на сегодня я просто оставлю тебя здесь. Может, в голове у тебя прояснится, и ты немного задумаешься о своей виновности во всем этом. Ладно?
– Томас, остановись. Ты не можешь меня вот так бросить.
– Все с тобой будет прекрасно.
– Томас.
– Спок-нок.
– Ты вернулся.
– Проголодались?
– С такой-то кучей батончиков? Как тут проголодаешься?
– Я вам даю почти всю пищу, Кев, потому что вы были первым. Но теперь вас тут четверо, и мне придется очень тщательно делить то, что осталось.
– Четыре человека?
– Наверное, я вам этого пока что не сообщил.
– У тебя тут четыре человека?
– Оказалось даже не так трудно, после вас-то. Признаю́, другие не были, знаете, людьми военными. А с моей мамой и вовсе проще простого.
– У тебя здесь твоя мама?
– Нам нужно было о многом поговорить.
– Можно понять.
– Ну еще бы.
– Ты человек семейный.
– Мне сарказм не нужен, Кев. Все выстраивается по порядку. Выходит так гладко, что я уверен – оно было суждено. И надо поблагодарить вас. Все стало возможным из-за вас.
– По крайней мере, пока не придут и тебя не пристрелят, а это случится уже совсем скоро.
– Знаете, Кев, я не уверен, что это правда. Пока все это длится три дня, и я не вижу и не слышу никаких намеков, что сюда кто-то идет. Для меня это вообще-то знак того, насколько далеко астронавты выскользнули из нашего коллективного уважения. Думаете, Нилу Армстронгу позволили бы вот так вот гнить на военной базе два, три дня? Да мигом бы устроили международную облаву.
– Знаешь, а я уже не уверен, нужно ли мне с тобой дальше разговаривать. Чего слова тратить. В любую минуту увидишь тень среди деревьев, это будет снайпер, который тебя пристрелит.
– Кев, это очень живая и наглядная картинка. Вы человек военный, поэтому допускаю, что, вероятно, вы на такое дрочите, представляя, как пули пробивают черепа и мясо. Но я это в голову брать не буду. Сегодня хороший день.
– Ты все гаже и гаже.
– Нет, Кев, мне все лучше. Прошлой ночью я немного поспал, и потом что случилось сегодня утром – это значит, что для меня все солнечнее, с каждым днем. Ответы, которые я получаю, перво-наперво очень мне на пользу. А только что со мной случилось самое безумное и лучшее, пока я гулял утром по пляжу. Я увидел женщину, и, кажется, это знак всякого хорошего впереди.
– Ты видел женщину?
– Да. Я знаю, что этот парк закрыт, и прибрежная полоса должна быть безлюдной, но сегодня утром, перед тем, как вы проснулись, я пришел к утесам, которые смотрят на океан, и там был самый прилив, поэтому я раздумывал, рискнуть мне спуститься к пляжу или нет. И вот стою я там и вижу – вдоль берега идет фигурка. Я перепугался оттого, что вообще вижу кого-то, поэтому упал наземь – счел, что это кто-то ищет вас, или конгрессмена, или еще чего-то. И вот сижу я в траве, а потом высовываюсь – а фигурка ближе, и я понимаю, что это женщина. Женщина с собакой. Я продолжал за нею наблюдать, пока она подходила ближе, и довольно скоро уже мог различить, что на ней такой толстый свитер крупной косичкой, и джинсы подвернуты до икр, идет она босиком и кидает теннисный мячик в прибой, а собака мячик вылавливает. Солнце было еще низко, и все выглядело золотым, и я подумал, будто вижу свою судьбу.
– Невероятно, что я вынужден это слушать.
– То есть, это была женщина моей мечты, Кев! Безумнее любых моих фантазий. И на миг я подумал, что можно к ней подойти. Знаете, сбежать на пляж и с нею воссоединиться. Но следом я осознал, что не могу. Я не мог с нею поговорить, потому что у меня тут вы, и я ненавидел себя за это, за то, что взял вас и лишил себя шанса с нею, а потом мне стало от самого себя смешно, потому что раньше я никогда и на сотню миль к такой женщине не подходил, ни разу не пытался подкатывать ни к кому из таких, как она, поэтому кого я тут обманываю? Я никогда не мог дотянуться ни до кого, мне желанного. Но надо сказать вам спасибо, Кев, потому что если б не вы, меня бы тут не было, и я б ее не увидел.
– Думаю, тебе с ней нужно поговорить. Сейчас же. Может, она еще там.
– Постойте, что? Довольно резкая смена тона получилась. О, я понимаю. Хотите, чтобы я с нею заговорил, чтоб она заинтересовалась, кто я, почему я тут, может, сообщила обо мне местной полиции, может, выразила какую-то смутную тревогу, что человек оказался на закрытой армейской базе. Так вот именно поэтому я и не могу с нею поговорить. Я не такой дурак, Кев! Но блин, с другой стороны это же может быть знак, верно?
– Наверняка это знак.
– Ну да, правильно? С чего бы такой женщине, кто по всем статьям соответствует описанию, которое существует у меня в голове с тех пор, как мне исполнилось десять, ходить в одиночестве по этому заброшенному пляжу? Откуда она взялась?
– Она тебя ищет, Томас.
– Не надо разговаривать со мною свысока.
– Я верю в судьбу, Томас. Я так со своею женой познакомился. Мы не должны были вообще встретиться. Я опоздал на самолет, в итоге оказался с нею на соседних креслах в зале ожидания – и вот. Я верю в истинную любовь, и в судьбу, и в любовь с первого взгляда. И думаю, что и то, и другое, и третье у тебя прямо сейчас на пляже. Поэтому дурак ты будешь, если не воспользуешься.
– Блин. Как это трудно.
– Это легко. Легче всего на свете. Вперед.
– Надо, правильно?
– Надо.
– Черт. Но я увяз.
– Надо действовать, чувак. Тебе нужно с нею поговорить. Далеко ли она могла уйти? Дуй за ней. Это как раз та сцена в кино, когда парень бросается за женщиной, с которой ему предназначено быть. Иди.
– Думаете, стоит?
– Думаю.
– Блядь. Может, тут все дело именно в этом. Вы, конгрессмен, моя мама, Хэнсен – может, все это должно было привести меня к этой женщине в свитере.
– Это единственный логичный ответ.
– Уже вернулся? Не повезло?
– Нет. Вообще ни слуху ни духу.
– Но сегодня же, попозже. Тебе, значит, нужно будет ее поискать.
– Зачем?
– Если она сейчас
