забрала его, – глядя мне в глаза, произнесла она, – забрала колдовством.
– Я ничего у тебя не забирала, – мотаю я головой. – Моя вражда направлена только против Уильяма.
– Лгунья! – выплюнула Фиона и достала из-под плаща какое-то рванье.
Мою куклу!
– Ты сделала это. Ты украла ребенка из моей утробы. Украла прежде, чем я увидела его личико. Прежде, чем я успела дать ему имя!
– Я не делала этого. Клянусь своей жизнью.
Но мне не по себе. Вспомнился наш с Древнейшей разговор:
«Цена будет высока…»
«Я любую заплачу».
Какую же сделку я с ней заключила? Какую цену заплатила?
3
Очередной виток вьюжного месяца, и холмы снова покрыл снег. Долину он пока не затронул, но потемневшие небеса по-прежнему угрожающе хмурятся.
Фиона более не ходит в лес. Она сказала все, что хотела. Но иногда во сне я вижу ее лицо и слышу резкий обвиняющий голос. Меня это тревожит, хотя я действительно не забирала у нее ребенка. Я жаждала рассчитаться с Уильямом, а не с ней. И все же меня часто мучает тот мой разговор с Древнейшей. Я помню, с какой улыбкой она стояла у порога моей хижины. Помню, как ярко блестели ее глаза.
Сколько же ей на самом деле лет? На какой древней, далекой земле она произошла? Странствующий народ не рождается и не умирает. Мы просто странствуем – вот и все. У нас нет родителей, нет детей. Мы парим в воздухе, семенем произрастаем в земле и пускаем корни везде, где только можно. Мы растем, цветем и движемся дальше. Мы – странствующий народ.
Я пытаюсь представить ребенка Фионы, если он и правда у нее был. Мне представляется маленькая копия Уильяма с глазами цвета колокольчиков и сверкающими на солнце волосами. Я ведь прокляла весь род Уильяма. Сказала, что увижу, как он прервется. Поклялась в этом на могиле отца Уильяма и запечатала клятву оставленным камнем с руной. Похоже, мои слова сродни брошенным в озеро камням, от которых идет рябь аж до самого берега. Кто еще их услышал? И как много знает Древнейшая?
Прошлой ночью я снова ходила к ней. Февраль – месяц Волчьей луны, и вчера Древнейшая выла и стонала. Небо заволокло клочками туч. Дул яростный, порывистый ветер. Боярышник среди этого мрака чернел, как паучье гнездо, был холоден, как могила, и спал, как армия живых мертвецов…
В тусклом свете вокруг Древнейшей серели и чернели камни волшебного кольца. Из деревни не доносилось ни звука. Лишь несколько окон золотило невыносимо далекое свечение очага. Древнейшая спала, но под корой боярышника уже чувствовалось приближение весны. Там, в глубине, течет кровь. Она видит сны. Она поет. Она шепчет.
– Древнейшая, – позвала я.
От боярышника дохнуло легкой волной чего-то, похожего на веселье.
– Древнейшая, пожалуйста, поговори со мной.
В ответ – тихий, отдаленный смех, словно смеется ребенок, играющий глубоко под землей волшебного кольца. Мне становится слышна музыка, голоса:
Мэри Мак, Мэри Мак,Дитя в мешке не держи.Не отыскать никому его так,Безумная, безумная Мэри.
Древнейшая смеется надо мной? В любом случае она ничего не говорит. Лишь зловещая мелодия доносится из-под земли, где корни боярышника уходят на невероятную глубину, до самых Зеленых кущ и даже дальше – царства мертвых.
4
Еще один виток вьюжного месяца – и новые вести из замка. Уильям не идет на поправку, несмотря на целую армию врачей. Вызван еще один специалист: эксперт по всему загадочному и необъяснимому. Он заявил, что Уильям околдован, и потребовал для своих лекарств разнообразные дорогие ингредиенты.
Этот мужчина, естественно, шарлатан. Все доктора Уильяма – шарлатаны. Через кольцо я наблюдала за тем, как они приходили и уходили со своими настойками, эликсирами, пиявками, баночками, песнопениями, талисманами и заклинаниями. Но этот мужчина и на самом деле специалист. Он приехал с двумя возами книг и после двухнедельного изучения болезни раскрыл Уильяму ее причину.
«Уильям – жертва проклятия ведьмы на крови, – заявил он. – Наложенное в свете Голубой луны и напитанное черной магией, оно может быть снято ягодами рябины, красной нитью, заклинанием с руной райдо [26] и сердечной кровью ведьмы, пролитой при свете Вороньей луны [27]…»
На это у них мало шансов. Уильям уже пытался найти меня и не смог. Сейчас, когда вовсю действуют мои чары, показаться ему – безумие. Тем не менее меня тянет к нему. Я хочу увидеть его. Столько месяцев прошло, а я так и не позабыла Уильяма. Я вижу его лицо во снах. Слышу его голос. Ощущаю его прикосновения. Как бы ни была сильна моя ненависть, часть Уильяма осталась внутри меня. Занозой под кожей – острой, болезненной, слишком крохотной для извлечения. И все же мне необходимо освободиться от него полностью, чтобы я наконец вновь смогла стать собой.
В деревне только и разговоров, что о ведьмовстве. Люди завешивают двери красным тряпьем, ходят в церковь, постятся, молятся и пытаются умилостивить Безумную Мэри, принося ей подношения под волшебное дерево. Всеми признано: в болезни Уильяма, в потере ребенка Фионой и во множестве других бед – захворавших овцах, не дающих молока коровах и заплесневелом зерне – виновата Безумная Мэри. Малейшие неурядицы и неполадки приписывают вмешательству ведьмы. Матери укачивают младенцев, напевая колыбельные о королеве Зимы. Дети с криками гоняются друг за другом, нацепив на лица маски, вырезанные из мешков. Белоголовая ворона говорит, что в городе по рекомендации нового доктора Уильяма повешены две ведьмы и несколько женщин находятся под подозрением: это, без сомнения, нищенки или старухи не в себе, которые не соображают, что надо бежать. Людей, попробовавших крови, сложно усмирить. Мне теперь нельзя быть увиденной. Сороками разлетаются слухи. Волчья луна убывает, и вскоре взойдет Воронья. Волшебная луна, при которой моя кровь обретает особую ценность…
Март
Безумный месяц
За город людей он послал,Меня он, смуглянку, позвал.Послал людей он за мной,За той, что не сделал женой.О, нисколечко врач-человекНе облегчил страданий разбег.Смуглянка лишь может помочь,Прогнать все страдания прочь.«Баллады Чайлда», баллада 295
1
Март – дикий, безумный месяц. Месяц нарциссов, гиацинтов, чистотела, аконитов, фиалок, первоцветов и крокусов. Март приходит вместе с буйством белых цветов терновника, с играми зайцев и вольными песнями жаворонков. Март приходит, и зима подает руку полной надежд весне. В который раз уже кружат в танце сезоны, и земля пробуждается от их поступи.
Однако холод еще не ушел. Февраль был мягок, потому в деревне страшатся сурового марта. Королева Зимы теряет власть и оттого сильнее ярится. Древнейшая же в волшебном кольце тихо поет, обещая возрождение. Жирнеют овцы, возвращаются с юга дикие утки, в реке плещется лосось.
В моем доме на озере жизнь бьет ключом: резвятся выдры, лягушки и певчие птицы. В лесу течет березовый сок. Я собираю
