ему прихватило сердце, и присел – увидев, что его хозяин-великан повержен, Ван Гог беспокойно затявкал. Выпрямившись, Шарль заключил меня в свои могучие объятия, как в плен. Прижимаясь подбородком к моей макушке, он сказал:
– Да, коробочку-то я забыл… Я знал, что ты все-таки согласишься сидеть со Смартом до конца, Фаб. Я просто за тебя волнуюсь. Уж этого ты мне не можешь запретить.
Я уткнулась носом в его шею. Вдохнула запах, в котором смешались дерево, мыло с эфирным маслом бальзамической пихты и морозный воздух октября – и улыбнулась. Я любила его. И была бы счастлива вот так простоять вместе с ним до самой весны. Я отодвинулась и поцеловала его.
– Мне пора.
Взяла в ладони морду Ван Гога и чмокнула его в нос.
– Пока, мальчики…
Поднявшись к дуплексу, я заметила в окне Этьена, который в этот момент, вероятно, любовался рекой. Я не хотела останавливаться, но он помахал мне рукой, зовя подойти. Когда я вошла, он уже ждал меня на крыльце с чашкой кофе в руке.
– А хорошо там у Клэр. Я спал как младенец.
– Она не приходила к тебе во сне преподать урок танцев?
– Как она придет, она же умерла!
Я расхохоталась. Этьен редко говорил что-то смешное, но эта фраза вышла просто бесподобной. Главным образом потому, что он не пытался шутить.
– Осмотри тут все внимательно, не найдется ли завещание. Я тебе потом помогу, сейчас мне надо на работу.
– Постой! Хочешь, откроем коробочку прямо сейчас? И дело с концом. Чтобы ты уже не мучилась, а?
Я отступила на шаг.
– Не сейчас, нет…
– Я буду рядом с тобой!
– Не хочу. Не в это утро.
Он засмеялся и убрал руку в карман.
– Разыгрываешь напуганную девочку, Фабьена, а на деле тебя хлебом не корми, дай насладиться тайной.
Я пробралась мимо него в дом, быстро поднялась к тете и поискала глазами зеленую коробочку. Она лежала на кухонном столе. Следом вошел Этьен – возможно, ожидая, что я все-таки уступлю его уговорам и открою ее. Я положила коробочку в рюкзак.
– Ты прав: я девушка-загадка. Тайное, неясное, покрытое мглой – все это для меня как хлеб насущный.
Перед выходом я похлопала его по плечу и сказала:
– Я тронута тем, как хорошо ты меня знаешь.
До Дома «Птицы» я бежала изо всех сил, как будто опаздывала. Мне не терпелось сказать Лие, что я согласна сидеть со Смартом. А Себастьен пока пусть уж как-нибудь один ведет занятия и придумывает ключевые слова.
Я даже пальто снимать не стала и, поздоровавшись с Югетт, направилась прямиком в кабинет Лии.
– Привет!
Она набирала что-то на клавиатуре и не подняла глаз от монитора. Я мысленно отсчитала пять секунд и повторила чуть громче:
– Привет?
– Да? Чем я могу тебе помочь, Фабьена?
При звуке ее голоса у меня внутри все сжалось. После того как Смарт попросил меня прочитать сценарий, она переменилась.
– Я просто хотела сказать, что согласна выполнить просьбу Смарта.
Губы Лии плавно растянулись в улыбке, и она наконец удостоила меня взглядом.
– Думаю, в этом уже нет необходимости.
– Что? Почему?
– К нему вчера вечером записался посетитель.
– А! Ну так это прекрасно, я очень рада за него.
Я медленно вышла в коридор, размышляя, что можно, в сущности, и порадоваться: раз теперь за Смартом есть кому присмотреть, я от этого груза избавлена. Когда я проходила мимо его комнаты, кто-то громко меня окликнул.
– Фабьена?
Я сделала шаг назад и заглянула в дверь.
– Да?
В комнате был мужчина – он сидел там же, куда всякий раз, посещая Смарта, садилась я. Этот широкий подоконник был ближе всего к кровати, а если развернуться на 180 градусов, с него открывался потрясающий вид на реку. Посетитель встал и протянул мне руку. Я заранее почувствовала, что она будет горячей и влажной, и задержала дыхание, прежде чем ее пожать.
– Меня зовут Николя. Я тут у вас, наверное, уже дурачком прослыл: трем женщинам подряд кричал «Фабьена», пока не угадал.
Я улыбнулась.
– Что ж, вот она я.
Я взглянула на Смарта, лежавшего в постели. Удивилась, как это он не проснулся от такого шума.
– Он сказал вам, что лежит здесь?
– Позвонил вчера вечером.
– Ясно.
Николя подошел ко мне и спросил шепотом:
– Могу я получить сценарий?
Я ничего не смогла ответить и только наблюдала за хороводом мыслей, тут же завертевшимся в моей голове. С кровати раздался голос Смарта:
– Ты его дочитала?
Мы оба вздрогнули от неожиданности и обернулись – Смарт пристально глядел на нас. Его глаза, казалось, глубоко запали в череп, он весь осунулся. Трудно было поверить, что с нашей последней встречи прошла всего пара дней. Как верно тогда сказал Шарль, Смарт оказал мне большую честь, позволив взглянуть на его труд. Я сняла с запястья резинку и принялась подвязывать волосы, надеясь этим скрыть от него свое смущение.
– Если честно, еще не успела… Но могу вот прямо сейчас это сделать. Он у меня с собой.
Я могла бы признаться, что просто ждала момента, когда смогу прочесть его единым духом и никто меня не отвлечет, но вместо этого сняла пальто и шарф, села в кресло-качалку и достала из рюкзака рукопись.
Смарт медленно приподнялся в кровати, смеясь.
– В ад еще не провалились, так что не горит. Я сам расскажу вкратце, окей?
Николя снова сел на подоконник. Я каким-то чутьем поняла, что на моих глазах случится что-то очень важное, и поглубже уселась в кресло, крепко обняв пальто, как могла бы обнять подушку, одеяло или Бубу.
– Я, как только узнал, что у меня рак, сразу начал писать этот сценарий. История совсем простая: она о человеке, который решил избавиться от того, что его переполняет, пока голова не лопнула.
Николя покосился на меня, недоуменно сдвинув брови, – он явно не понимал, о чем речь. Я же закусила изнутри щеку, чтобы отогнать нахлынувшие чувства. «Так переполняет, что голова лопнет». Я в точности знала, о чем говорил Смарт.
– И вот в один прекрасный летний день он садится в свой пикап и отправляется на поиски тех, у кого хочет попросить прощения. Начинается фильм с крупного плана: детские стеклянные шарики в песке. Мы слышим, как играют дети, и в кадре появляется рука, которая подбирает самый близкий к нам шарик. Это рука главного героя. Так начинается путешествие Лео Пуарье. Он решает разыскать всех, кого он когда-либо подвел или обидел, и с каждым из них попытаться заново переиграть случившееся – чтобы теперь все сделать правильно.
Я сидела уже на краешке кресла. В голове у меня теснилось бесчисленное количество образов и столько же вопросов. Один я не удержалась и задала:
– А другие персонажи все помнят, что им сделал Лео?
– Нет, не все. Это как раз и есть самое интересное: смотреть, как по-разному могут два человека помнить одно и то же. Роза, например, и так знала, что Лео, играя с ней в шарики, всегда мухлевал. Ну и что ж – они были детьми. И в сорок восемь ей уже странно, что он печется о таких вещах, – однако все же соглашается сыграть с ним в шарики еще раз, чтобы у него очистилась совесть. Но не все оказываются настолько сговорчивыми, и с каждым новым человеком, которого Лео встречает на своем пути, выполнять этот план становится все труднее и труднее.
– Да, просить прощения бывает так же трудно, как и принимать извинения…
Как только я это произнесла, перед глазами у меня возникло лицо Фридриха. Мне все-таки хотелось его простить, хотя я по-прежнему злилась на него за измену. Интересно, если мы прощаем, это помогает избавиться от эмоций? Теперь мне казалось, что процесс не настолько прост. И еще я задумалась: стало ли ему легче от того, что он раскрыл мне все свои секреты?
– И вот наконец он помирился со всеми – но понимает, что его совесть еще не успокоена. Он не хочет отправиться на тот свет, унося с собой…
Не выдержав, я закончила его фразу, прежде чем он успел договорить:
– …один
