мою голову посетила мысль стать врачом. Я не Господь Бог и не могу спасти всех, – доктор устало потёр переносицу, не опуская пистолет.
В этот момент к Двейну сзади подскочил слуга и приставил к его горлу нож.
– Только дёрнись.
Доктор устало опустил пистолет и сказал:
– Пошёл вон.
– Я не уйду, – спокойно ответил Двейн.
Ни один мускул не дрогнул на лице парня. Доктор простонал.
– У тебя есть минута.
– Моя жена умирает. Всю ночь был жар, а утром она начала бредить. Я всю ночь обтирал…
– Ты знаешь, что мой день расписан по минутам? И сколько стоит мой визит? – перебил его доктор.
– У меня есть немного денег, но я знаю, что этого мало. Больше у меня нет.
– Жалостливые истории никогда на меня не действовали. Тут полгорода умирает от лихорадки в этом чёртовом болоте. Так что, если пришёл взывать к моей совести, то не трать время зря. Совести у меня нет и жалости тоже. Вас много, а я один. Выкини его за дверь, – он развернулся спиной.
– Тогда что, если не совесть и жалость, заставляет Вас раз в месяц приезжать бесплатно в «Роттон», чтобы осматривать детей? – в отчаянии выпалил Двейн.
Доктор быстро развернулся и с удивлением посмотрел на парня, и после небольшого замешательства спокойно ответил:
– Гонорар, и не более того.
– Я точно знаю, что Вам за это не платят.
Доктор молча кивнул головой слуге, чтобы он вышел. Тот замешкался в нерешительности.
– Оставь нас.
Слуга убрал нож и молча вышел.
– Кто ты?
– Всего лишь один из тысячи воспитанников «Роттона».
Доктор смотрел на него, пытаясь что-то вспомнить, но похоже, безрезультатно.
– Она всё, что у меня есть. Она смысл моей жизни. Прошу Вас, – он выгреб все деньги из кармана и положил на стол. – Ну Вы же давали клятву Гиппократа? Ей всего девятнадцать лет.
– Меня этим не проймешь, вчера у меня на руках умер двухлетний ребёнок, – рассеянно пробубнил доктор, пытаясь что-то вспомнить.
И тут Двейн медленно опустился на колени и поднял полные боли глаза, в которых стояли слёзы.
– Я умоляю Вас. Я никогда ни у кого ничего не просил… Я бросил её там одну умирать. Я сделаю всё, что Вы скажите. Я прошу Вас, – он быстрым движением смахнул предательскую слезу и опустил глаза в пол.
– Я вспомнил тебя, – Двейн вздрогнул от неожиданности и поднял глаза, – Ты тот мальчишка, который вечно ходил с ссадинами и синяками? Ты так ни разу и не дал себя осмотреть и всегда отвечал, что споткнулся.
Двейн молча смотрел на него, а потом еле слышно выдохнул:
– Пожалуйста…
Сердце доктора дрогнуло. Все эти годы этот маленький брошенный ребёнок, а потом и юноша, ни разу не попросил о помощи и не пожаловался. А сейчас в его глазах было столько боли и отчаяния.
– Хорошо. Будем считать, что этот визит пойдёт в счёт всех твоих неиспользованных осмотров.
– Спасибо, – Вей встал с колен, пытаясь скрыть подступившие слёзы, – только, пожалуйста, скорее. Она там совсем одна и столько времени уже прошло, я боюсь, что… – он осёкся.
– Поедем в моём экипаже, и забери свои деньги. Жди меня на улице.
***
Прошло уже минут двадцать, как доктор был внутри и осматривал Эбби. Двейн стоял под дождём и его била нервная дрожь. Он всё никак не мог успокоиться. Он чуть не потерял сознание, когда они вошли в дом и их встретила гнетущая тишина. На мгновение ему показалось, что они не успели. И когда доктор нащупывал пульс на бледной руке, парень не дышал. А когда тот повернулся и ободряюще кивнул, Двейн выскочил на улицу. Теперь же он стоял под дождём, пытаясь хоть немного успокоить бьющееся о грудную клетку сердце. Он еле держался на ногах и не услышал, когда вышел доктор. Мистер Харрис коснулся его плеча, от чего парень вздрогнул и обернулся.
– Хочешь лечь рядом с ней? Зачем вышел под дождь?
Двейн схватил доктора за запястье и потянул его под крышу. Потом понял всю неуважительность своего жеста и быстро убрал руку, смотря на доктора с надеждой и тревогой. Не выдержав этого взгляда, мистер Харрис сказал:
– Ты был прав, она сильно простудилась. Не знаю, как ты догадался, но если бы ты не обтирал её всю ночь и не сбивал жар, она не дожила бы до утра, – а потом, увидев, как побледнел парень, добавил, – Всё, что я смог сейчас сделать – это временно немного сбил жар, но ей нужно лекарство. Всё ещё осложняется, – он замялся и как будто передумав что-то говорить, тихо добавил, – Без лекарства у неё не больше суток, а может и меньше. Мне жаль.
– Где его взять? – спросил бледный парень.
– Ты знаешь сколько оно стоит? Целое состояние, – и увидев решимость в глазах парня, – И если ты думаешь, брать штурмом фармацевта, то не стоит, там охрана посерьёзней, чем мой пистолет, да и приступов жалости или совести я у него никогда не замечал.
Двейн поднял на него глаза, а доктор, расценив этот взгляд по-своему, сказал:
– У меня сейчас таких денег нет. Лекарство готовится больше недели, а если покупать уже готовое, то это не реальные деньги. Но времени ждать у неё нет. Мне жаль.
Двейн был странно спокоен, бледный как стена, но спокойный, как человек, который уже принял важное для себя решение.
– Доктор, я прошу Вас только написать, как оно называется и как его давать.
Мистер Харрис в упор посмотрел ему в глаза.
– Если ты задумал что-то дурное, то я ничего писать не буду. Спасать жизнь одному человеку ценой жизни другого, это без меня.
– А говорили, что у Вас нет совести? – грустно улыбнулся Вей, – Я обещаю, что никто не пострадает. Если только я, – одними губами добавил он. – Спасибо Вам, большое спасибо. Я Ваш должник на всю жизнь. Я не могу Вас больше задерживать, но если Вы завтра будете проезжать мимо, может…
– Я зайду. И, Двейн, помни, что ты мне обещал, – быстро написав название лекарства, доктор вскочил в экипаж.
Двейн на непослушных ногах вошёл в дом. Только сейчас он почувствовал, как смертельно устал. Он тяжело опустился на колени перед кроватью. Эбби лежала такая же бледная, а под глазами залегли тёмные круги, но дыхание её выровнялось. Двейн был весь мокрый, поэтому он осторожно прижался губами к её лбу. Ему показалось, что стараниями доктора жар немного спал. От прикосновения холодных губ девушка вздрогнула и немного приоткрыв глаза, еле слышно выдохнула:
– Вей.
– Я здесь. Я рядом, родная. Я с тобой, – он ласково погладил её по щеке.
Девушка хотела сказать что-то ещё, но сил не было.
– Я люблю тебя. Детка, не трать силы. Поспи, – он опустил глаза на её бледную руку, лежащую вдоль тела ладошкой вверх. Нагнулся и осторожно положил голову на её ладонь. Пальцы девушки слегка дрогнули.
«Минуту,
