Прощай.
Ролан".
- Что ты об этом думаешь? - спросил Серж, погасив фонарик.
- Такое письмо - сама неожиданность. У профессора в тот вторник было, разумеется, свидание. Но не с Теодорой! А Ивана, выполнив какое-то служебное поручение Гароди и оставив его через кратчайшее время, почему-то оказалась замешанной в этом деле. Видимо, она, как я уже говорил, решила вернуться на второй этаж, услышав там шум...
В этот момент машина остановилась, и Серж буквально вытолкал меня наружу, успев сказать: "До скорой новой встречи, Тессон!"
Оказавшись на тротуаре, я оглянулся по сторонам. Оказывается, я очутился на площади Сен-Мишель в нескольких десятках шагов от своего дома.
На следующий день, меня во Дворце Правосудия навестил Мишель. Я отошел в сторону от прохода, последовав за Мишелем. Тот сообщил мне об отъезде друга Сержа Артура в Марсель. Я понял, что Серж продолжает собирать улики против Теодоры Фарнезе. Очевидно, намерен "расколоть" Мариуса Моншана.
Только спустя два дня после прибытия в Марсель, Артуру удалось обнаружить новое местопребывание Мариуса Моншана. Шагая как-то по многолюдной улице Сен-Ферроль, он остановился перед высокими строительными лесами, перегородившими тротуар. Рабочие красили фасад здания, а маляр выписывал золотыми буквами на вывеске завлекательное название: "Новый парикмахерский салон Марселя".
Имя Мариуса Моншана ещё не сверкало на незаконченной яркой вывеске, но у Артура возникло предчувствие, что он, наконец-то, нашел то, что искал. Он вошел в пустую залу, которую только что оставили рабочие, и услышал глухие голоса, доносившиеся из небольшого помещения в глубине коридора.
Он направился туда и остановился перед дверью с матовыми стеклами. Он услышал голос, от которого буквально прирос к месту: то был голос мадам Гароди!
- Эти деньги для вас, Моншан, но скажите мне всю правду! Ваше заведение располагалось два года на углу Ла Рош. Вы должны знать Теодору Фарнезе, которая не раз появлялась у старинной виллы. Так вот: женщиной, которая приходила к вам после злодеяния на этой вилле в злополучный вторник (не отрицайте: ваш помощник подслушал ваш с нею разговор), этой женщиной была Теодора Фарнезе. Сколько она вам дала? Я дам вам ещё больше! Но вы должны мне за это обо всем рассказать! Вам известно, кто я? Я жена того несчастного, который был убит там.
- Мариус Моншан будет говорить!
Последнюю фразу произнес Артур. При его неожиданном появлении в комнате, где шла беседа, мадам Гароди встала, узнав друга Сержа. А Мариус, быстро убрав деньги в средний ящик стола, за которым сидел, на все корки обругал незваного "гостя".
Не обращая никакого внимания, на резкий выговор, тот тщательно закрыл за собою дверь, вынул из кармана деньги и положил их на то самое место, где только что находились деньги, полученные от Терезы.
- Еще! - вскричал, не скрывая радости цирюльник.
Что касается мадам Гароди, то она слегка побледнела от неожиданного появления Артура. Она его, конечно, узнала, ведь он бывал на её вилле вместе с Сержем.
Обратившись к Моншану, Артур ему сказал:
- Да! Вот вам еще, но при определенных условиях.
- Каких же? - спросил Моншан.
- Вы видели, как Теодора Фарнезе вышла с виллы у тупика Ла Рош?
- Нет, я этого не видел.
- А видели ли вы, как она входила на виллу?
- И этого я не видел.
- Моншан! - угрожающим тоном произнес Артур. - Вы попали в скверное положение, и малейшая ложь вас погубит.
Тот побледнел и прерывающимся голосом молвил:
- Но, извините, я вам говорю чистейшую правду. В те моменты я не выходил из своей парикмахерской. Из-за редких клиентов я даже частенько подремывал у себя в цирюльне. Так было, должно быть, и в тот проклятый вторник... Но вдруг в мое заведение, разбудив меня, ворвалась какая-то молодая красивая женщина в роскошном одеянии. Признаю, что то была Теодора Фарнезе.
- Когда это произошло?
- Что-то около половины шестого, как показывали мои настенные часы, на которые я взглянул машинально. Бесцеремонная посетительница мне тихо сказала: "Через час вы получите тысячу франков, но поклянитесь, что вы никогда и никому не скажете, что видели меня выходящей из виллы в это время!"
- Мне, - продолжал Моншан, было очень легко поклясться, поскольку, как я уже вам сказал, я не видел её в тот день выходящей и даже входящей на эту виллу.
- А выстрелов из револьвера вы не слышали?
- Нет, так как плотно закусив и кое-что выпив, я до появления этой дамы довольно крепко заснул... Спустя час ко мне зашел невысокого роста мужчина-незнакомец и шепнул мне на ухо: "Я от Теодоры Фарнезе... Вы немедля закроете ваше заведение и покинете Париж, уехав подальше от него". И он протянул мне деньги.
- А вот сейчас случилась ещё одна неожиданность: ко мне пришла мадам Гароди, - рассказывал далее Моншан, - как-то разыскавшая меня в Марселе, и тоже предложившая деньги!
- И вот теперь в свою очередь заявился я, - вставил реплику Артур.
- Еще с деньгами!.. Это меня приятнейшим образом радует, но и начинает несколько пугать: не попал ли я в какую-нибудь передрягу?
В ответ Артур дал понять парикмахеру, что тот будет в полном выигрыше, то есть сохранит все приобретенное, если сумеет держать свой язычок на привязи вплоть до того момента, когда полиция разрешит ему говорить во всеуслышание, что он знает в связи со злодеянием в Пасси. Его тогда попросят повторить на судебном процессе присяжным и главному судье в тех же самых выражениях, которые он только что употребил, что он не видел Теодору Фарнезе, входящей или выходящей в день трагедии с виллы, ибо он, Моншан, спал, когда Теодора Фарнезе внезапно ворвалась в полшестого в его заведение в Пасси, разбудив его и умолив ничего не рассказывать никому и никогда, что она здесь побывала и за умалчивание о её пребывании в парикмахерской обещала щедро вознаградить. Такое вознаграждение он получил через посредство какого-то незнакомца, и решил продать свою парикмахерскую и перебраться в Марсель.
НОЧЬ В ПОЕЗДЕ
Рассказывает Артур
Выйдя с Терезой от Моншана, я предложил ей вернуться в Париж вместе полуночным экспрессом.
Она сразу же согласилась, молча кивнув своей золотистой головкой - без всякого замешательства, только мило покраснев. Я специально пригласил Терезу ехать вместе, потому что знал: один горячий мужчина всегда может заменить другого. Когда женщина согласна. А Тереза была согласна, ей нужен был "утешитель", ибо Серж был далеко.
Около половины двенадцатого ночи мы встретились с Терезой на вокзале. Она была элегантна, при том одета во все черное, как знак траура. Под плащом на мне был коричневый костюм с красным шелковым галстуком, на котором зеленело изображение ящерицы с высунутым язычком - символ счастья и удачи.
Войдя в двухместное купе с узкими белоснежными постелями, расположенными друг против друга, и заперев за собою дверь, мы постояли немного друг против друга молча, потом Тереза сказала:
- Не будем говорить ничего!
Я кивнул и начал её целовать и ласкать тело. У Терезы задрожала её высокая полная грудь. Но мы оба, как говорится, "взяли себя в руки", и, сняв верхнюю одежду, отправились на поздний ужин в соседний вагон-ресторан, открытый, по словам проводника, до часу ночи.
В вагоне-ресторане почти не было клиентов. Мы же с Терезой, слегка и быстро перекусив и выпив, чтоб немного взбодриться, по чашечке крепкого черного кофе и по паре рюмочек приятного, жгущего рот и горло забористого коньячка, вернулись в свое купе.
Когда его дверь за нами закрылась, мило покрасневшая Тереза сказала мне тихо:
- Милый мой! Выйди пока в коридор, чтоб я могла привести себя в должный вид со всей своей косметикой.
Действительно, через пять-семь минут она трижды слегка постучала в дверь из купе.
Ночной экспресс мчался, в Париж почти без промежуточных остановок. Вернувшись в наше купе, я увидел Терезу, стоящую лицом к двери, в полупрозрачной ночной сорочке длиной до пят (тоже черного цвета). Своими небесно-васильковыми очами она глядела мне прямо в глаза. Легкие темные круги у её глаз теперь исчезли. В купе ещё горел верхний свет; к нему же Тереза зажгла ночничок у постели слева. Обернувшись к двери купе, я запер её двойным поворотом ключа. Тут же сбросил с себя всю одежду на постель справа с не зажженным ночничком.
Прильнув ко мне всем своим телом, она прошептала: "Делай со мной, что хочешь, но не грубо!" И, словно кусаясь, впилась в мои губы пылким поцелуем. И в каком-то исступлении прижала меня к своей груди. От желания я задыхался. Ласково обнимая и расцеловывая её трепещущее от желания тело, я поднял её на руки и нежно растянул на постели с горящим ночничком.
Ничто не могло бы сравниться с белизной и пышностью её форм. От её пылающего лица, от рассыпавшихся золотистых волос, от округлостей её грудей, от бедер и колен, розовевших сквозь сорочку, веяло величием нагой женщины (сорочку она тут же сбросила). Поласкав, руками и губами её чувственное тело, я раздвинул её ножки.
