окрикнул нас, приказав заткнуться, или расправа произойдёт немедля. В ответ мы просто послали на знакомые ему сызмальства адреса, намекнув, что результаты обещаемой расправы неоднозначны. Сосед наш сел, спустил ноги с настила и распрямился. Он оказался здоровенным мужиком, ростом за метр девяносто, и изрядной ширины, но мы за этот вечерок видали уже и покрепче. Да и мужик оказался не так увёртлив, как наш недавний азиатский друг. Мы вскочили на ноги и, не размышляя, кинулись на него. Коля в прыжке саданул ему по челюсти, а я, поднырнув под правую руку, долбанул ему по печени. Амбал согнулся пополам, что упростило нашу задачу, и, получив ещё пару ударов, завалился на настил. Полежав немного, он пришел в себя, молча повернулся лицом к стенке, свернулся клубком и через какое-то время засопел.
Мы уселись снова на настил, говорить расхотелось, сидели молча, размышляя о предстоящих разборках. Часа в три ночи дверь открылась, в камеру заглянул мент с заспанным лицом, огляделся, увидев нас, сказал: «Эй, шпана, выходи, за вами пришли». Вывел нас к входу, где мы, к нашему большому удивлению, увидели наших матерей. Дежурный, посетовав на то, что мамки наши вынесли ему остатные мозги, а нас надо бы было подержать в КПЗ и хорошенько поучить, как себя вести, велел явиться в два часа дня к следователю и не опаздывать.
По дороге домой я спросил у мамы: «А откуда вы с мамашей Коляна узнали, что нас забрали в милицию?» Она ответила: «Мне Колькина мать позвонила и сообщила, что вас в милицию забрали, пошли вдвоём выручать». Всю дорогу до дома мать выносила мне мозги, сообщив, что я ходко следую по дорожке, проторенной моим отцом, который также напился, потом подрался, приложил кого-то неаккуратно и в итоге загремел в колонию. Так на Севере и остался, куда и мне, по очевидности, пора собираться. Я молчал, понимая, что хотя приложили-то скорее нас, но виновными будем являться мы, и это грустно, но вполне справедливо. Но неплохо, что у них не оказалось камеры для сопляков вроде вас. Как они уговорили ментов, мы так и не узнали.
На следующий день, сообщив мастеру, что мне нужно к двум в ментуху, я слинял с работы и полвторого был уже у отделения. Минут через пять подгрёб Колян, мы постояли, поржали, вспоминая, как огребли вчера. Захотелось есть, время ещё было, и мы зашли в магазин «Диета», который располагался практически в соседнем подъезде. Купив в кулинарии десяток горячих пирожков с мясом, сразу сожрали по паре и с пакетом в руках ввалились в кабинет следователя. В комнате стояли два стола, за которыми сидели, копаясь в бумагах, мужики, оба лет сорока. Один из них, хмуро посмотрев на нас, поинтересовался, кто мы, мы представились, он посмотрел на нас и сказал, обращаясь к Кольке: «Давай садись на стул. – Потом перевёл взгляд на меня и добавил: – Меня Александр Иванычем зовут, постой там пока, только проход дверной не загораживай». Я примостился сбоку от двери, стоял, ждал, смотрел, как он расспрашивает Коляна о вчерашних наших приключениях, фиксируя их на бумаге. Выглядел он слегка раздражённым, по ходу допроса спросил своего коллегу: «Слушай, ты пожрать успел сходить?» – «Да», – «А я нет, просто невмоготу». – Тут Колян расцвёл солнечной улыбкой, раскрыл промасленный пакет: «Угощайтесь, дядь Саш, ещё тёплые». Заглянув в пакет, следак сказал: «А я думал, что это запах с кухни «Диеты» прёт, а это ко мне сама кухня пришла», – протянул руку, взял пирожок и стрескал его за два укуса, после чего продолжил допрос. Через какое-то время спросил, немного извиняющимся тоном: «А ещё можно, а то жрать хочется до невозможности?» Колян радушно ответил: «Да берите все, мы с Алеком уже натрескались, ожидая двух часов. – Мент глянул на меня, я тоже радостно разулыбился, подтверждая сказанное. Колька поинтересовался: – А можно я товарищу вашему предложу?» – Александр Иванович, посуровев, ответил: «Он обедал уже, – потом заглянул в пакет, подобрел и сказал: – Ладно, дай ему один». – Дело пошло как-то повеселее. Заканчивая с Колькой, он спросил: «Вы одни приходили второй раз или с группой?» Колян, сделав честные глаза, ответил: «Одни». Затем Александр Иванович усадил на стул меня, задал примерно те же вопросы, дал расписаться, выписал и вручил повестки, сказав: «Придёте через неделю в то же время. – Возвращая пакет, сказал: – Спасибо, подкормили. Тут ещё осталось пара. Сколько с меня за пирожки?» Колян, состроив обиженную мину, ответил: «Да о чём разговор, мы ж так, от чистого сердца, понимаем, как тут вам с нами приходится». Александр Иванович хмыкнул: «Ладно, давайте уже. Смотрите, за неделю не накосячьте где-нибудь».
Через неделю, зайдя в тот же кабинет, мы обнаружили ту же картину: двух копающихся в бумагах мужиков. Увидев нас, Александр Иванович сказал: «О, явились драчуны, проходите, садитесь». Сесть можно было только на один стул у его стола, Колян автоматом прошмыгнул к столу и плюхнулся на привычный стул. Зря он это сделал. Дядя Саша встал со стула, подошёл к Кольке, положил ему руку на плечо и стал вести с ним нравоучительную беседу о нашем неправильном поведении в неурочное время, немного наклонившись к Коляну, произнёс: «Обманули вы меня давеча, второй-то раз пришли вы с группой, что же мне с вами теперь делать? Ума не приложу. Поверил я вам, пирожками вы меня подкормили, я размяк, а вы меня обманули». – При этих словах он многозначительно посмотрел на меня, я постарался всем видом изобразить деятельное раскаяние и печаль от совершённого мной проступка. Колька сидел, не двигался и радостно улыбался. Беседу поддержал его коллега, вставив свои двадцать копеек, сказав: «Как же вам, ребята, не стыдно? К нам в гости приехали наши друзья-спортсмены из наших братских южных республик на соревнования, борцы, тяжелоатлеты, а вы их бить собрались». Тут, Александр Иванович, чуть отвернув голову к своему напарнику, негромко сказал: «Их не бить, их убивать надо». – Не знаю, чем была обусловлена его такая жёсткая позиция по отношению к нашим южным соотечественникам, но тогда она нам явно помогла избежать более сурового наказания. А так нам оформили по приводу в милицию, выписали по штрафу и отпустили.
Выйдя на улицу, Колька поскучнел, я пихнул его, типа, чего ты, Колян, обошлось. Колян отстранился и кивнул головой, скосив глаза куда-то в район правого плеча. Я глянул и обомлел: его ухо приобрело багровый цвет и распухло вдвое. Накрутил его Кольке дядя Саша, он же Александр Иванович, он же майор советской милиции пока объяснял, как нам правильно жить
