии, уже пенсионерка, неожиданно для Андрея Геннадьевича нарушила субординацию — как-то раз уже перед уходом она остановилась у конца длинного стола для совещаний и, внимательно посмотрев на него, с женской проницательностью выдохнула: «Трудная у вас жизнь, Андрей Геннадьевич — не долюбили вы в молодости». Андрей Геннадьевич вздрогнул от этих слов, засмеялся, чтобы скрыть удивление и тем самым только выдал себя, но успокоился, поняв, что дальше этого её интуиция не продвинулась.
Андрей Геннадьевич иногда посещал «конторку» с красивыми девушками, рекрутингом которых занимался явно профессионал: клиенты чувствовали и заботу, и внимание начиная «с вешалки». Попадались, правда, иногда случайные студентки, которые временно нуждались в
