клаустрофобии. Свежий воздух, подувший в начале лета с приездом Годденов, начал терять свою свежесть и проникаться беспокойством. Это пугало меня. Лето нужно для удовольствия и скуки, а не для хаоса и сомнений.
Я знала, что если Линн пребывает в плохом настроении, значит, выпадает недостаточно дождей, поливающих ее огород, или же ее муж снова пришел пьяным. Денис, чья смена следовала за моей, была в два раза старше меня и интересовалась в основном бульварными журналами. И это успокаивало меня.
– Взгляни, – говорила она, показывая на какую-нибудь кинозвезду, фыркая и покачивая головой. – Зачем заводить отношения с эротоманом? Будь у меня такой выбор, как у нее, я бы даже палкой до него не дотронулась.
Поскольку Кит из известных им людей был ближе всех к настоящим знаменитостям, Денис и Линн отчаянно симпатизировали ему.
Когда он приходил в магазин, то так очаровательно бормотал и заикался, что Линн всегда говорила ему вслед:
– Даже и не скажешь, что он почти звезда, такой он естественный.
Естественность по Киту была тщательно выстроенной иллюзией. Я очень много узнала и поняла тем летом, хотя большую часть этого не хотела бы знать и понимать.
Я сказала Киту, что леди испытывают к нему симпатию, и он зашел к концу моей смены и купил газеты для Мэла, журналы «Ваша лошадь» для Тэм и «Сельская жизнь» для Хоуп – та любила глазеть на величественные дома.
Кит немного поболтал с Денис о музыкальном фестивале, проходившем неподалеку, и о вызванных им пробках и прочих неудобствах.
– Но разве у вас не прибавилось работы? – спросил он так, словно ему это было не безразлично. – Ведь приехало так много туристов.
– Они у нас ничего не берут, дорогущую еду привозят из города, а наркотики покупают на месте. Это следовало бы запретить, – сказала Линн особым, предназначенным только для Кита голосом.
– Ты с ней флиртуешь, – упрекнула его я, когда мы наконец вырвались оттуда.
– Я не флиртую. – Он нарезал вокруг меня круги на взятом у Мэла велосипеде.
– Господи, Кит, ты не можешь найти еще кого-то, кому можно было бы досаждать?
– А я тебе досаждаю? – улыбнулся он своей медленной улыбкой.
– Да.
– Я этого не хотел.
Я резко остановилась:
– А чего ты вообще хочешь? Я спрашиваю только потому, что каждый раз, как ты появляешься, дело кончается тем, что я чувствую себя… просто…
Я подыскивала подходящее слово. Униженной. У меня на глазах выступили слезы, и я смахнула их тыльной стороной ладони. Часть меня знала: он воспользуется моей искренней эмоцией и продолжит свою игру, а другая часть так сильно хотела его, что когда он меня поцеловал, я и не подумала попросить его остановиться. Мы целовались посреди дороги, при этом он все еще сидел на велосипеде и держал руки на моих плечах, и если бы я сделала шаг назад, он бы упал.
Кит перекинул ноги через сиденье и рукой, не державшейся за велосипед, подтянул меня на обочину, к огражденному полю, а затем уложил на траву и просунул руки мне под рубашку, и они очутились у меня на животе, и кожа соприкоснулась с кожей, губы – с губами, а его рот был… О господи, да что я такое делала?
Но я знала, что делала.
Я ожидала быстрых действий, но он контролировал происходящее, точно зная, чего он хочет, и где, и как. Я едва дышала от желания, ожидания и исполнения. И осознания того, что можно почти умереть от желания и его исполнения.
Потом я лежала, потрясенная, и ждала, когда выровняется мое дыхание. Потом повернулась к нему спиной, натянула джинсы и обняла свои колени, а он спокойно коснулся моего лица, будто все, что случилось, было теперь позади. Но это не охладило меня. Еще. Еще, еще.
Он встал и протянул мне руки, чтобы я тоже поднялась.
Что я сделала? – спросила я себя. Что я сделала?
– Ты, – шепотом сказал он, обнимая меня. – Ты меняешь все вокруг.
Я очень долго ждала этих слов, и мне было безразлично, что он лгал.
22
На следующее утро я спустилась вниз поздно, и все, кроме Хьюго, уже куда-то разбежались. Тот сидел на противоположном конце стола и, болтая длинными ногами, рисовал что-то в своем блокноте старомодной ручкой и чернилами. Он обернулся, когда я вошла, поймал мой взгляд и в то же мгновение все понял. Выражение его лица ничуть не изменилось, на нем не было отвращения или неприятия; лишь зрачки сузились, а взгляд задержался на мне чуть дольше обычного, а потом он вернулся к своему занятию.
Кит и Мэтти пришли, когда я наполовину съела свой завтрак, вслед за ними пришел Алекс – он встал уже давно и основательно наелся и потому не стал слоняться рядом. Я продолжала мазать масло на тост, как делала это обычно.
К тому времени я уже знала, что если спрошу Кита, как он относится к Мэтти, он ответит, что она потрясающая девушка. А я? Я знала и это. Я изменила все вокруг.
Думаю, когда он говорил эти слова, то действительно так думал, хотя и не придавал им глубокого значения. Я напрягла мозг, чтобы понять, что имелось в виду. Таковы уж отношения в наши дни – можно чувствовать что угодно к кому угодно, к тому, кто подвернется под руку. Я не хотела производить впечатление человека, не знающего правил игры.
Возможно, он нуждался в том, чтобы все любили его. Даже мне не требовалось столько любви. Этого не нужно даже Мэтти, подумала я.
Оторвавшись от завтрака, я увидела, что они с Мэтти по-прежнему держатся за руки, в другой руке у него была чашка с кофе, он с легкой улыбкой наблюдал за мной. Когда Мэтти ушла за молоком, он наклонился ко мне.
– Не надо так усиленно думать, – сказал он так, что все мое тело затрепетало. – У тебя мозги дымятся.
– Да пошел ты.
Он усмехнулся.
Какое-то время я не замечала Хьюго, но тут снова осознала его присутствие. Он встал, чтобы уйти, аккуратно завинтил бутылочку с чернилами и взял рисунок. Проходя мимо, он не смотрел ни на кого из нас, мы тоже не обращали на него особого внимания, и когда он стряхнул чернила из ручки на спину белой рубашки Кита, так что по ней расползлось большое пятно, никто, кроме меня, этого не заметил.
– Что мы будем сегодня делать? – спросила Мэтти, снова усаживаясь за стол.
– Думаю, я помогу Мэлу учить роль, – ответил Кит. – Хоуп права, она у него не получается. Это самое малое, что я могу для него сделать.
Мэтти выпятила нижнюю губу:
– О, – сказала она.
Кит схватил ее за талию и зашарил по ее одежде носом, словно поросенок. Он проделывал это до тех пор, пока она не фыркнула от
