Прошёл день, — Пополани явился к рыцарю ещё бледнее, чем прежде.
— Ну! — встретил его рыцарь.
— О, господин, я рылся в книгах, доискивался ответа среди звёзд, вызывал духов…
— Ну?
— Нигде нет средства для охранения верности.
Рыцарь взялся за меч.
— Постой, благородный рыцарь! Испытай последнее средство.
— Ну?
— Если женщину предоставить самой себе, она наверное сочинит себе какую-нибудь пакость. В замке прошёл радостный слух, что ты хочешь жениться на Булотте.
— Женюсь и на ней!
— Скажи ей после свадьбы, что тебе в ней что-нибудь не нравится. Посмотрим, что выйдет!
— Ладно!
Сказано — сделано.
— Что же мне в ней не нравится? — потихоньку спрашивал рыцарь у Пополани на свадебном пиру.
— Да хоть стан. У неё талья полновата!
— Так я тебе очень нравлюсь? — кокетливо спрашивала Булотта, когда они остались одни.
— Талья немножко полновата! — мрачно буркнул рыцарь.
Булотта так рассердилась, что немедленно выгнала рыцаря из своей комнаты, а для Пополани было приказано приготовить верёвку.
— Погоди! — едва умолил на коленях Пополани Рауля фон-Синюю Бороду.
Три дня плакала Булотта, а на четвёртый послала за слесарем.
— За слесарем послала! — подозрительно заметил рыцарь.
— Ничего! Значит, что-нибудь выдумала!
— Едем в поход!
— Ох, смотри ты у меня! Кажется, придётся мне накормить моих борзых учёными мозгами! — сказал рыцарь, однако решил ещё повременить и поехал в поход.
Проходит год.
Возвращается рыцарь из похода, а навстречу ему выбегает Булотта.
Талья как у осы.
— Милый, — говорит, — видишь, какая у меня талья.
— В тальи-то ты похудела! — мрачно буркнул рыцарь. — Ну, а вот где же ребёнок?
— Какой ребёнок?
— «Какой»! Твой. Не мой, конечно!
— Опомнись, рыцарь! Никакого ребёнка нет.
— Странно! Сколько лет живу, а этакого чуда не видывал! Кажется, и пажи и оруженосцы были дома.
— До них ли мне было? Во-первых, зачем они мне? В твоём отсутствии меня целыми днями обнимал вот этот корсет. Так жмёт, что и об оруженосцах думать забудешь.
— А по вечерам?
— За день так нажмёт, что вечером, как снимешь, заснёшь словно убитая.
— Пополани! Ты хоть и учёный дурак, а умный человек! — крикнул рыцарь, соскакивая с коня.
Так был изобретён корсет, охранявший супружескую верность.
Впрочем, с тех пор корсеты стали делать пошире.
Замечено, однако, что пока жена в корсете, у мужа никогда не чешется лоб.
Нас собралась небольшая компания.
Исключительно мужчин, — и потому мы говорили исключительно о женщинах.
В них отрицалось, разумеется, всё: способность любить, ненавидеть как следует, просто чувствовать.
Даже, кажется, существование самой души.
Но ведь должно же быть хоть что-нибудь у этих существ, у которых нет ничего?!
— У них есть дурные привычки.
— И странности.
— Только!
X. рассказал о странной мании у его жены к страусовым перьям.
У неё их миллион, но она не может видеть хорошего страусового пера без того, чтобы его не купить.
— Вы не поверите, сколько их у нас! Когда я вижу эту коллекцию, я хохочу до слёз. Мне кажется что все страусы в Африке ходят кургузыми. Их всех ощипали, для моей жены.
Жена г. Y. страдает манией, менее разорительной.
У неё страсть к шпилькам.
— Не то, чтобы к «шпилькам», которыми женщины любят угощать добрых приятельниц, — это было бы понятно! А к самым обыкновенным металлическим шпилькам.
Ими завалены все столики, все этажерки, ящики комодов, даже ящики письменного стола г. Y.
— Я думаю, что какой-нибудь английский фабрикант прямо существует на наш счёт. Мы его содержим!
Г. Y., действительно, весь свой век «сидел как на шпильках».
Берёт бумаги, — из самого важного «дела» вываливается пачка шпилек.
Предлагает приятелю сигару, — тот покатывается со смеху: в ящике вперемежку с сигарами лежат пачки шпилек.
— Это прямо мания.
Г-жа Y. теряет их сотнями и покупает десятками тысяч.
— А вот у моей жены ещё более странная мания! — восклицает г. Z. — Вообразите себе, что у неё страсть… к крючкам для ботинок!
Неправда ли, странно?
У каждой женщины есть один, два, ну, самое большее три крючка для застёгивания ботинок.
Ведь у женщин в конце концов всё-таки только две ноги!
А вот у моей жены… нет, да вы не поверите, сколько у неё крючков.
Она не может выйти из дому без того, чтобы не зайти и не приобрести себе нового крючка для ботинок.
— Да, да, это настоящая мания!
Болезнь, если хотите.
Я думаю, что это последствие первого ребёнка.
Знаете, с женщинами это бывает.
У них являются психические странности.
Нет, нет! Не говорите! Тот, кто знает женщин так, как я, тот не ошибается!
Раньше я этого не замечал.
Но на второй год замужества у неё, как только она уйдёт из дома, при возвращении обязательно окажется новый крючок для ботинок.
Сначала она очень конфузилась, когда я поднимал с пола крючок, если она случайно теряла его во время переодеванья.
Я понимаю! Ей стыдно было признаться в своей смешной мании.
Но потом привыкла.
Когда она возвращается, я обыкновенно спрашиваю:
— Ну, душечка, покажи мне твой новый крючок для ботинок!
И она преспокойно достаёт из кармана новый крючок.
Если она возвращается без меня, то я — нарочно, для смеха — спрашиваю потом горничную:
— В каком платье барыня выходила сегодня из дома?
И обязательно нахожу в кармане новый крючок.
Ха-ха-ха!
Не правда ли, забавно?
А вы знаете, какой сюрприз я сделал ей в этом году в день рождения?
Я подарил ей пятьдесят крючков для ботинок.
Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Не считая этих пятидесяти, у нас 216 крючков.
В полтора года 216 крючков. Как вам это понравится?
— Это, конечно, очень забавно! — заметил, вставая, г. M. — Но мне кажется что нам пора и расходиться!
Все нашли то же самое.
Мы вышли первыми, я и г. W.
Он, видимо, был дурно настроен после болтовни.
— Эти ослы… я говорю о мужьях… Эти ослы стоят того, чтоб их вешали на крючках для ботинок их жён.
— Почему так?
— Эта г-жа Z. — удивительно рассеянная особа, надо ей отдать полную справедливость! Для каждого свидания приходится покупать новый крючок, чтоб застёгивать ботинки. И каждый раз она по рассеянности кладёт этот крючок в карман.
Г. W. сделал жест, полный негодования.
— Я, чёрт возьми, подарил ей таким образом 112 крючков! Но хотел бы я знать, откуда взялись остальные сто четыре?
— Мой друг, вас обманывают, — чуть было не воскликнул я, — потому что и я ей «подарил» таким же образом 76 крючков.
Но в эту минуту нас догнал г. Z.
Он всё ещё был в отличном настроении.
— Нет, как вам нравится эта мания моей жены? Сегодня я ушёл сюда. Жена ушла куда-то к знакомым. Но по дороге она, наверное, зайдёт в магазин… хотите держать пари, что она принесёт с собой новый крючок? Ха-ха-ха! В конце концов, я, кажется, открою магазин крючков для ботинок.
— В конце концов, ты, кажется, откроешь магазин роговых изделий! — проворчал г. W., но так, что, кроме меня, никто этого не слыхал.
Да! У женщин бывают странности.
Какая женщина откажет себе в удовольствии подвергнуть унижению счастливую соперницу? В особенности, если эта соперница ещё и приятельница! Анна Ивановна, молодая женщина, только что овдовевшая, подала связку писем совсем уничтоженной Марье Петровне.
— Вот. Я нашла их в бумагах покойника.
Марья Петровна взяла письма дрожащими руками.
— Я не знаю, что мне думать о вас… Вы или очень злы, или очень великодушны.
— Не то и не другое. Я просто удивлена.
По губам Анны Ивановны пробежала презрительная гримаска.
— Я прочла ваши страстные излияния… Вот никогда не думала, что покойный Николай Николаевич мог внушать такую пылкую страсть!
Её письма читали! Марья Петровна чувствовала себя так, как будто её публично раздели.
— Вы можете меня презирать или ненавидеть, но я любила вашего мужа. Я горячо, я безумно его любила. Да его и нельзя было не любить! Его…
— Моего Николая Николаевича? Вот не подозревала!
— Он был так мил, всегда любезен, трогательно предупредителен, весел.
— Николай?
— Так остроумен. Умел так говорить, заставлял так смеяться. Часы с ним летели так незаметно!
— Открытия, которые делаются после его смерти! Этот увалень, этот лежебока, этот бука, от которого трудно было добиться слова! Человек с тёплой водой вместо крови!
— Ах, нет! нет! Не говорите! Он так любил, он так умел любить! В нём было столько огня. Он опьянял своею страстью. И он, — он умел заставлять забывать обо всём в мире!..
