на неё, я вообще не должна была её брать… Любимый, прости меня, прости, я так люблю тебя, так тоскую и скучаю. Как мне жить теперь без тебя? – она увидела перед собой, как наяву, его лицо, его улыбку, потянулась к видению рукой и потеряла сознание от усталости и горя.
***
Двейн не помнил, как он добрался до кондитерской. Задыхаясь и утопая в грязи, он бежал со всех ног, понимая, что время на исходе. Его такая хрупкая любимая девочка уже больше часа бродила где-то под дождём раздетая и обессилившая. Других мыслей сейчас он даже допустить не мог. Он выскочил на знакомый перекрёсток, подбежал к витрине, но там никого не было. Двейн в отчаянии закричал, слёзы душили его. Всё, это конец, он больше не знал где её искать. Это конец. Но тут, будто в ответ на его крик, он уловил еле заметное движение за углом кондитерской и рванул туда, заглянул и увидел своё сокровище.
Девушка лежала на земле без сознания, мокрые волосы разметались по земле, а кожа была мертвецки бледной. От этой картины его сердце только чудом не остановилось. На мгновение ему показалось, что она мертва. Двейн кинулся к ней и приподняв голову, приложил ухо к её груди. Замер. И через мгновение услышал слабое сердцебиение.
– Эбби, что же ты делаешь? Моя маленькая, глупая, родная девочка, – он прижался к её губам, – Я чуть с ума не сошёл.
Она была просто ледяной. Осторожно прислонив её спиной к стене, он взял её маленькие ладошки в свои руки и попытался согреть, но он сам промок и замёрз, поэтому у него ничего не получилось. Её рука разжалась, и он увидел в ней свою шпильку. Простонав, он подхватил Эбби на руки и поднял. Девушка тихо простонала в ответ, уткнувшись в его плечо.
– Потерпи. Потерпи немного, Эбби, милая, совсем скоро мы будем дома, – он нежно поцеловал её.
Двейн нёс её на руках, не ощущая тяжести. Сердце его разрывалось от жалости и любви. Всю дорогу он тихо шептал ей, как он любит её, что не может жить без неё, что больше никогда никуда не отпустит. Двейн прижимал девушку к себе всё крепче. Ему так отчаянно хотелось её согреть, но он сам вымок до нитки. Эбби была ледяной, с волос и платья ручьями стекала вода.
Парень пинком открыл дверь и занёс её в дом. В комнате было сыро и холодно. Печь прогорела ещё утром. В темноте он едва не упал, спотыкнувшись о перевёрнутый стол, осторожно опустил Эбби на свою кровать и тут же метнулся к печке. Быстро растопил её и уже через несколько минут в ней затрещал огонь. Двейн поискал свечу, но в комнате был настоящий кавардак. Он вернулся к Эбби. Сердце замерло. В отблеске огня она казалась ещё бледнее. Дрожащими руками он начал расстёгивать и стягивать с неё промокшее насквозь ледяное платье. Ткань прилипла к телу, и он всё никак не мог его снять. Наконец это ему удалось, и в его руках оказалось бледное, ледяное и безжизненное тело. Ему вдруг снова показалось, что она не дышит. Двейн с ужасом приник к ней и замерев, прислушался. В висках стучало от страха и отчаяния, но он с облегчением услышал слабое сердцебиение. Парень схватил своё и её одеяла и бережно укутав, осторожно перенёс её на сухую кровать. Даже через два одеяла он чувствовал, как она замёрзла. Двейн метнулся в другой конец комнаты. Быстро снял с себя мокрую одежду и не глядя, натянул первое, что попалось под руку и подхватил Эбби завёрнутую в одеяла на руки. С ней на руках он осторожно опустился по стене на пол рядом с печкой. Усадил её себе на колени, обнимая как младенца. Он крепко прижимал её к себе, отчаянно пытаясь согреть, нежно баюкая, целовал её лоб, щёки, закрытые веки, маленький носик, губы. Двейн не мог произнести ни слова, подкатившие слёзы душили комом в горле. Он так испугался за неё сегодня, и так боялся за неё сейчас, что его бил нервный озноб. Дрожащими руками он гладил её по спине, успокаивая, жалея и лаская.
Спустя время тепло от печи отняло у него последние силы, и Двейн даже не заметил, как ненадолго отключился, по-прежнему крепко сжимая её в своих объятиях и прижимая к сердцу. Он так сильно перенервничал, устал и замёрз, что, оказавшись наконец в тепле рядом с ней, он не уловил тот момент, когда его глаза устало сомкнулись.
Спустя время Двейн резко вскинулся и с испугом посмотрел на девушку. В комнате было уже тепло и он сразу почувствовал, что Эбби, которую он по-прежнему крепко обнимал, уже не дрожит. И тут он увидел, что на её бледном лице ярким румянцем горят щёки, а на висках выступила испарина. Вей тут же прижался губами к её лбу и мгновенно почувствовал, что она вся горит. Он быстро вскочил с ней на руках и бережно перенёс на кровать. Развернул одеяло. Эбби тихо простонала. Двейн не мог смотреть на неё бледную и обнажённую, поэтому нашёл её сорочку и аккуратно одел на неё.
Дрожащими пальцами он чувствовал, как горит её тело. Ещё час назад она замерзала ледышкой в его руках, а сейчас парень ощущал идущий от неё жар. Двейн запаниковал. Его никто никогда не лечил. Несколько раз горя в лихорадке, его тело справлялось тогда само. Сердце сжало тисками страха.
«Может я всё неправильно сделал, согревая её? Но она была такая бледная и холодная… Как я мог отключится?» – Вей простонал.
Он не знал, что ему делать. В пансионе Двейн несколько раз видел, как лихорадивших детей обтирали холодной водой и клали им на лоб холодную мокрую ткань, а ещё старались поить водой. Воспалённый мозг в отчаянии вытащил из памяти давно забытые картинки. Парень поднялся на дрожащих ногах. Быстро, на автомате, поднял перевёрнутый стол, какие-то вещи, он даже не видел, что, наконец нашёл и зажёг свечи, налил холодной воды, взял полотно, на котором обычно работал, и разорвал его на несколько лоскутов, вернулся к кровати и тяжело опустился на колени. Он осторожно положил руку ей на лоб, ему показалось, что она стала ещё горячее. На глаза Вея набежали слёзы, глядя на неё такую бледную и еле живую, он сейчас впервые осознал, что может потерять её. Он реально представил, что его Эбби может не дожить до утра и умрёт у него на руках. И сердце его едва не остановилось от этой мысли. Он простонал, закрыл глаза
