шерсти…
Однако воспоминания не вернулись к нему, не пришло желанного прозрения. Это была всего лишь обычная шкура. Шелки ощутил одновременно и облегчение, и разочарование. Он хотел знать наверняка, где правда, а где ложь, оставить все переживания позади. Ему бы лишь заглянуть в сундук, проверить, хранится ли там его шкура…
Флора носила серебряный ключ на шее, как талисман, но шелки обратил внимание, что у ее матери и бабушки были точно такие же ключи, мерцавшие под кружевными воротниками. У старухи он висел на черной кружевной ленте, у матери – на крепком сером шнурке. Ему никак не забрать ключа, не вызывая подозрений, но все ответы на его вопросы хранятся в кедровом сундуке. А без них было бы неразумно прерывать обряд крещения. Вдруг он ошибся? И девушка из клана Серых Тюленей солгала ему? И там нет никакой шкуры и он просто все придумал?
– Мы сильно устали и замарали одежду в плавании, – наконец сказал шелки, обращаясь к жене. – Позволь нам отдохнуть немного и переодеться, и мы присоединимся к вам на церемонии.
Флора внимательно посмотрела на мужа.
– Что ж, хорошо, мой милый. Встретимся в церкви и вместе отпразднуем крещение.
Жена китобоя слушала их с нетерпением. Ей хотелось скорее покрестить младенца, чтобы закрепить его за Народом. Слухи быстро разлетались по острову, и она уже знала обо всем, что произошло на «Кракене». История для нее была не то чтобы новая, и мать Флоры догадалась, что их мужья вот-вот узнают правду, что они стремятся заглянуть в кедровый сундук. Что же тогда станет с той жизнью, которую она для себя построила? Как повернется судьба ее маленькой внучки?
Тут она вспомнила о бабушке. Если та останется дома, им ничего не грозит. И в любом случае старуха отвлечет мужчин разговорами, пока идет крещение, а это самое главное. Все-таки юношу из клана шелки найти несложно, а вот лишиться внучки было бы страшной потерей для семьи. Поэтому она дала знак своей матери, чтобы та приглядывала за домом, и поспешила за дочерью к церквушке на холме, где священник уже ждал дитя, готовый навсегда связать его с Народом.
Шелки с тестем остались в компании бабушки Флоры, и старуха с насмешкой наблюдала за тем, как они беспомощно переглядываются.
– Да, – сказала она, – как много надо принять решений! Белая рубашка или черная? Шапка из тюленьей шкуры или непокрытая голова? Мужчины ведь самолюбивы и тщеславны, особенно те, что вышли из моря. При этом их легко обвести вокруг пальца. Так было и так будет всегда.
Шелки взглянул на нее и улыбнулся.
– Решение может быть только одно, старая матушка. Отдайте мне серебряный ключ, который носите на шее на цепочке, а вместе с ним – мою тюленью шкуру.
Она рассмеялась.
– Поздно ты спохватился, сынок. Я же тебя предупреждала: не просто так это называют брачными узами. А ты не послушался и попал в ловушку. Да, знавала я как-то мужчину, похожего на тебя. Красивого, упрямого, безрассудного и гордого. Он подарил мне дочь, но оставил нас одних. Выходцы моря всегда были вероломны. Поэтому мы и берем что можем и храним свои тайны, ведь что еще нам остается в мире, которым правят мужчины по своим законам?
– Вы искалечили его жизнь, – сказал шелки.
– А как он искалечил бы мою? – с нажимом произнесла старуха. – Для него и ему подобных я была всего лишь нянькой и кормилицей. Он забрал бы нашу дочь и отдал ее морскому народу. Может, даже заплатил бы мне золотом, как у них это принято. А потом я уже не узнала бы ее шкуру среди тех, что лежат на торговых лотках в рыночные и праздничные дни. Все мужчины одинаковы – что на суше, что в море, – добавила она, вскинув подбородок, и ее глаза зажглись внезапно яростью. – Вы принимаете все женские дары – ее тело, любовь, ребенка – и при этом все равно жаждете свободы…
Шелки вздрогнул от этих слов, но все же не отвел взгляд.
– Дай мне ключ, старуха, а не то я отберу его силой.
– Конечно, – сказала она, – мужчины так все и решают – силой. Что ж, бери, если тебе так хочется, но попомни мои слова, человек моря: о чем-то лучше и забыть.
Она выудила серебряный ключик из кружева на шее, передала шелки и последовала за ним в пустой дом, все еще пылая гневом. Китобой шел за ними, вверх по ступеням навстречу кедровому сундуку, таившему в себе много секретов.
Сундук был старый, потемневший от времени, но еще окутанный слабым ароматом кедра и лаванды из саше, вшитых в подкладку. Внутри обнаружилось свадебное облачение Флоры из шкур бельков, под ним – наряд матери из тяжелого атласа, обитого мехом, а еще ниже – платье бабушки, настолько старое, что кружево в нем походило на осенние листья, а шелк – на древние страницы Библии.
Старуха покачивалась в кресле-качалке у очага и наблюдала за тем, как мужчины роются в сундуке.
– В нем я выходила замуж, – сказала она. – Такое чувство, будто с тех пор прошел уж целый век, но все же была я когда-то невестой, и причем вполне счастливой… Пока мой муж меня не предал.
– Он вас не предал, – возразил шелки. – Но не смог выдержать страшной правды.
Старуха пожала плечами.
– У него был выбор. Как и у вас: можете уберечь свою нынешнюю жизнь, а можете от нее отречься. У вас обоих есть и жена, и дочь. Неужто вы пожертвуете всем этим ради призрачной гордости?
Шелки ее не слушал. Он осторожно доставал из сундука все ткани, что там лежали: свадебные платья, скатерти, вышитые салфетки, нижнее белье. На самом дне обнаружился сверток из тонкой бумаги, а в нем – тюленья шкура, нежная как летний день, серая как морской туман. Юноша с нетерпением развернул сверток, но ничего не ощутил, коснувшись этой шкуры. К нему не вернулось ни одного воспоминания. Значит, она принадлежала не ему. Тогда китобой протянул руку и провел ладонью по мягкой шерсти…
– Я предупреждала, – напомнила бабушка Флоры с хитрой улыбкой.
Джон Маккрэканн стиснул свою шкуру в пальцах и отшатнулся, тяжело дыша. В эту минуту несчастный выглядел так, словно переживал невыносимую боль или же, наоборот, несказанный экстаз. Он пытался заговорить, но не мог; хотел повернуться, но не мог. Затем Джон Маккрэканн взглянул на старуху, упал на
