у него была на то причина. Ведь именно он не дал шелки утонуть и он взял его с собой на «Кракен». Члены команды быстро пришли к тем же выводам и теперь, когда главная опасность была уже позади, не стеснялись высказываться против бывшего друга.
– Маккрэканн привел на борт лежня, а тот принес беду, – сказал один.
– Он всем нам должен, – добавил другой. – Из-за него мы все потеряли заработок.
– Да его зять, наверное, вовсе не человек, – пробормотал третий, тайком изобразив жест против сглаза.
Несмотря на ропот, никто из моряков не смел смотреть на врага. Они выглядели мрачными и злыми, но все отводили взгляд. В то же время китобой не сомневался, что слухи быстро разлетятся по островам и все узнают: он предал своих товарищей ради чужака.
– Мы больше не сможем здесь оставаться, – сказал он шелки по пути к дому. – На рынке откажутся покупать товары моей жены, моей дочери будут сторониться в церкви. Что же я натворил? Разрушил свою семью, свою жизнь, которую так долго строил. Зачем я прислушался к тебе и твоей страшной сказке?
– Вы поняли, что это правда, – ответил шелки. – И в глубине души всегда знали, что вы – дитя океана.
Отец Флоры упрямо покачал головой.
– Мне нравилась эта работа, но моя любовь к морю еще не значит, что я один из вас.
– То есть вы признаёте, что вам известно, кто я такой?
– Безумец, – отрезал китобой. – Безумец и убийца.
При этом он не смотрел шелки в глаза, а голос его звучал низко и хрипло.
– А что по поводу кедрового сундука на замке?
– А что по его поводу? – отозвался китобой. – У всех женщин есть бельевой сундук. Это ничего не доказывает. Я доверяю своей жене.
– Так покажите, что я ошибаюсь, – с вызовом произнес шелки. – Загляните в него. Если там есть тюленья шкура, коснитесь ее, и к вам вернутся воспоминания. Тогда вы поймете, что вас обманули. Забрали вашу жизнь и вашего ребенка – ибо Флора стала бы одной из нас, если бы ее приняли в клан еще младенцем. А теперь и мое дитя ждет та же страшная судьба…
Китобой тяжело вздохнул.
– Довольно. Я проверю сундук. Если найду там что – на месте и решу, как поступить.
С этим он погрузился в мрачную тишину, и шелки уже никак не мог его разговорить. Они выбрали длинную дорогу и подошли к дому на холме ровно в тот момент, когда зазвенели церковные колокола.
Путешествие шелки выдалось длинным и странным. Ему тяжело пришлось на борту «Кракена», а возвращение на острова оказалось и того тяжелее. Здесь, на тропе, ведущей к дому, он втайне надеялся на то, что во всем ошибся, и Флора ни в чем не виновата, и его подозрения не верны.
Все-таки смотритель маяка отчасти обезумел от одиночества, горя и злобы. Тогда, среди тюленей и шхер, его история казалась логичной, но на суше представлялась чистой выдумкой – даже самому юноше. Разве шелки могут существовать? А та девушка из клана Серых Тюленей всего лишь привиделась ему от изнеможения и отчаяния. Той ночью он замерзал от холода и не мог мыслить здраво, и не было ничего удивительного в том, что воображение сыграло с ним злую шутку.
Шелки почти переубедил себя к тому времени, как подошел к дому китобоя, окруженному весенними цветами. Тропу на склоне холма окружали розовая армерия, фиолетовая смолевка, ирис и нивяник, желтый утесник и примулы, сиреневые стебли горошка. Шелки еще не видал такого обилия цвета, и, когда на порог вышла Флора во всем белом, как в день их свадьбы, проведенное на «Кракене» время показалось ему всего лишь далеким ночным кошмаром.
За ней стояла мать, а за ее плечом – бабушка. Обе в лучших нарядах, с убранными под кружевные чепчики волосами. Старуха оделась в черное, ее дочь – в серое. Флора в белом платье держала в руках младенца, закутанного в тюленью шкуру и наряженного в длинную льняную сорочку…
Флора наконец поддалась на уговоры и решила дать дочери имя. Удивительно, как матери удалось на нее повлиять и посеять зерна сомнения, даже не упоминая о шелки и не говоря открыто о том, что должно было остаться в тайне.
– Без имени твое дитя будет в опасности, – объясняла она. – Оно станет легкой добычей для голодного кочующего народа. Ее отберут, похитят у тебя, и ты больше никогда ее не увидишь!
Флора постепенно смирилась с тем, что может защитить свою дочь лишь крещением, и теперь, при виде вернувшегося мужа, сама поняла, как затянула с решением. Она прижала дочь к груди и пообещала себе, что никому не отдаст эту малышку, которую любит больше всего на свете, – ни шелки, ни клану Серых Тюленей, ни даже самой госпоже Смерти.
Она улыбнулась мужу, хотя сердце ее бешено колотилось от страха, и воскликнула:
– У нас родилась дочка, любовь моя! Смотри, она вся в отца. Как тебе имя Гормлет, что значит «принцесса»? Или Мойра, «морская звезда»?
Шелки застыл в неуверенности. Медленно обвел взглядом младенца в руках Флоры, белую сорочку с вышивкой и кружевом… Ведь это, наверное, одежда для крещения? А в деревенской церкви звенят колокола…
– Я опоздал? – вскричал он. – Не успел на крещение?
Флора снова ему улыбнулась.
– Что ты, я знала, что сегодня вы возвращаетесь в порт. Услышала от одного возничего в гавани. Мне очень приятно, что ты здесь и поможешь выбрать имя для нашей очаровательной дочери.
В эту минуту Флора Макгилл искренне верила в свои слова. Мечта об идеальной семье затмила собою все страхи и подозрения, что пробудила в ней мать. Она посмотрела на своего мужа и уловила в его глазах ту дикую искру, что горела в них раньше, и от этого в ней самой вспыхнуло погасшее было пламя.
Шелки подумалось, что сейчас Флора особенно прекрасна. У него вновь появилось желание отмахнуться от всего, что он узнал, нырнуть в уже привычную жизнь, словно тонущий человек в волну, сдаться слепому неведению. Здесь у него были дом, красивая жена, добрая семья. Он мог быть счастлив… Или, по крайней мере, удовлетворен тем, что имеет.
Один взгляд на младенца, завернутого в тюленью шкуру, развеял эти мысли. Юношу охватила уже знакомая ему лихорадка, и тошнота подкатила к горлу. Разве не чудовищно уложить его дитя в шкуру тюленя? Не ему ли, шелки, она принадлежит? Он потянулся к ней дрожащей рукой, чтобы коснуться мягкой
