"Положение 1835 г. допустило купцов и фабрикантов [евреев] на главнейшие ярмарки внутренних губерний для производства там временной торговли, предоставило им некоторые права и по продаже товаров вне черты оседлости"63. Также и ремесленники не вовсе лишены были доступа во внутренние губернии, хотя и на ограниченное время. Так, по правилам 1827 "губернское начальство вне черты оседлости имело право разрешать евреям шестимесячное пребывание"64. Как пишет Гессен, Положение 1835, "затем и другие законы, несколько облегчили условия для временного пребывания евреев за пределами черты оседлости", да и местные власти нередко смотрели "сквозь пальцы на нарушение евреями запретов"65. - Это же подтверждает и Лесков в записке, составленной по запросу правительственной комиссии: "В сороковых годах" евреи "появились в великорусских помещичьих деревнях с предложением своих услуг... Круглый год они совершали правильное течение "по знакомым господам"" в ближайших великорусских губерниях, и везде торговали и работали. "Еврея отсюда не только не гнали, а удерживали". - "Местные обыватели постоянно привечали и укрывали евреев-ремесленников... Местные власти тоже везде им мирволили, ибо и для них, как и для прочих обывателей, евреи представляли значительные удобства" ее. "Евреи, при содействии заинтересованных христиан, нарушали ограничительные постановления. И сами власти вынуждались делать отступления от законов... Дело дошло до того, что пришлось, например, установить штрафы с помещиков Великороссийских губерний за проживательство у них евреев"67.
Так российские государственные власти, отчасти ведомые охранными (особенно религиозными) доводами о несмешении христиан с евреями, - перед экономическим напором, тянущим евреев вне черты оседлости, не могли ни принять ясного решения, ни провести его ясно в жизнь. А предприимчивый динамичный еврейский характер страдал от территориального сгущения и острой внутренней конкуренции в нём; для него естественно: разлиться как можно шире. Как и писал И. Г. Оршанский: "Чем более евреи рассеяны между христианским населением... тем выше уровень их благосостояния"68.
Но даже и в своём формальном объёме, трудно оспорить, что черта оседлости евреев в России была обширна: к тому, что было получено в наследие от еврейской густоты в Польше, - к Виленской, Гродненской, Ковенской, Витебской, Минской, Могилёвской, Волынской, Подольской и Киевской губерниям (это - сверх Царства Польского и Курляндии), - были добавлены просторные и плодоносные Полтавская, Екатеринославская, Черниговская, Таврическая, Херсонская и Бессарабская губернии, - все вместе больше любого европейского государства или даже группы их. (Немало лет, с 1804 и до середины 30-х, к ним добавлялись ещё и богатые Астраханская и Кавказская, - но евреи сами почти не переселялись туда, в Астраханской и в 1824 "не записан в оклад ни один еврей"69.) Это составляло 15 губерний "черты" - при всего 31 губернии "внутренней России". Притом редкие из них были более многолюдны, чем губернии среднерусские. И по еврейской доле в населении они не превосходили магометанскую долю в уральских и волжских губерниях. Поэтому стеснённость евреев в черте оседлости шла не от численности их, но от единообразия занятий в ней. Только в необъятной России такая черта могла выглядеть как тесная.
Возражают, что обширность черты - мнимая: из неё исключены пространства вне городов и местечек. Однако ведь те пространства - земледельческие и для земледелия, оно и было открыто евреям, но они не прельщались им, а весь спор шёл: как приспособить те пространства для виноторговли. Это - искривление.
А если бы значительный еврейский массив не перешёл бы из тесной Польши в обширную Россию - то и вообще не возникло бы понятие "черты оседлости". В тесной Польше - жили бы густо, скученно, беднее, быстро множась и почти без производительного труда, 80% населения занято мелкой торговлей и посредничеством.
И уж во всяком случае в российских городах не устанавливались принудительные для евреев гетто, какие знала вся Европа. (Хотя в Москве, для приезжих, - московское глебовское подворье.)
Если ещё раз напомнить, что эта черта две трети века существовала одновременно с крепостным правом, которому было подвластно большинство русского населения, а еврейское - нет, то, в сравнении, гнёт этого стеснения в передвижении выглядит не столь мрачно. В Российской Империи и многие народы, и в миллионах, жили кучно в своих краях. В пределах многонационального государства народы и часто живут обособленно и густо. В том числе и караимы, и горские евреи, у которых была свобода переселяться, однако они не пользовались ею. - И несравнимо это было с территориальными ограничениями, "резервациями", какие устанавливали пришлые колонизаторы (англосаксы, испанцы) для коренного населения завоёванных земель.
Но именно отсутствие у евреев своей национальной территории, и при их динамичном движении, при их высоком экономическом практицизме и активности, обещало вот-вот превратиться в важнейший фактор влияния на всю жизнь России. Можно сказать, что потребность еврейской диаспоры: чтоб ей были доступны все существующие места, и опасения перед прорывом этой активности - питали оградительные меры российского правительства.
Да, от земледелия евреи в России в основном уклонились. Ремесленниками евреи были чаще всего - портными, сапожниками, часовщиками, ювелирами. Однако и не одними мелкими ремёслами ограничилась их производительная деятельность, даже и при стеснениях от черты.
Дореволюционная Еврейская энциклопедия пишет, что для евреев, до развития крупной промышленности, "наибольшее значение... имеет денежная торговля, всё равно, выступает ли еврей в качестве ростовщика-заимодавца или менялы, откупщика казённых и помещичьих доходов или банкира, шинкаря или арендатора, занятого больше всего денежными операциями". Даже и при ещё натуральном хозяйстве в России "спрос на деньги уже существовал во всё растущих размерах"70. И отсюда - переход еврейских капиталов в промышленность, для дальнейшего роста там. Уже при Александре I были приняты энергичные меры к поощрению еврейского участия в промышленности, в частности в сукноделии. Оно "в дальнейшем сыграло большую роль в накоплении капиталов в руках евреев", а "впоследствии евреи не преминули применить эти капиталы в крупной фабрично-заводской, а затем и в добывающей промышленности, в транспорте и банковском деле. Так начался процесс образования еврейской средней и крупной буржуазии"71. - Положение 1835 "также содержит льготы для евреев-фабрикантов"72.
К 40-м годам XIX в. в Юго-Западном крае получила большое развитие сахарная промышленность. Еврейские капиталисты сперва субсидировали помещичьи сахарные заводы, затем перенимали управление ими, затем и владение, затем строили и свои заводы. Так на Украине и в Новороссии вырастали мощные "сахарные короли", например, Лазарь и Лев Бродские. Притом "большинство еврейских сахарозаводчиков начало свою карьеру в качестве [винных] откупщиков... и содержателей питейных домов". - Сходная картина создалась и в мукомольной промышленности73.
Никто из современников тогда не понимал, никто не видел в даль, какая здесь вырастала материальная, затем и духовная сила. И, конечно же, не понимал, не видел и сам Николай I. Он превышающе представлял себе и всесилие российской императорской власти, и успешность военно-административных методов.
Но он настойчиво желал и успехов в образовании евреев - для преодоления еврейской отчуждённости от основного населения, в которой и видел главную опасность. Ещё в 1831 он указывал "директорскому" комитету, что "в числе мер, могущих улучшить положение евреев, нужно обратить внимание на исправление их обучением... заведением фабрик, запрещением ранних браков, лучшим устройством кагалов... переменою одеяния"74. - А в 1840, при учреждении "Комитета для определения мер коренного преобразования евреев в России", одной из первых целей комитет видел: "Действовать на нравственное образование нового поколения евреев учреждением еврейских училищ в духе, противном нынешнему талмудическому учению"75.
Общеобразовательных школ хотели и все тогдашние еврейские прогрессисты (расходясь только: исключать ли Талмуд вовсе из плана преподавания - или в высших классах тех школ должен изучаться Талмуд "научно-освещённый и тем самым освобождённый от вредных наростов")76. - Тут как раз такую новосозданную в Риге еврейскую школу с общеобразовательной программой возглавил молодой выпускник мюнхенского университета Макс Лилиенталь. Он и жаждал деятельности по "насаждению просвещения среди русского еврейства". Он был в 1840 радушно принят в Петербурге министрами просвещения и внутренних дел, и для "Комитета преобразования евреев" составил проекты еврейской консистории и духовной семинарии - для подготовки раввинов и учителей "по общим, очищенным нравственным основаниям" в противность "закоснелым талмудистам"; однако, "прежде утверждения в главных началах веры, не дозволяется обучаться предметам светским". И министерский проект был изменён: увеличить число часов, назначенных для преподавания еврейских учебных предметов77. - Склонял Лилиенталь правительство и принять предупредительные меры против хасидов, но не нашёл поддержки: правительство "желало внешнего объединения враждебных между собою общественных элементов" в еврействе78. - Между тем Лилиенталю, с "изумительн[ым] успех[ом]" поставившему школу в Риге, было поручено министерством объехать губернии черты оседлости и через публичные собрания и встречи с еврейскими общественными деятелями содействовать целям просвещения. И поездка его внешне весьма удалась, как правило, он не встретил открытой враждебности и как будто успешно убеждал влиятельные слои еврейства. "Противники... реформы должны были... выказывать внешн[ее]" одобрение. Но скрытое сопротивление было, конечно, огромно. А когда сама школьная реформа началась-таки, Лилиенталь отказался от своей миссии. В 1844 он внезапно уехал в Соединённые Штаты, и навсегда. "Его отъезд из России... - если не бегство окутан тайной"79.
