Клэр Бошан, наполнила меня гордостью. Достойная дань ее памяти. Я попрощалась и побежала к Дому «Птицы». Там я уже без спешки сняла пальто, шапку и перчатки и убрала их в стенной шкаф. Я поймала кусочек разговора между Лией и Югетт, администратором.
– Размах, прямо скажем, внушительный…
Югетт округлила глаза.
– Правда? Ох, скорей бы посмотреть!
Лия обернулась ко мне. Она знала, что я слышу их беседу.
– Вообще это все Фабьена придумала.
Из-за ее тона комплимент этот прозвучал двусмысленно, на грани упрека.
– Мне, видимо, надо сказать спасибо?
В тот же момент подошли Себастьен, Мариз и Шанталь.
– Так, Фабьена, картон и клей у тебя?
По моему лицу Себастьен сразу угадал ответ.
– Так. Она забыла картон и клей. Сейчас открыта только аптека, пойду спрошу – может, там что-нибудь найдется.
Я ускользнула к себе в студию, желая ненадолго скрыться от людей. В голове одновременно мешалась целая куча мыслей: тетя, коробочка, Смарт, сюрприз для Виктории. Я села в глубине студии, под окнами, и отыскала в мобильнике телефонный номер. Не тратя времени на моральную подготовку, нажала на кнопку. Я знала, что даже в этот час кто-то обязательно ответит.
– Клиника Луизы Лебон, здравствуйте! Я могу вам чем-то помочь?
– Да. Я уже обращалась к Луизе. Правда, это было давно…
– Как ваше имя?
– Фабьена Дюбуа.
– Секундочку.
Несколько секунд тишины – и я услышала голос Луизы.
– Алло, Фабьена? Это Луиза.
– Привет!
– Как ты поживаешь? Мы так давно не разговаривали!
– Это да… Я теперь живу в Сент-Огюст-сюр-Мер. Но все равно хотела бы встретиться.
– Конечно – хочешь, созвонимся по видеосвязи?
Я предпочла бы увидеться прямо в клинике – старинном здании, которое пахло деревом и благовониями, но разделявшие нас три часа пути заставили меня согласиться на виртуальную встречу.
– Хорошо, давай.
Я старалась говорить спокойно, не позволяя голосу дрожать. Девять лет назад Луиза помогла мне пережить клиническую депрессию, худшую зиму моей жизни. И, похоже, из этой осени без ее сопровождения мне тоже было не выбраться.
– Следующая неделя подойдет? Во вторник, в два часа дня?
Предложи она «полночь субботы», я бы и то согласилась. Под конец разговора она сказала:
– Ты очень вовремя позвонила, у меня как раз пациент отменил сессию. Я очень жду нашей встречи, Фабьена.
Я хотела сказать, что тоже очень жду, что не знаю, как дожить до вторника, но смешалась и повесила трубку. Я плакала, спрятав лицо в ладонях, пока в студию не вошел быстрым шагом, не обращая на меня внимания, Себастьен. Пришедшие за ним двое волонтеров смущенно глядели на меня, не решаясь подойти. Я дала себе пару секунд утереть слезы, похлопала себя по щекам, чтобы привести в порядок мысли, и поспешила на помощь коллеге, который, засучив рукава, принялся за подготовку декораций для представления, которое мы задумали для Виктории Виже.
Три часа мы непрерывно трудились. В полдень в студию пришла Лия вместе с Эдмоном. Он пожал руку Себастьену и всем, кто помогал нам в работе все утро.
Эдмон был одет в коричневый костюм и нежно-голубой галстук-бабочку. На голове у него была небольшая серая шляпа – и я смогла разглядеть, что волосы у него темно-русого цвета, такого же, как и еле заметные усы.
Он подошел и робко мне улыбнулся.
– Фабьена?
– Да…
Он снял шляпу.
– Я здесь только благодаря вам. Спасибо.
В отличие от Виктории, Эдмон говорил мало и негромко. Они идеально дополняли друг друга. Студия в одно мгновение заполнилась людьми, которые облепили Эдмона, желая с ним поговорить. Лия подозвала меня жестом, и я пошла вслед за ней к комнате Виктории, которой в это время накрашивала губы ее дочь. Виктория знала, что ради нее устраивается некое действо, и попросила, чтобы ей заранее помогли сделать макияж. Мы подождали, пока она будет готова, и я привела ее кровать в такое положение, чтобы ее можно было катить. Лия шла впереди, прокладывая нам путь к студии. Пока мы пересекали Дом «Птицы», Викторию со всех сторон один за другим приветствовали сотрудники, выкрикивая воображаемый заказ:
– Виктория, здравствуйте! Мне, пожалуйста, хот-дог с капустой!
– А нам два больших чизбургера. Спасибо!
За стойкой ресепшена подняла руку Югетт и крикнула:
– А мне, пожалуйста, картошку с уксусом!
Я катила кровать Виктории как можно более бережно, чтобы ее путешествие через Дом было плавным и неторопливым. Не понимая, что происходит, она смеялась каждый раз, когда ее приветствовал очередной сотрудник.
Когда же мы наконец триумфально въехали в студию, из глаз ее полились слезы. Я сумела разыскать старые фотографии закусочной «У Виктории и Эдмона», и нам удалось подручными средствами воссоздать синий фургончик, который служил им кухней. В забегаловке неподалеку Лия заказала хот-доги, гамбургеры и картошку фри. И, поскольку Эдмон и Виктория познакомились на углу улицы, я одолжила у своего соседа Фернана небольшой светильник на солнечных батареях, который должен был изображать фонарь; для пущего сходства я приклеила на него названия двух улиц. На пол я положила большой лист картона, перечерченный линиями так, чтобы было похоже на плитки тротуара.
Здесь-то и ждал ее Эдмон. На игрушечном перекрестке, но с букетом настоящих ромашек в руке. Все стояли и плакали. Я подкатила кровать совсем близко к нему, чтобы они с Викторией встретились на тротуаре.
И вот тогда Эдмон громко и четко сказал:
– Моя милая шлюха…
В горле у меня встал ком, в носу защипало. Случайного слушателя эти слова ужаснули бы. Но в устах Эдмона – и для любого, кто знал прошлое этих двоих – то были слова чистейшей нежности… Он произнес их с необыкновенной любовью.
Эдмон взял Викторию за руку и спросил, не желает ли она хот-дог с горчицей – как в тот раз, но она отказалась, объяснив, что больше не ест тяжелую пищу.
Целый час мы провели в студии, вспоминая их прошлое и слушая рассказы завсегдатаев их закусочной. В конце концов Виктория попросила слова. Ей уже не хватало сил говорить так громко, чтобы было слышно всем собравшимся. Себастьен мигом раздобыл микрофон и пододвинул колонку поближе к слушателям.
– Друзья мои, мои дети. Спасибо, что пришли. Эдмон, любовь моя. Мы познакомились с тобой на углу улицы. И вот мы снова здесь повстречались…
Она положила микрофон на грудь и не торопясь перевела дух, обводя взглядом всех присутствующих.
– Вы все верно расслышали. Когда я встретила вашего отца, я была проституткой. И это он меня вытащил из этого болота.
Я украдкой взглянула на ее дочь. Она прикрыла рот ладонью. А сын обхватил Эдмона и плакал, гладя его по спине. Виктория сказала, что уже слишком утомлена и, попросив ее простить, пожелала вернуться в комнату.
Когда я разбирала картонную закусочную, на телефон пришло СМС от Лии.
Я отложила работу, села у широкого окна и стала смотреть на реку. Теперь и история Виктории Виже вплелась в череду загадочных синхронных событий, о которых я думала. Она ждала любимого – и вот, дождавшись, умерла. Минут двадцать я просто сидела и размышляла о том, что мы только что прожили вместе у закусочной Виктории и Эдмона.
– Фабьена!
Я вздрогнула от неожиданности. Передо мной стояла дочь Виктории. Я не знала, какие мне слова произнести – соболезнования, сочувствия, почтения или раскаяния. Желание заполнить неловкую паузу сразу же всем подряд вполне в моем духе. В итоге я молча ей кивнула.
– Я просто хотела сказать тебе спасибо. Я была неправа. Здорово, что ты сделала все это для мамы.
Я не поняла, что она имеет в виду. Возможно, речь была о нашем представлении – но я все еще сомневалась. Она подошла и обняла меня.
– Теперь я знаю, что повешу над камином.
Я отодвинулась и взглянула на нее, нахмурив брови. И хотя глаза ее покраснели и опухли от слез, она рассмеялась.
– Да я шучу. Свою голую мать я у нас, конечно, вешать не буду… И все равно спасибо. Теперь я понимаю, как именно это ей
