* * *
Когда последние строки отзвучали, уже глубокая ночь дышала в окна. В комнате отчетов оставались только грифон, Великие Маги - человек по имени Саккара и лесной медведь Гронд, оставался лесной кот, про которого все забыли, и еще Следопыт, сонно оперевшийся на подлокотник кресла, из которого где-то заполдень тихонько ушли ежи. Слова не шли. Не было слов. Казалось, все ясно и так; но и сказать вроде бы тоже что-то нужно. - Тут вот есть еще его комментарии... - извиняющимся тоном начал было Гронд, но лесной кот остановил его энергичным ударом лапы: не сейчас! Не рви впечатление. Дай помолчать. Что-то рождается. Многое надо пережить ученику, чтобы измениться до такого отчета. Чтобы само понятие "отчет", насквозь пропитанное регламентом, твердое, жесткое, окостеневшее... Ведь их учили писать именно - отчеты. Точно, подробно, спокойно. Ни прибавляя, ни убавляя. И в свою последнюю, как он думает, ночь на земле, маг пишет что? Сказку! Выдуманный мир и выдуманный рассказ. И он знает, кто и с какими лицами это прочтет. Это он, конечно, молодец. Но и сукин же сын - так обойтись с нашими ожиданиями. Великий Маг Саккара ворошил бумаги на столе. - Вот посмотрите, сколько тут отчетов, - удивленно произнес он, Хроники. Бесценные хроники. Наш мир переполнен правдой. Фактов всегда достаточно. Не хватает фантазии. Способны ли мы представить себе другой мир? - спросил он сам у себя, и сам же себе ответил: - Запросто! А сделать его, создать его непротиворечивым, подробным, насыщенным и полным, не хуже, чем Сап-Ковассенские Триады? Это посложнее, но ведь мы ни врага, ни работы не боимся! - Саккара глумливо засмеялся; никто, однако, не затыкал ему рта. - А вот ответить на вопрос - простой, в сущности, вопрос - а что такого будет в новом мире, чего у нас нету? Чего ради непременно новый мир? Не проще ли поправить этот? - Ты еще скажи "пропатчить" - поддел его Лохматый Маг. - А ты поперебивай, - огрызнулся Саккара, - Так я тебя и проарп... проапр... тьфу! - проапгрейдить не постесняюсь. - Ага, - вздохнул Следопыт, - Кое-что и я бы хотел знать заранее. - В задницу! - заявил Саккара, медведь и лесной кот поглядели на него недоуменно, - То есть, в смерть. Какой из него Седой. Он даже не Великий, а по-хорошему, так он, получается, не маг вовсе. Не подпишу отчет, и все! - Вот, с каким лицом он это узнает, - прищурился Гронд; насколько присутствующие понимали медвежью мимику, прищур вышел недобрый, - Сколько лет он мечтал магом стать... - Не колбасись, Маг - тихо произнес Следопыт, - Потому как Саккара прав, аж некуда дальше. Это парень создал новый вид искусства как таковой. Тут и мы, и магия, и что хочешь - только инструменты. Вот представь себе, что ты - все можешь... а, тьфу, извини, ты же можешь. На то ты Великий Маг. Ну, для примера так даже лучше. Вот, можешь ты все-все. И что ты сделаешь? Говоря грубо, каждому творцу миров нехудо бы иметь комплект чертежей. - А мозги, значит, необязательно? - Это ты Великий Маг, не я. Если, ты, значит, без мозгов обходишься, так тебе видней, можешь и не иметь. Да туман с ними, с мозгами - я хочу сказать, что этот парень, он-то как раз чертежи и делает. - Ну, он совсем-совсем не первый начинал, - возразил Саккара, Сап-Ковассен... - Сап-Ковассен наш же мир и описывал, только малость правленый. Видишь цвет заката? Почти такой же, только совсем зеленый. Компания засмеялась. Сперва тихо, неохотно - потом разобрало, заржали, что те кони... впрочем, куда коню до медведя! Отдельно смех, отдельно и грех. - Отчет ты подпишешь, - сказал разом успокоившийся Гронд, - Дашь ему не меньше Седого. Иначе он дергаться начнет. И дашь ему работу такую, чтоб голова болела от одной мысли об ее сложности, колени подгибались при первом воспоминании об ее тяжести, а даже мечта о победе в ней должна непременно дух захватывать. А то он на покое зажиреет, и ничего не произведет приличного. Мне, как Великому Магу, понимаешь, чертежи в руках охота иметь качественные. А где чего у нас править, это по его произведениям почти сразу станет видно. - Ну, вы горазды запрягать, - лесной кот фыркнул, - Все-то вы подгребете и используете. Медведь рыкнул: - Если б я умел чувства взвешивать, пошел бы в сказочники. - А так тебе больше власть нравится, - ехидно улыбнулся котяра, - Аль неприятно судьбы раскладывать? - Да и не в сказочники, - еще тише прежнего проворчал Следопыт, - Ты, Гронд, Строитель. Ты бы пошел кирпичи складывать. Да ты и сейчас это делаешь. Сильно ли ты жалеешь, что мы не все прямоугольные? Медведь ехидно оскалился: - А вот скажу, "Сильно жалею, давай-ка тебе нос пообтешем малость" - и что тогда? - По шее огребешь, - спокойно констатируя факт, отвечал Саккара. Он разыскал последний листок отчета и размашисто писал на нем обычную формулу посвящения: "Быть написавшему строки сии Седым Магом, покуда не станет Великим". Прикончив канцелярщину, Саккара убрал чернильницу в рукав, стальную иглу для письма растворил в воздухе. Обернулся к коту: - Вы ведь куда лучше нас понимаете, уважаемый Ерхсс, что наша подпись... да парень просто чихать на оную хотел. Будь он здесь, вы бы и убедились. Уважаемый Ерхсс еще раз фыркнул: - Прошедшие Ирбиссангин на что хошь начихают. Если, натурально, возжелают. - Не думаю, - зевнул Следопыт, - Таккат вот не пожелал, а? - Да он вообще своей дорогой прется! - рявкнул задетый за живое Гронд, Тоже мне, общий знаменатель выискали. - Если из двух магов один - Таккат, то у них на любой вопрос три разных ответа, - хихикнул Саккара, и тоже зевнул, - И все три правильные. Пошли спать, что ли? - А ваш главный вопрос, господин Великий Маг? - Следопыт, казалось, удивлялся будничному завершению: - Зачем он написал именно это, все-таки? Чего же ему не хватило, а? Поднимающиеся и выходящие в двери маги промолчали. Уважаемый Ерхсс устроился калачиком в одном из освободившихся нагретых кресел. Поднял глаза на растерянного Следопыта: - Ну, человек! Это ведь личный вопрос. Исключительно. Следопыт пожал плечами, снял со спинки кресла свой плащ, сделал жест "Пожелание Удачи" и вышел вон. Плащ он нес свернутым и перекинутым через левую руку, и под каблуками тихо звенели гладко пригнанные плиты коридора. Но у поворота Следопыту вдруг примерещилось: вокруг всхолмленное поле, свинцовые ноябрьские облака скребут землю, и оттого все сырым-сыро. Спина и плечи чувствуют холод мокрой одежды, а нижний край тяжелого от воды плаща приламывает торчащие стебли - из тех, что еще не сжаты.
История седьмая
Серое утро.
Соул - застывшая молния. Откровение главного пути. Великая энергия солнца - не подарок, а поручение. Не ставьте ограничений - сейчас вы более свободны, чем всегда. "Руны - названия и толкования".
Неизвестный автор.
К этому утру лучше всего подходила музыка ДДТ. Не песня - ни одна из их песен; а музыка, проигрыш, кажущаяся бессмысленной музыкальная тема, создающая ощущение чего-то подкрадывающегося, страшного своей неизвестностью. Когда песня, наконец, начиналась - даже такая мутная и тяжелая, как "Мир номер ноль" - можно было вздыхать с облегчением. Вверх от вокзала по главной улице неспешно шагала какая-то женщина. Или мужчина - если он предпочитал носить тяжелые густые светло-каштановые волосы до пояса. На Отрогах ни мужчины, ни женщины не носили очень длинных волос. Будь на улицах горожане, на человека бы оборачивались или пытались бы украдкой заглянуть ему в лицо - под довольно неудобный брезентовый капюшон. Но утро только-только занималось; диву даваться было еще некому. Далеко сзади, на вокзале, завизжал сигнал отправки. Второй... Третий... Состав быстро оторвался от перрона и ушел вниз - в предгорья, а потом и в долины. Человек на утренней улице оглянулся, проводил лязгающие вагоны взглядом, сел прямо на брусчатку с чисто женской непосредственностью и искренностью, и разрыдался прямо посреди полосы. Словно в ответ на рыдания, из-за угла вышел мужчина в ярко-апельсиновом комбинезоне дорожного рабочего и какой-то ременной сбруе поверх. Он попытался помочь плачущей женщине встать, но сделать это было ничуть не легче, чем загонять в землю дождевых червей. Видимо, осознав бессмысленность уговоров, мужчина встряхнул рыдающую русалку за плечи. Это помогло. Опираясь на его руку, она выпрямилась и принялась утирать слезы. Утренняя сырость оседала на одежде обоих. С долин рвануло теплым ветром; ровным гулом отозвался черный еловый лес на склонах.
***
Кто придумал название профессии "специалист по истории религий", никто уже не знает, наверное. Впрочем, в инете наверняка нетрудно найти. Впрочем, где теперь тот инет! Впрочем, все по порядку. Когда ей рассказали, что Франт застал еще в Кавказских горах храм и местность, где крестились одним пальцем - а не двумя и не тремя - запахло статьей... даже, может быть, и в "Нейчур". Тогда она еще не очень обратила внимания на две вещи: Франт сказал буквально "Я был на Кавказе и вернулся живым"; а вторая - ее парень оказался специалистом только по знакомствам, и она это знала уже тогда. Но ей как раз такой и был нужен. Инженера она не хотела категорически насмотрелась на мамино мыканье; новоруса подцепить как-то было ей боязно, ну а с бандитами какая же дура будет связываться? Еще пристрелят за компанию. Так что когда по дороге домой к ней очевидно подъехал симпатичный Лешка с букетом огромных любимых белых роз... ладно, в любой момент можно послать его нахрен, если что-то пойдет не так. Вариант вырисовывался практически идеальный - парень был мажор, но мажор воспитанный и всегда готовый подшутить над своей мажорностью. И с некоторым даже достоинством; что, впрочем, ее тогда особенно не занимало. Честь, совесть - это все мужские заморочки. С мужчиной можно делать все что угодно, если умеючи. А она считала, что умеет. Поэтому поехать поискать храм рискнула. Тогда еще не воевали, грузины русским были друзья и братья, и в горах всерьез опасались только лавин. Когда же началась война, Лешка исчез. Изник из гостиницы в одну ночь, не оставив ни следу ни духу; говорили, что он вступил в наемники, она не очень поверила - тот еще мальчик. Спасибо хоть, что денег с собой не прихватил. Но теперь, Катерина Михайловна, что делать станешь? Не плакать же? И чего теперь больше бояться? Что в Турцию продадут, или что здесь разрежут на куски... вполне могли. Сердце у Кати было здоровое, крепкое... глаза красивые... Все-таки не вытерпела, разревелась первый раз в номере гостиницы "Южная". Утешала ее коридорная бабушка из Харькова родом. Почему-то запомнилось именно это. Простой билет купить было можно, но вот уехать! Из поезда задешево могли и высадить. К тому моменту они забрались за Сванскую область, идти через нее обратно знающие люди не советовали. Смотрели на Катю, морщились... и не советовали. "Одного-то тебя пропустили бы, что с тебя брать" - говорили Лешке. Он, видимо, и решил - один. А потом все было как обычно. Как в войнах тирольцев и швейцарцев в шестнадцатом веке, как в войне с Польшей в семнадцатом... "Специалист по истории религий", она поневоле узнала кое-что и о средневековой истории. Тем более, что феодализм на этой земле еще никуда не делся, и чуть что, показывал когти из-под цивилизационных струпьев. На фронте враги, а в тылу практически всегда - бандиты. Война отпускает на волю множество оружия. Зачем культура? Хватай и смывайся; власти нет. В старых книгах об этом говорилось красиво - время волка. А сидеть и ждать своей очереди? Несколько недель в начале зимы она просидела дома у сердобольной бабушки из Харькова. Что-то шила на продажу. Латала одежду. Она не хотела помнить, что именно, но шитья было много. Запомнился оверлок - маленький, настольный, с большим черным электромотором от промышленной швейной машины. Оверлок был белый, ткань ползла по нему, совсем как ритуальный узор по кельтской повязке. Ее очередь подошла довольно скоро. Какой-то из лидеров или авторитетов захотел добавить к своим женам красивую русскую. Кто у кого гостит, весь город прекрасно знал, а бежать - даже если бы ее и предупредили заранее было некуда. Только кто б ее стал предупреждать! Приехали за ней не кавказцы, и это ее напугало больше всего. Скорее всего, это были наемники, значит, к охране они подойдут серьезно.
