– Ах, вы испугали меня, милая Менгден! Что вам?
– Какая-то женщина домогается свидания с вами, ваша светлость!
– Кто она?
– Она не называет своего имени, но умоляет, чтобы вы приняли ее. Она говорит, что вы хорошо знаете ее, что она имеет право на ваше милосердие.
Анна Иоанновна колебалась с минуту, но потом решительно произнесла:
– Хорошо!.. Впустите ее!
Вскоре вошла женщина высокого роста. Была ли она стройна, или полна – разобрать было нельзя, так как одета она была в какой-то безобразный бурнус мешком, местами порванный. Голова и лицо были закутаны простым черным шерстяным платком. Женщина, по-видимому от холода, сильно дрожала.
– Кто вы, милая, и что вам надо от меня? – ласково спросила Анна Иоанновна.
– Умоляю вас, ваше высочество и ваша светлость, разрешить мне ответить на этот вопрос без свидетелей, наедине, – хриплым, больным голосом ответила незнакомка.
Анна Иоанновна вздрогнула. Что-то знакомое послышалось ей в этом голосе. Она, по натуре трусливая, почувствовала вдруг страх перед этой женщиной и, дрожа, спросила:
– К чему эта таинственность? Почему вы не можете говорить при моей фрейлине?
– Вы сами поймете, ваше высочество, почему мне неудобно говорить при других, – тихо и все так же умоляюще прошептала незнакомка.
– Уйдите, Менгден!.. – приказала герцогиня, подумав: «Что она мне может сделать? Кругом меня слуги…»
Лишь только они остались одни, женщина скинула платок с головы и лица и, опустившись перед Анной Иоанновной на колени, воскликнула:
– Ваша светлость, сжальтесь! Теперь вы видите, кто перед вами?
Герцогиня отшатнулась.
– Вы?! – испуганно вырвалось у нее.
– Да, это я, ваше высочество.
Перед Анной Иоанновной в нищенском костюме стояла на коленях ее бывшая обер-гофмейстерина, красавица вдова, баронесса Эльза фон Клюгенау, сосланная за попытку отравить герцогиню.
Анна Иоанновна была так поражена, что в течение нескольких минут не могла выговорить ни слова.
– Как, как же вы попали сюда? – обрела наконец она дар слова. – Ведь вы же сосланы?
– Я бежала из моего заточения. Счастливый случай помог мне освободиться. О, Боже мой, Боже мой, если бы вы только могли знать, ваше высочество, сколько и каких мучительных страданий выпало мне на долю! – воплем вырвалось из груди несчастной баронессы.
Анна Иоанновна впилась в нее пристальным взором. О да, это было почти незнакомое ей лицо. Перед ней была какая-то маска страдания, окруженная почти совсем седыми волосами, и согбенная фигура, жалкая, приниженная.
Анна Иоанновна пробовала вызвать в себе чувство злорадного торжества, но не могла. Помимо ее воли, острое чувство жалости проснулось и задрожало в ее груди.
– И за что, Господи, за что? – продолжала рыдать и ломать в отчаянии руки Клюгенау.
– Встаньте, баронесса! Мне противно видеть женщину у моих ног! – приказала герцогиня.
Баронесса, шатаясь, встала с коленей.
– Садитесь сюда, в это кресло! – сказала Анна Иоанновна. Она позвонила и явившейся на зов фрейлине кратко бросила: – Велите поскорей согреть и подать красного вина.
На лице фрейлины появилось выражение удивления и любопытства, но она все же беспрекословно поспешила исполнить приказание.
По ее уходе герцогиня сказала:
– Вы вот, баронесса, воскликнули сейчас «за что? за что?». А разве вы не знаете сами?
– Видит Бог, я не виновата, ваше высочество.
– Но ведь вы же пытались отравить меня, околдовать каким-то дьявольским снадобьем?
Тогда Клюгенау поведала герцогине все-все:
– Меня на этот безумный шаг понудила любовь… вы знаете, ваше высочество, к кому. Простите меня за это! Если бы я знала, что этот человек способен так жестоко мстить женщине за ее любовь, я давно прокляла бы его так же, как проклинаю теперь.
Анна Иоанновна вздрогнула. Первый раз в жизни она задала себе вопрос, любит ли ее Бирон как женщину или же только как герцогиню, которой по предсказанию его кудесника предстоит блестящая будущность?
«А что, если он в то время, когда я отдаюсь ему, мечтает о какой-нибудь другой красавице?» – обожгла ее мысль.
Принесли горячее красное вино. Анна Иоанновна собственноручно наполнила стакан и подала его Клюгенау, озноб которой проходил.
– Выпейте это, баронесса, – сказала она, – вам надо согреться. А сейчас я вас уложу.
– Ваше высочество! – У несчастной баронессы вырвался вопль, полный благодарности.
– А об этом больше ни слова. Нас рассудит Бог.
IV. «Цезарь» при смерти. Подложное завещание
Бедный полуребенок, император Петр, в беспамятстве метался на своей пышной кровати.
– Душно мне!.. Это ты, прекрасная гречанка?.. Ах, берите медведя! Он меня съест! Ой, боюсь, боюсь!.. – кричал он диким голосом, вскакивая и сбрасывая с головы «ледяной колпак».
Спальня тонула в полумраке. Тут кроме ученого немца-доктора находились: князь Алексей, племянник «птенца Петрова» – Якова Долгорукого, его беспутный сын Иван, явившийся поистине злым гением для мальчика-императора и косвенно сгубивший его, и «веселая» Екатерина Долгорукая, объявленная невестой умиравшего императора.
Пока они – всемогущие лица при особе императора – были еще в полной силе. Император еще не умер, а только тяжко занемог, и кто знал, как повернется болезнь? Поэтому Долгорукие царили полноправно и властно, никого не допуская в спальню императора.
Диагноз болезни августейшего отрока еще не был поставлен доктором.
– Ну, что с ним? – грубо окрикнул доктора Долгорукий-отец.
– Это вы сейчас узнаете, ваше сиятельство, – сухо ответил верный жрец Эскулапа.
Он вновь приступил к исследованию больного, а в то же самое время между Долгорукими – отцом, сыном и дочерью – в глубине спальни полушепотом шло бурное объяснение.
– Щенок!! – грозно подставляя огромный кулак к полупьяному лицу своего сына Ивана, хрипло прошептал Алексей Долгорукий. – Это все благодаря твоим проклятым кутежам мальчишка заболел.
Князь Иван отшатнулся, но, нахально глядя прямо в лицо отцу, ответил:
– Да не вы ли сами, батюшка, приказывали мне: «Развлекай молодого царя»? Ну, я его и развлекал.
При этом Иван ухмыльнулся гадкой нахальной улыбкой.
– Развлекай, да не простуживая, дубина ты стоеросовая!.. – крикнул князь Алексей и обратился к дочери: – А ты тоже хороша: в руках не умела держать его. О, дурак, о, дура!! Да знаете ли вы, что если Петр умрет, то всему вашему благополучию конец настанет?
Он затопал ногами в бессильной ярости, а затем, насилу овладев собой, отошел к постели венценосца-отрока.
Иван Долгорукий тихо прошептал сестре:
– Не горюй, сестрица, скоро будешь императрицей!.. Эх, все это лечение – глупость одна; дать бы ему опохмелиться.
– Скажите, доктор, что у его императорского величества? – спросил князь Алексей.
Старик-немец сурово посмотрел на него через стекла очков:
– Вам желательно это знать, ваше сиятельство?
– Я думаю! – воскликнул тот в раздражении. – Чего ты тянешь?
Доктор, горделиво выпрямившись, возразил:
– У нас, в Германии, докторам не говорят «ты». Теперь я понимаю, почему вашу Россию называют варварской страной!
– Молчать! – загремел Долгорукий. – Я покажу тебе, как спорить со мной!..
Старик доктор презрительно усмехнулся.
– А знаешь ли ты, что сейчас, сию минуту, ты первый вылетишь вон из спальни? – задал он вопрос всесильному фавориту.
– Что?! – прохрипел Долгорукий, бросаясь на доктора.
– У молодого императора черная оспа, и он должен умереть через несколько дней. Черную оспу вы, варвары, называете «черной смертью». Так вот у бедного царственного отрока – эта самая черная смерть. И яд этой болезни так прилипчив, что, может быть, вы все, здесь присутствующие, уже поражены им, и скоро вместо вас получатся безобразные трупы, которые засмолят и в медных гробах опустят в землю.
Крик ужаса вырвался из груди Екатерины Долгорукой:
– Черная оспа! Черная оспа!
На нее как бы столбняк нашел, «белый» ужас.
Но вдруг она опомнилась и с перекошенным от страха лицом бросилась бежать вон из спальни.
– Стой, куда ты?! – заступил ей дорогу Иван Долгорукий.
– Держи ее, Ваня, она переполох наделает! – хрипло прокричал отец.
Но сильным движением княжна Екатерина вырвалась из рук брата и выбежала из страшной спальни в зал, где в ожидании известия о ходе болезни императора толпилась масса придворных.
С треском распахнулись двери опочивальни больного государя. Стоявший у дверей арап в испуге отшатнулся в сторону. Появление Екатерины Долгорукой с искаженным от страха лицом поразило все собрание придворных.
– Что это?.. Что это с ней?.. – послышался недоумевающий крик испуга.
А «невеста» его величества продолжала мчаться среди расступившихся сановников, крича, как одержимая нечистой силой:
– Черная смерть! Черная оспа! О, какой ужас: черная оспа!
