незнакомец. - А потом уж из любопытства. Клал и клал. А оно исчезало и исчезало. Прикинь? Ведь правда, интересно? А?
Ушастый не очень поверил. Уж больно дорогой интерес получался.
А как же плавки? Валил бы до кучи, - с подозрением сказал
он.
Грешно тебе, брат, смеяться. А ты вот возьми и проверь.
То есть? Тоже снять с себя все и бросить?
Почему? Брось что-нибудь не очень нужное.
Извините, - хмыкнул Ушастый. - мне кажется, вы меня с кем
то путаете. Я здесь по пустяковому, в сущности, делу. Не местный... Они, вполне возможно, смогли бы...
Богатырь обиженно засопел.
Хочешь оставить меня одного в беде? Не ожидал. Я может с
ума тут схожу, а разные... Вламываются в номер... А у меня вон бицепсы пятьдесят два сантиметра...
Он сжал кулачищи и сделал шаг вперед. Наверное ему
действительно очень хотелось убедиться в своей правоте.
Ушастый подумал и снял носки. В чемодане у него еще оставалась запасная пара.
Вот это по-нашему! Бросай, - азартно произнес волосатый.
А теперь отворачиваемся. Айн, цвай!
Они обернулись. Носков как не бывало.
Вот сукины дети! - восхитился богатырь. - Ну, надо же,
какую сантехнику производят. И ведь не "Самсунг" там какой-нибудь, а наша, отечественная!
Ушастый озадаченно таращился на эмалевую, в желтых потеках эмаль. Носков он не жалел. Но он совсем забыл... И потому хлопнул себя по лбу...
У меня же в носках... Понимаешь... понимаете, когда я в
больнице раздевался... То деньги... Мне говорили...
Волосатый странно замычал, схватился за живот и рухнул прямо
в ванну. Он лежал в ней, взвизгивая и всхлипывая и болтал в воздухе не очень чистыми пятками. И не думал исчезать!
А куда пропал мой зайчик? И как наши дела? - заворковала
будущая, по ее расчетам, супруга Ушастого, когда он, хлопая шнурками, вошел в свой номер.
Вошел не в очень хорошем настроении.
А она ласково щекотала его за ухом.
Ну, вот и надулся. Ну, вот и раскис. А улыбнись. А будь
паинькой. Наша любовь еще не прошла всех испытаний. Или ты уже передумал?
Собственно, я еще очень серьезно не думал над вашим
предложением. Больше мечтал, - признался Ушастый. - Но считаю своим долгом предупредить, что у меня совсем нет денег. А мне тут еще находиться, пока мой вопрос разрешится...
Ой, стихами заговорил, - восхищенно распахнула огромные
глаза горничная.
Она присела Ушастому на колени, обхватила его за шею и прижалась к груди. Оттуда, от груди и промолвила нежно:
При чем тут деньги? Никогда бы не вышла замуж за человека,
у которого много денег. Во-первых, ведь за деньги, это не любовь, правда?
Да, - сказал Ушастый. - Эта тема хорошо освещена в
литературе. Например, у...
Ах ты зайчик лопоухий, - сказала она ласково. - Какого черта
ты перебиваешь женщину? Слушай дальше. Во-вторых: что у тебя за вопрос, с которым ты носишься? Ну-ка, поведай. Мы все должны знать друг о друге.
И Ушастый поведал:
Понимаешь, никак в толк не возьму - готов я к этой жизни
Или нет. Мне все кажется, что она какая-то ненастоящая. Словно вот-вот проснусь, и исчезнет все. И вернется жизнь прежняя. А я уже к этой зачем-то готовлюсь. Понимаешь? И кто же я тогда?
И все? - спросила она. - И над этим ты маешься? Да ведь и
Так ясно, что ты... ты... Ты такой... Ах, нет!
И она зарыдала, уткнувшись Ушастому в плечо. Когда потрясение прошло, и она вновь обратила лико к небу, Ушастый сказал:
У вас, наверно, пенсия очень небольшая, коли вы тут
подрабатываете?
Горничная вскрикнула, вскочила с коленей и бросилась к
зеркалу.
От слез вся краска с ее лица сползла куда-то к подбородку.
Это ничего, - сказал Ушастый. - Я тоже устроюсь тут на
полставки. Вам будет хватать. А если у вас есть внуки...
Почему-то горничной не понравилось то, что говорит Ушастый.
Медленно и не оборачиваясь, она побрела к выходу.
В сущности, повествование об этом отрезке жизни Ушастого практически закончено. Иванков все чего-то тянул с разрешением вопроса насущного. И Ушастый решил вернуться. Бог с ними, с той или иной жизнью. Сам-то ты другим все равно не станешь...
Когда Ушастый попросил обратный билет, Иванков попытался всучить ему просроченный. Пришлось пристыдить. Но кажется, безрезультатно.
И еще один момент заслуживает внимания. В вагоне, кроме Ушастого, никого не было. Хотя до отправления поезда оставались считанные минуты. Ушастый опустил окно. У степеней внизу переговаривались проводники.
Еще одного спровадили, - сказал один.
Учат их, учат, а толку, - согласился второй.
Первый толкнул его в бок и показал на окна. Второй дружески
улыбнулся Ушастому, поднял руку вверх, разведя два пальца буквой V и громко стал скандировать:
Грин-пис! Грин-пис!
Должно быть потому, что вагон был международный.
ПРИВЫЧНЫЙ МАРШРУТ
Они уже час сидели напротив. И столько же оставалось до конца пути. Они не были знакомы. Хотя не раз замечали друг друга в электричке. А вот сейчас оказались сидящими напротив.
И они решили обменяться мыслями. Когда еще доведется?
Она рассмотрела его мысль. И увидела: она для него интересна, в чем-то загадочна, умна, держится с достоинством, без кокетства, одевается со вкусом, самостоятельна, возможно с квартирой, но - близорука, хотя и не носит очки, полновата и есть опасность, что после рождения ребенка располнеет еще, обабится, станет ленивой, капризной, начнет пилить из-за тряпок, денег и квартиры, настаивать во всем на своем, обзывать пьяницей, дойти из мести до измены, затем до развода, запретит видеться с ребенком, станет въедливо высчитывать алименты...
И он рассмотрел ее мысль. И увидел: он решителен, но в то же время мягок, опрятен, не развязен, пристален во взглядах, а значит, умен, есть сбережения, но нет квартиры, а потому возможен расчет, корыстный брак с вытекающей отсюда бесчувственностью, частые командировки, чреватые неверностью, скандалами, пьянками с друзьями, покушениями на раздел имущества и квартиры, уклонение от алиментов, настраиваниями ребенка против нее...
Они вернули друг другу мысли, обогатив их полутонами возмущения и разочарования. И долго глядели в одно окно, за которым тащились все те же надоевшие сопки, распадки и редкие полустанки.
Потом она попробовала почитать, а он - уснуть. Не получилось. Темнота туннелей наводила на грустные мысли. И поскольку темнота туннелей для обоих оставалась одинаковой, они теперь глядели в окно с одинаковыми грустными мыслями. И это уже почти была близость. Хотя от такой близости ничего не могло родиться.
Электричка уже вползала на вокзальные пути, надо было выходить, и он вышел и подал ей руку, помогая сойти с высоких вагонных ступеней.
Спешащие пассажиры, провожающие и встречающие обтекали их: женщину и мужчину с сокрушенными ликами. И со стороны могло показаться, что они стоящие близко-близко и вглядывающиеся в лица друг другу - любящие супруги, которые прощаются. Прощаются надолго. Может быть и почему-то - навсегда. Да ведь так оно и было.
ОСЕННЯЯ ЖЕНЩИНА
Нахальный такой дятел, хоть и симпатичный, на лету долбанул клювищем между бревнами и выдрал-таки кусочек пакли! И победно рванул к роще за деревней, замелькал меж голых ветвей, обустраиваться на зиму.
- Я же говорила, что надо сильнее заколачивать, - сказала она снизу.
- Залезла бы сама да заколачивала, - пробормотал я.
- Что?
- Я спрашиваю, - проговорил я громче, - если она идеальная женщина, почему жениться на ней должен я? Я-то не идеальный.
- Разумеется, - мгновенно и с удовольствием согласилась она. - Ты не идеальный. Но, тем не менее, она имеет право на опору.
- На что?
Я с трудом удерживал равновесие на этой хлипкой. как и все в ее хозяйстве, стремянке.
- Ты даже этого не знаешь? - изумилась она. - Так слушай, золотце: мужчина должен быть опорой для женщины.
- То есть? Что я должен делать в этом качестве? Шею подставить? Давай паклю...
- Держи... Ой, в глаз попало! Ветер еще этот дурацкий!.. А ты вот вспомни отца, вспомни...
- Чьего?
- Твоего.
- Да я и не забывал.
- Был он опорой для мамы?
- Я как-то не спрашивал. Только не надо обвинять меня в черствости...
- Ну, помогал он ей вас, детей, растить?
- Да. Для этой цели на дверной ручке в их спальне всегда висел ремень. Широкий такой, помню, офицерский. Однажды...
- Я серьезно. Жалел он мать?
- Как это?
- Деньги приносил?
- Попробовал бы... А черт! По пальцу... Попробовал бы не приносить.
- Вот! Не бил ее?
- Хм... Меня к рингу не допускали. Но, судя по доносящимся звукам, пограничные конфликты имели место. Слушай, кажется дождь, а?
- Ничего, сейчас прекратится. Он весь день начинается. Вон там еще постучи. Видишь, торчит?
- Вижу, только летать я еще не научился, некогда...
- И не научишься.
- Кто знает. Мне одна девица как-то сказала: потерпи еще лет пять, и я стану красавицей...
