Когда-то раньше, Андреас работал тогда еще в горкоме, она пыталась дать ему понять, что он живет неправильно: с головой завалил себя работой и поручениями. Например, лекций и бесед проводит не меньше, чем штатные лекторы, мог бы куда меньше затрачивать энергии на свою работу.
- Вы действительно верите в то, что в состоянии обогреть мир? подколола она его.
- Нет, не в состоянии, - спокойно ответил Андреас. - Но я буду обогревать его столько, на сколько хватит у меня сил. Если мы все будем беречь свою шкуру, то мир и останется холодным, чуждым, стылым и жестким. Если ты ничего не даешь миру, то и он тебе не даст ничего. Все хотят получать, о том, чтобы давать, никто не думает.
Менталитет получательства страшен; если уж и мы, те, кто призван и поставлен организовывать людей, махнем на это рукой и начнем беречь себя, то никогда не выйдем из мира неотвратимости в мир свободы.
Маргит сказала, что мир развивается по своим законам, желание отдельной личности мало что значит, отдельная личность не сможет добиться многого, хоть рвись она и бейся напролет дни и ночи. Андреас рубил свое: отдельная личность должна делать столько, сколько в ее силах, а они, коммунисты, в два раза больше того. К сожалению, даже в их среду уже просочился микроб получательства. Она не удержалась и напрямик спросила, причисляет ли он и ее к этой компании получателей.
- Если вы делаете меньше, чем можете, и думаете только о том, чтобы получать, тогда разумеется, - ответил Андреас с ошеломляющей искренностью.
Андреас, казалось, вообще принимал близко к сердцу проблемы человеческого формирования. При их последней перед его болезнью встрече он говорил, что надо бы гораздо больше внимания обращать на развитие нового образа жизни. Обычно стремятся ограничиться в основном сферой производства, а что делает человек за пределами завода, какие у него идеалы и цели в сфере личной жизни, как он ведет себя в так называемое свободное от работы время, этим интересуются куда меньше. Многие и не стремятся к большему, чем копирование жизненного уклада развитых буржуазных стран. Или она, Маргит, не замечала, что и у нас склоняются оценивать человека по вещам, иными словами - по его имуществу. Завидуют тем, у кого машины и дачи, стараются перещеголять друг друга в одежде, особенно женщины. Пусть Маргит приглядится поближе к облику наших индивидуальных домовладений и дач, как тут слепо подражают загранице. Проекты следуют финским и шведским образцам, делаются десятки телефонных звонков и используются всевозможные связи, чтобы добыть импортную мебель, почтенные мужи и дамы морщат носы при виде отечественной одежды и прочих предметов потребления, коктейли и виски вытесняют среди изысканного люда прочие напитки.
- Как же мы бываем счастливы, рисуемся и важничаем, когда какой-нибудь гость из братской республики или из-за границы ради красного словца восторгается нашей почти западной культурой кофепития и складом быта, говорил Андреас. - Разве вам, Маргит, не бросается в глаза, что вместо книги с большим удовольствием берут в руки удочку, театру предпочитают охоту, без крепких напитков уже не обходится ни одно мероприятие? Не поймите меня превратно, я не против автомобиля или дачи, не против импортных вещей или виски и коктейлей, меня огорчает то, что для очень многих это становится в жизни главным. Гораздо больше, в десятки раз больше мы должны заниматься формированием нового, социалистического образа жизни. Благополучие в старом, буржуазном понимании не должно нас удовлетворять. Надо стремиться к более духовной, несравненно куда более прекрасной жизни.
В таких разговорах и спорах Маргит стала лучше понимать Андреаса. В служебном общении сущность человеческая зачастую остается в тени, неуловимой. На переднем плане струится и блещет некое марево профессиональных интересов и заседательского словопрения, кулуарных шуток и ораторской мишуры.
В свое время, когда они раза два оказывались вместе в командировке, где мужчин частенько одолевает донжуанский пыл, Андреас не пытался завести с ней роман. Предоставь инициативу ему, ничего бы и не произошло. Она сама предложила себя. Андреас не нашептывал ей на ухо нежные слова, не ублажал ласками, до сердца Андреаса она, видно, так и не дошла. Да, Андреас спит с ней, но она, Маргит, жаждет ласки, которую он дарит ей столь скупо. Маргит решила даже порвать с ним, однако не сделала этого. Потому что Андреас мог то, на что был способен лишь ее первый муж.
Хотя их близкие отношения продолжались полгода, Маргит была уверена, что это уже прошлое, что она может их немедленно оборвать, как только Андреас наскучит ей или скудость романтики с его стороны окончательно не выведет ее из себя. Иногда, после ухода Андреаса, от его извозчичьей бесчувственности на глаза Маргит навертывались слезы: ну почему он такой чурбан? Она пыталась вызвать его на ласку, но Андреас все понимал однозначно - снова брал ее. Плоть его она могла возбудить, но душу - никак. После инфаркта Маргит стала понимать, что этот человек значил для нее все же куда больше простого утоления желания. Раньше она вспоминала Андреаса, только когда у нее появлялась охота разделить с ним постель, теперь же за каким-нибудь срочным делом или на совещании она ловила себя на том, что думает об Андреасе. Так же как и сейчас. Ей казалось, что раньше она никогда не вникала в его человеческую сущность, думала лишь о себе. Чувствовала, что он нуждается в ее помощи, и все чаще мелькала мысль: а не пожениться ли им? Тогда бы она смогла заботиться об Андреасе так, как заботятся о мужьях все замужние женщины. Однако разум противился этому, разум говорил, что она взвалит на себя ненужную обузу, инфаркт приводит человека к инвалидности.
Но если даже на этом приеме не может уйти от мысли об Андреасе, то уж не влюбилась ли она в самом деле?
К ней подошел Таавет Томсон и пригласил на танец.
- Я весь вечер дожидался возможности поговорить с вами, - кружа ее в вальсе, начал он. - К сожалению, вы, как истинно первая дама сегодняшнего вечера, все время нарасхват. Слава богу, что хозяин взял на время почетного гостя под свою опеку. Я хотел поговорить о нашем общем друге.
- Вы меня пугаете, - невольно вырвалось у Маргит,
- Простите, если я вас испугал, - галантно продолжал Томсон, - я хотел вас обрадовать. Андреас хорошо поправляется. Инфаркт, конечно, изрядно повредил его сердечную мышцу, но температуры больше нет и давление стало повышаться, немного, правда, но все же. Я говорил с доктором Ноотма, нашим лучшим кардиологом, который в порядке консультации осмотрел его. Во всяком случае, прогноз положительный.
"Знает ли Томсон о наших отношениях?" - думала Маргит.
- Это действительно 'добрая весть для его близких, - решила она выглядеть как можно более чужой. - Конечно, и для меня, мы с товарищем Яллаком прекрасно ладим.
- Товарищ Яллак - для меня он старый друг Атс - принадлежит к послевоенной гвардии наших партийных работников, - мигом подладился к ее тону Томсон. - Когда он был парторгом волости, бандиты боялись его больше, чем уполномоченных милиции или работников госбезопасности. Он задержал их главаря. А вы знаете, что всего лет десять тому назад его пытались убить?
- Что вы говорите! Кто хотел убить? - испугалась Маргит, на этот раз уже всерьез.
- Дельцы, которых Яллак погнал из автобазы. Пытались наехать на него. К сожалению, милиции не удалось найти подлецов и предать суду. Сам Андреас лишь пошучивает над этим, он на редкость мужественный человек. Могу я передать от вас привет?
- Обязательно. Непременно передайте ему от меня привет, - сказала Маргит, несколько неуверенная, оттого что никак не могла понять, знает ли Таавет Томсон об их отношениях или нет.
Едва ли, успокоила она себя. Томсон может предполагать и догадываться, не больше. Андреас не болтун. Он не рассказывал ей ни о лесных братьях, ни о покушении, даже о своих головных болях умолчал. Когда несколько лет назад, оказавшись в одной проверочной бригаде, они познакомились, ее предупреждали, что товарищ Яллак человек очень основательный, ничего формально не делает. Если ему поручают принять участие в каком-нибудь отчетно-выборном партийном собрании, то он не ограничивается тем, чтобы прийти за час или два на место, наспех ознакомиться с положением дел и отсидеть на собрании. Нет, Яллак идет на фабрику или в учреждение за несколько'дней, беседует с рядовыми коммунистами, обсуждает с парторгом и директором до мельчайших подробностей дела предприятия и, если сочтет нужным, обязательно выступает на собрании. При этом ни с кем не согласовывает свои выводы, ни с заведующим отделом, ни с секретарем райкома, и это не раз приносило ему Неприятности. На совещаниях и семинарах Яллак любил говорить, что нормы прекрасно может перевыполнять и такой рабочий, для которого слово "коммунизм" ничего не означает, которого подгоняет лишь деньга. А требуется больше, чтобы хороший, выполняющий нормы рабочий был также человеком с коммунистическими миропониманием и мироощущением. Чтобы каждый передовик вел себя по-коммунистически и вне сферы производства, чтобы углублялись его духовные интересы, чтобы он жил многогранно, широко. Во всяком случае, то, что говорили ей тогда об Андреа-се, вызвало у нее интерес к этому независимому инструктору. Андреас и действовал с заметной самостоятельностью, в нем не было и тени казенщины, но до невероятия основательным он и в самом деле был. Помимо всего, он и как мужчина оказался симпатичным, попусту не болтал, не старался остроумничать. К ней, к Маргит,. Андреас был внимателен, но не увивался, скорее оставался излишне сдержанным, однако почему-то будоражил. Несколько лет тому назад говорили о болезни Андреаса, которая" вынудила его отказаться от любимой работы, но больным человеком он никогда не выглядел. Правда, года два они не виделись, поэтому она и'не могла ничего заметить. В последний год, когда они снова стали чаще встречаться, Андреас нисколько на здоровье не жаловался, может, казался лишь немного уставшим, но и то совсем немного. Возможно, то, что Андреас не пытался сблизиться и ей пришлось предложить ему себя, как раз и исходило от его нездоровья?
