сенокосов казаки, кто порасторопней, в Маньчжурии косили, скот туда гоняли на откорм…
Когда я в 1965-м привёз в Троебратное свою будущую жену знакомить с родителями, отец наедине сказал ей:
– Любаша, я человек земляной, всю жизнь на земле. Бога благодарю, кроме топора и косы ничего в руках не держал, хоть и казак потомственный.
Не пришлось с шашкой и винтовкой на людей идти…
В 1981 году была его вторая и последняя поездка на родину. В первый раз он в 1973-м собрался. В Борзе жил мой хороший институтский товарищ Володя Самсонов, мы обменивались открытками к праздникам, не теряли друг друга. Отец знал о нашей переписке. Приезжаю в Троебратное в отпуск, неделя проходит, он вдруг просит:
– Павлик, напиши другу в Борзю, пусть меня встретит, хочу на родину съездить. До этого ни разу конкретно не высказывался по данному поводу. Тут, чувствую, загорелся, решение нешуточное. Мне не трудно, Володе звоню, так и так, отец надумал съездить в родные места, помоги. Володя в хорошем смысле человек услужливый.
– Без проблем, – с энтузиазмом откликнулся, – телеграмму пусть даст предварительно, я встречу в Борзе и посажу на автобус до Александровского Завода.
Конец августа, начало сентября. Я пересказал отцу телефонный разговор с Володей, он засобирался:
– Нечего откладывать, надо сейчас, пока погода стоит, осенняя слякоть не началась. Тебя провожу в Омск и поеду.
Отец тогда жил с братом Фёдором Фёдоровичем. Тот в шестьдесят девятом, было тогда дяде Феде семьдесят три года, похоронил вторую жену. Второй брак был бездетным, зато первая жена родила шестерых сыновей. Трое умерли молодыми и все от аппендицита: Михаил – в Драгоценке в тридцать шестом, Алексей – в Харбине в пятидесятом году, двадцать шесть лет ему было. Операцию в Драгоценке сделала Остроумова, был такой хирург, один на всё Трёхречье…. И вдруг началось воспаление. Повезли в Харбин. При вскрытии оказалось – тампон внутри… Ровно через десять лет, тоже в двадцать шесть Владимир умер, уже в Казахстане, в Целиноградской области. Он после операции напился воды… Чего, конечно же, делать ни в коем случае нельзя было. Четвёртый сын дяди Феди – Николай – двадцать седьмого года рождения, мой крёстный. В Советском Союзе дядя Федя с семьёй, как и мы, поначалу обосновался в Новосибирской области, а потом они переехали в Казахстан, в посёлок Песчаное Павлодарской области. Там же осел сын дяди Феди Иннокентий, двадцать восьмого года рождения. Прирождённый легкоатлет, на коротких дистанциях специализировался. В Трёхречье постоянно первенствовал на районных олимпиадах. Самолюбивый и гордец.
Я когда первый раз пахал залог самостоятельно, отец мой отправил Иннокентия посмотреть, как мы там, пацаны, справляемся. День стоял жаркий. Натуральное пекло с самого утра. Первый уповод, уже ближе к концу, солнце палит, быки не слушаются. Я весь мокрый, красный. И вижу: Иннокентий верхом. Боже, как я обрадовался! Брат двоюродный едет. Мы уже сколько дней одни в пади. Заскучали по своим. А тут брат! Он на десять лет меня старше, мужик, можно сказать. Коня направил к самой борозде и давай выговаривать:
– Чё ты мокрый весь, распаренный, как из бани? Будто сам плуг тащишь!
До того обидно стало. Он воды попил и уехал. Такой был Кеша. А ещё – любитель выпить. Изрядно в последние лет двадцать закладывал за галстучек.
– Павлик, – подмигивал мне при встречах, – мы не пьём, а лечимся. Знаешь анекдот? Доктор мораль читает пациенту: «Алкоголь на время расширяет сосуды, но потом они снова имеют свойство сужаться. И это, запомните, очень плохо!» – «Доктор, не беспокойтесь, я не даю им сужаться!» Давай, брат, расширим сосуды по маленькой!
Мы с ним по молодости с чеченцами схлестнулись. Иннокентий жил одно время в Павлодаре – жена у него оттуда. Я из Троебратного поехал проведать брата. Иннокентий попросил помочь уголь привезти. База была километров за тридцать. Приезжаем, гора угля, а он весь или здоровенными кусками – для циклопов, или наоборот – пыль… Лишь в одном месте нашли отличный антрацит – кусочки один к одному. Крана не было, лопатами кидаем в кузов… И вдруг подъезжают чеченцы на ГАЗ-51. Их тогда полно в Казахстане было, в сорок четвёртом чуть не всех туда депортировали. Да и сейчас чеченская мафия в тех краях дела крутит-мутит. Во время Чеченской войны на Кавказе боевики приезжали в Казахстан отлёживаться. А чё – другое государство, не надо прятаться. Вольготно себя чувствовали. И басаевские головорезы отдыхали, и радуловские. Потом по новой ехали наших пацанов по-шакальи из-за угла убивать, взрывать… Чеченцы обошли гору угля, увидели, что мы самый отборный грузим, и в наглую встали перед нами с лопатами. Иннокентий им:
– Отвалите, мужики, догрузим и тогда что хотите делайте!
Одному не понравилось «мужики»:
– Ты так больше не скажи, уши отрежу!
Иннокентий послал его куда подальше. Чеченец нож выхватывает. Куда уж целил? В горло или глаз? А попал в рот. Иннокентий в гневе ощерился, в это время тот ткнул. Мгновенно всё произошло, я гляжу: на кончике лезвия передний зуб Иннокентия. Удалил, так сказать, кинжалом без наркоза. Иннокентий в ответ лопатой со всего плеча размахнулся…
– Хотел чурке башку снести!
Голову отрубить не удалось, чеченец уклонился, но ухо Иннокентий ему отсёк под ноль, и кожи кусок с волосами прихватил. Кровь хлынула… Их трое было, бросились к раненому… Наш шофёр орёт:
– В машину!
Молодец, как заварушка началась, мотор завёл. У нас был новенький ЗИЛ-130. Мы в кабину и по газам… А их шофёр, как приехали, ещё и капот поднял, что-то у него барахлило… Они, похоже, и не погнались за нами…
Как мачеха умерла, Иннокентий принялся отца терроризировать – «расширит сосуды» и пошёл вязаться. С женой Иннокентий через пень колоду жил, то сойдутся, то в разные стороны. Иннокентия «сторона» была в доме отца, где он регулярно закатывал пьяные концерты. Нехорошим был в подпитии. Ещё и пенсию отбирал у дяди Феди. Отец мой узнал, в какой ситуации родной брат оказался, и забрал дядю Федю к себе. Они из всех братьев были самыми близкими. В Драгоценке, как отец женился в 1925-м, пятнадцать лет вместе вели хозяйство, жили под одной крышей двумя семьями. Обязанности распределили – отец занимался полевыми работами, дядя Федя взял на себя то, что касалось скота.
Отец и хоронил дядю Федю. Крест ему бетонный поставил. И поручил мне портрет на керамике в Омске заказать. Дал фото, дядя Федя
