Бирон, спокойно выслушав эту длинную тираду Остермана, пожал плечами и насмешливо спросил:
– А нам-то до всего этого какое дело? Пусть они грызутся – нам будет легче жить в чужой стране.
– «Чужой», сказали вы, Бирон? Почему вы так назвали Россию? Я считаю Россию теперь своей второй родиной.
– Вам, ваше превосходительство, сразу повезло… Вы еще никогда не получали в лицо оскорблений от этих дикарей. Легко вам говорить! Но мне…
– Бирон! Вы с ума сошли! Ведь вы – интимный друг русской царевны! Неужели вы станете утверждать, что вам не повезло тоже сразу? Не забывайте одного: ведь и я – человек образованный – и то не сразу завоевал себе то положение, которое занимаю. А вы?.. Мы говорим с вами с глазу на глаз… Кто вы? Имеете ли вы право… претендовать на положение еще более блестящее, чем то, которое вы занимаете?
Бирона передернуло.
– Не будем об этом говорить, ваше превосходительство! – произнес он. – Недалеко то время, когда вы будете величать меня не Бироном, а «ваша светлость». Итак, император умирает. Теперь вы верите в это?
Остерман встал и в волнении прошелся по кабинету.
А Бирон, не встречая его возражений, продолжал:
– И я вам говорю: действуйте, действуйте, Остерман!
Глубокая складка прорезала лоб дипломата.
– Вы верите в Анну Иоанновну, Бирон? – спросил он.
– Это насчет чего?
– Насчет того, что она будет верна нашей партии? Я хочу сказать, что, если мы изберем ее императрицей, не забудет ли она наших услуг?
Бирон расхохотался:
– Будет ли она верна – спрашиваете вы? Ха-ха-ха!
Хохот Бирона был неожиданно прерван стуком распахнувшейся двери. На пороге стоял доктор-немец. Он был сильно взволнован.
– Я… я к вам… Надо переговорить! – произнес он запыхавшимся голосом и вынул стеклянную банку с трубкой.
Остерман вскочил и пошел ему навстречу.
– Мой дорогой Оскар, – начал было он, но сразу отшатнулся: распыленная струя какой-то едкой, отвратительно пахнущей жидкости ударила прямо в лицо ему. – Что вы делаете? – закричал великий дипломат.
– Так нужно… Это – легкое противодействие против той заразной болезни, от которой послезавтра должен скончаться русский император!
Запах дезинфекционного средства распространился по кабинету Остермана.
– А он? Он умирает? – быстро спросил Бирон.
Доктор выразительно посмотрел на Остермана и вместо ответа спросил:
– Могу я говорить?
– Да, да, говорите все, любезный Оскар Карлович! Это – свой, наш человек. Это – господин Бирон, который, быть может, очень скоро будет полновластным хозяином России.
Немец-доктор отвесил Бирону поклон и сказал:
– Виноват, я не знал… В таком случае я могу сказать то, что видел и слышал, а так как вы – немец, то я буду говорить на нашем языке.
И он начал рассказывать все, что видел и слышал в спальне умирающего императора. Оказалось, что только одно ухо почтенного доктора было приковано к телу Петра Алексеевича, другое – воспринимало слова всех сцен семейки Долгоруких.
– Я слышал все, все! Да! Я забыл упомянуть, что я видел, как вошел старый человек, похожий на обезьяну, которому этот князь сказал: «Все ли ты принес, чтобы сделать фальшивое завещание?»
Остерман и Бирон переглянулись.
– Куда вошел этот человек? – спросил Остерман.
– В комнату рядом со спальней государя.
– Долго они там пробыли?
– О, нет! Минут пять… – Доктор громко расхохотался. – Вы думаете, откуда я это знаю? Слушайте! Я сказал Долгорукому, что мне надо ехать приготовлять лекарство для императора, а сам, выйдя из одной двери опочивальни государя, вошел в нее обратно через другую, секретную, и спрятался за кровать бедного мальчика. И я видел, как этот варвар снимал перстень с руки императора, как он громко говорил: «Прощай, Петр Алексеевич!» Тогда я торопливо побежал к вам, чтобы предупредить вас. О, они замышляют что-то недоброе!..
С тоской и тревогой глядел Бирон на Остермана, думая в то же время:
«Ну, если ты, великий искусник в интригах, не найдешься, как надо теперь поступать, то что же я могу поделать?»
Остерман, казалось, прочел это в глазах Бирона.
– Так, так! – произнес он. – Игра задумана мастерски, но…
– Но вы надеетесь помешать им? – перебил Бирон.
– Да, думаю… А вам, Оскар Карлович, большое спасибо за сообщение. Оно вовремя и кстати. Эту услугу не должен забыть господин Бирон, если случится то, что мы предполагаем.
– О, да! – воскликнул Бирон. – Вы будете щедро награждены императрицей.
– Императрицей? Какой? Разве у нас будет императрица?
– Ну, об этом еще нечего говорить. Поезжайте лучше поскорее к императору. Кстати, он непременно должен умереть послезавтра? – спросил доктора Остерман.
– Я уверен в этом.
– А дольше он может протянуть?
– Это будет зависеть от работы его сердца.
– А поддержать нельзя какими-нибудь возбудительными средствами?
Немец-доктор, пожав плечами, ответил:
– Можно, но надежды на отсрочку мало.
– А вы все-таки попытайтесь, милый Оскар Карлович! Для меня важен каждый лишний час жизни императора, – выразительно поглядел на доктора Остерман.
Когда доктор удалился, Бирон спросил Остермана:
– Я не могу понять, какое же подложное завещание собирается сфабриковать Долгорукий? В чью пользу?
Остерман усмехнулся:
– Это доказывает, мой милый друг, что из вас никогда не выработается дальнозоркий государственный человек. Неужели вы не догадываетесь, о ком будет идти речь в подложном тестаменте императора?
Бирона осенило.
– Как? – воскликнул он. – Неужели у Долгорукого явилась безумная мысль, что российский престол может перейти к его дочери Екатерине, нареченной – по пьяному делу – невесте умирающего Петра?
– А почему бы у него и не могла зародиться подобная безумная мысль? – невозмутимо продолжал Остерман. – Скажите, Бирон, положив руку на сердце: по какому праву Анна Иоанновна может надеяться на корону?
– Позвольте, Остерман, но ведь она – русская царевна, племянница Петра Великого.
– Ну, и что же? А разве у Петра нет двух дочерей, Анны и Елизаветы? Заметьте, они – дочери царя, а не племянницы, как Анна Иоанновна. С сегодняшнего вечера, когда стало известно о смертельной болезни императора, уже началась подпольная работа всех партий. В ту минуту, когда мы с вами говорим, я могу поклясться, что и у Голицыных, и у Долгоруких, и у… нас идут тайные совещания! – Остерман рассмеялся я продолжал: – Только я, право, не знаю, стоит ли мне принимать участие в хлопотах за Анну Иоанновну?..
– Как? Вы, Остерман, хотите изменить нашей партии? – в страшном испуге воскликнул Бирон.
– Подождите, подождите, мой милый Эрнст! – насмешливо произнес Остерман. – Я хочу только сказать, что в случае нашей победы вы весь успех припишете Джиолотти.
Бирон только руками замахал.
VI. Ночь во дворце в момент смерти императора
Прошел день после страшного приговора доктора-немца над участью несчастного венценосного страдальца.
Москва оглашалась звоном церковных колоколов: это во всех сорока сороков служили молебны о ниспослании исцеления страждущему государю императору Петру Алексеевичу Второму. Но слух о том, что надежды на выздоровление царя нет никакой, проник в народ и во все слои населения первопрестольной столицы.
– Кончается наш молодой царь!
И Петр Алексеевич действительно кончался. В течение дня он несколько раз ненадолго приходил в сознание.
– Что это… что со мной? – еле слышно говорил он.
– Вы тяжко больны, государь, – склонялся к его лицу бесстрастный Алексей Долгорукий.
– Я не умру? – с трудом шевелил языком император.
– Бог даст, оправитесь, ваше величество…
– Где Катя? Пусть она придет ко мне… Отчего она бросила меня?
– Недужится и ей, государь, – ответил Долгорукий.
Но вслед за этими короткими секундами просветления Петр Алексеевич опять впадал в предсмертное забытье.
Бедняга доктор Оскар Карлович еле держался на ногах от утомления, так как он не спал уже третью ночь. Несколько раз, для усиления деятельности сердца, он вводил под кожу императора возбуждающую жидкость камфоры.
В опочивальне Петра Алексеевича стоял отвратительный запах. Гнойные чернооспенные нарывы лопнули, и зловонная жидкость струила страшную заразу.
– Хоть подушили бы вы чем-нибудь, докториус! – не выдержав, обратился Алексей Долгорукий к доктору.
– Наденьте на лицо вот эту маску. Это предохранит вас от заразы, – сумрачно произнес немец и подал Долгорукому маску из марли, насыщенную карболкой.
– Не надену! – гневно воскликнул вельможа. – Негоже русскому князю щеголять в машкерадной личине!
– Как вам угодно!.. – пожал плечами Оскар Карлович. – Как врач, я обязан был предупредить вас об опасности заразы.
Волнение Долгорукого было понятно: он знал, что там, за дверями спальни, в комнатах дворца, сидят и ведут потайную беседу все власть имущие верховники, разбившиеся на различные партии.
