ее не успокоили и не повезли на операцию. Мама осталась в больнице, а папа вернулся домой за одеждой. По возвращении он нашел Тэм сонной от наркоза и с рукой в гипсе. Мама вымоталась и очень устала, но в конце-то концов, сказала она, это всего лишь сломанная рука.
Мэл и Кит решили выйти в море без папы, потому что прилив был самым что ни на есть подходящим, и если бы они стали ждать папу, то упустили бы время.
– Вперед! – сказал он им по телефону. – Не ждите меня. Я возьму у Тэм таблетки и повеселюсь.
Мэтти не слишком настойчиво попыталась напроситься в лодку, но Мэл отшил ее, сказав, что это сугубо мужское дело, и они с Китом обнимали ее до тех пор, пока она не сдалась и не рассмеялась, и тогда Кит на глазах у всех поднял ее и поцеловал, и это сделало ее такой счастливой, что она послушно согласилась остаться дома.
Я пропустила этот исторический поцелуй, но узнала о нем от Алекса, игравшего роль пляжного Твиттера, круглосуточно сообщавшего нам важные новости.
Мэл и Кит отправились в плавание рано утром по глубокому каналу, когда начался отлив. Попутный ветер и течение быстро унесли лодку.
– У них уйдет чертовски много времени на возвращение домой, – изрек Алекс. Он здорово умел предсказывать природные явления, и потому никто с ним не спорил. – Кит говорит, что умеет обращаться с парусом, но я в этом не уверен. А Мэл хорош лишь как член команды. Им будет очень не хватать папы – он никогда не попадает в неприятности.
Когда Кит и Мэл уплыли, все успокоились и немного заскучали. Стало совершенно ясно, до какой степени веселье (а также интриги, вранье и секс) зависели от них. Без них жизнь стала казаться удивительно пустой.
Тэм вернулась из больницы домой под конец дня и отказывалась говорить о падении, «Скорой помощи» и своей ярости из-за запрета ездить на лошади до конца лета. Предполагалось, что она проходит в гипсе восемь недель, а потом ей будут делать физиотерапию, дабы рука полностью восстановилась. Никто не думал, что она действительно перестанет бывать на конюшне, но папа грозил ей ужасающими последствиями, и я заранее почти восхищалась Тэм, поскольку она собиралась игнорировать эти угрозы. Я полагала, что она вновь сядет на Дюка через несколько дней, а то и часов, рискуя получить новые травмы, и в результате ей могли ампутировать руку или же ее могло ждать и что-то похуже.
Ужин оказался довольно невразумительным предприятием, он прошел в помещении, потому что по вечерам было уже холодно, за летом маячил грядущий сентябрь. У Алекса не получилось организовать игру в карты, Мэтти плакала (опять), я же пыталась углядеть в подзорную трубу, не возвращается ли лодка. Спустя некоторое время мне стало скучно. Даже не то чтобы скучно, а тоскливо.
Кит и Мэл вернулись, когда совсем стемнело. Они заявили, что слишком устали и не готовы к рассказам о плавании.
Слишком устали, чтобы рассказать о Большом плавании? Да весь смысл плавания заключался как раз в его послевкусии, обсуждении игры и взаимных обвинениях: кто оказался совершенно беспомощным при поднятии спинакера, кто не мог вести лодку по прямой, кто не выяснил, что между тремя и пятью часами паб закрыт.
Но ничего такого в этот раз не было или почти не было. Кит сразу ушел к Мэлихоуп, сославшись на сильную головную боль, вызванную, возможно, солнечным ударом, хотя солнце светило в тот день не так уж ярко. Мэл пошел в комнату Тэм выразить ей свое сочувствие, затем остался выпить вина и выслушать папины ужастики о больнице. Но он странно молчал о том, как они с Китом провели время. Папа попытался что-то вытянуть из него, но не преуспел в этом. Два последних дня оказались для него нелегкими. Было видно, что он устал. Мы требовали рассказать историю плавания, но казалось, это лишь раздражало Мэла.
– Все было путем, – сказал он, – хотя и не воображаемая мной идиллия. Кит не слишком хороший моряк, нам мешало течение, и когда мы добрались до конечного пункта, ветер стих, и потому до четырех часов мы просто сидели и бездельничали. Путь обратно занял в два раза больше времени, чем обычно, и еще пошел дождь, и, когда солнце скрылось, стало чертовски холодно.
Конец истории.
Скупые факты были преподнесены в странно безрадостной манере, а не как ожидаемый нами от Мэла веселый анекдот. Трудно объяснить, почему это так разочаровало нас. Дело в том, что плавание было большим событием лета, и мы так надеялись на истории о падении за борт, о мятеже на корабле – неважно, правдивые или выдуманные.
Позже мама спросила, а как мы считаем, не поссорились ли Мэл и Кит. Мне такое не пришло в голову, но ссора на корабле объяснила бы неохотный и краткий рассказ Мэла. Хотя было трудно представить Кита потерявшим спокойствие. Впрочем, Мэл мог оказаться тираничным капитаном, как и любой другой моряк, что я встречала. И, думаю, он вряд ли стал бы распространяться об этом. Я решила, что подлинная история плавания со временем выйдет наружу, но все же нынешняя версия Мэла расстроила нас всех.
Следующее утро оказалось сырым и серым, и настроение у нас было паршивое. Мне захотелось где-нибудь спрятаться, возможно, навсегда, и потому я снова легла в кровать и оставалась в ней до полудня. Алекс писал мне – приглашал поплавать, сыграть в теннис, посмотреть видео с летучими мышами. Я выключила телефон.
Наконец голод взял свое. Поскольку мои эсэмэски Алексу остались без ответа, я натянула одежду, в которой была вчера, и спустилась вниз. Было почти три часа, дом казался пустым, что в любое другое время стало бы для меня облегчением, но на этот раз лишь усилило мое уныние.
В холодильнике нашлись сыр и хлеб, я положила на тарелку и того и другого, добавила два помидора, пошла наверх, села у окна и стала есть и смотреть на улицу.
Даже в серые дни берег прекрасен. Гладкое покрывало облаков висело над морем, как крышка контейнера для бутербродов; на берегу росли чертополох, фенхель и ракитник, ряды молодых скворцов толпились на телефонных проводах. Я видела также бычков, восьмерых или около того, некоторые из них лежали, а другие стояли и щипали траву. Далеко справа был фермерский домик, рядом с ним на лугу паслась парочка швейцарских лошадей, казавшихся серыми из-за тумана.
Люди, выгуливающие собак, не обращали внимания на моросящий дождь. Среди них была женщина с маленькой собачкой, еще одна с двумя колли, пожилой мужчина со спаниелем. И дальше – двое
