id="id12">
Перевод М. Мазманян
Единственная тропинка, ведущая в Мтнадзор, исчезала с первым снегом, и до самой весны уже никто не заходил в лес. Однако в Мтнадзоре и сейчас есть леса, куда не ступала нога человеческая. Деревья здесь падают, гниют, и на их месте вырастают новые; пляшут медведи, посвистывая, как чабаны, воют волки, задрав морды к луне, кабаны клыками раскапывают черную землю, выискивая прелые осенние желуди.
Своеобразен мир Мтнадзора. Дикий и девственный. Кажется, что это уголок, забытый богом еще в те времена, когда не было на свете человека, и доисторический динозавр так вольно ступал по этой земле, как сейчас медведь. Может, таким был мир в те незапамятные времена, когда образовались огромные толщи каменного угля с отпечатками давно исчезнувших растений и пресмыкающихся.
И сейчас в Мтнадзоре водятся темно-зеленые ящерицы, которые не знают человека и не боятся его. Сидят себе на камнях на солнце, и можно часами наблюдать за ними, смотреть, как трепещет, будто тонкая жилка, кожица у них на брюшке; их спокойно можно поймать. Ящерицы в Мтнадзоре не удирают от человека.
Высоки горы в Мтнадзоре, даже в долгие летние дни солнце ненадолго заглядывает в эти леса. И когда в далеких долинах солнце еще только клонится к западу, в Мтнадзоре уже густеют тени, под деревьями чернеет непроглядная мгла, выходят из своих берлог медведи, спускаются к водопою кабаны, тоскливо и тревожно воет у своего логова волк, и этот вой тысячеголосым эхом отдается в ущелье.
Спускается ночь, и с темнотой выходят на охоту обитатели Мтнадзора. Медведи трясут грушу, дерутся друг с другом, кувыркаются на опавшей листве, но, заслышав приближение кабанов, быстро прячутся в засадах. Медведю известна сила кабаньих клыков, он никогда не нападает первым. Но если какой-нибудь хилый кабан отстанет от стада, медведь одним ударом лапы рассекает его мягкую шею, пожирает несколько кусков, поспешно прикрывает тушу листьями, ветками и камнями, затем ворча удаляется и терпеливо ждет, когда мясо протухнет.
Но если кабаны услышат крик отставшего товарища… Как острые мечи, сверкают их клыки, и медведю остается только неуклюже взобраться на дуб. Визжа, как взбесившиеся кони, кабаны клыками роют землю под дубом, всем телом налегают на дерево, пытаясь его свалить. Старый лесник Мтнадзора видел как-то весной скелет кабана с пригвожденным к самому корню клыком и застрявшего в ветвях мертвого медвежонка.
Лесник Панин сам походил на взбесившегося кабана. Это было чудовище в облачении лесничего, которое венчала фуражка с кокардой. Он появлялся в лесу незаметно, останавливался поблизости от порубщика и молча смотрел, как тот поспешно рубит дерево. Потом внезапно выскакивал из укрытия и, ревя так, что от его рева просыпались и ворчали в берлогах медведи, набрасывался на несчастного. Обмеревшему от страха порубщику оставалось только обратиться в бегство или подобно ужу извиваться под ударами его плети.
Панин был охотником. Держал шесть собак — одна лютее другой. С ними он ходил на охоту в чащи Мтнадзора. В лунные зимние ночи, когда никто не решался подойти к Мтнадзору, собаки Панина поднимали, медведя, вступали с ним в схватку или гонялись за вспугнутой ланью. Панин бежал за собаками и кричал от восторга. Ночная охота была его родной стихией.
Занимался рассвет, на снегу проступали кровавые полосы, виднелись запутанные следы, валялись обломанные ветки и труп задушенного волка. Панин присаживался на пенек и ждал, пока собаки сожрут свою добычу.
Панин никогда не прикасался к убитому зверю и, насытив собак, возвращался домой. Если же по пути он встречал кого-либо с украденной вязанкой дров на спине, то науськивал на него собак, и они гонялись за несчастным до тех пор, пока взмыленный от пота, окровавленный, он не находил себе какого-нибудь убежища.
Таков был лесник Панин. Он наводил страх даже на жителей отдаленных сел. О его жестокости ходили легенды. Какой он был национальности, веры и происхождения — никто не знал. Рассказывали, что он бывший офицер, сидел за убийство в тюрьме, затем подался в леса. Говорили, что в одном из северных лесов он во время ночной охоты убил свою жену, вернее, велел своим собакам загрызть ее.
Вот что рассказывали о леснике Панине.
В деревне Ави слыл справным охотником. В чащобах Мтнадзора он добывал охотой пропитание для семьи. В перелесках охотился на фазанов, в полях — на куропаток и перепелок, ставил капканы на лисиц, иногда же отправлялся в дебри Мтнадзора, часами хоронился за камнем, дожидаясь, когда кабаны спустятся к водопою.
Ави был метким стрелком, от его пули оставалась глубокая рана в жирном боку кабана. Кабан падал, от боли вгрызаясь клыками в землю, вырывая корни, затем раздавалось страшное хрипение — животное испускало дух.
А когда Ави узнавал, что Панина нет в Мтнадзоре, он собирал вязанку дров, прятал в укромное место, чтобы ночью тайком унести домой.
И в этот день он отправился на охоту. На снегу виднелись свежие следы. Ави пошел по следу и, поднявшись на пригорок, увидел двух лисиц. Не успел он выстрелить, как лисицы исчезли. Это была дурная примета — охота не предвещала удачи. Ави побродил еще немного, набрел на след лани, но след вскоре затерялся. Поскольку Панин в этот день не должен был появиться в Мтнадзоре (говорили, что он заболел), Ави решил отнести домой вязанку дров.
Уже смеркалось, когда Ави положил вязанку на камень и присел на пенек, чтобы перевести дух.
И вдруг он увидел охотничью собаку, она подошла к Ави, обнюхала его и скрылась. Сердце Ави оборвалось. Показалась вторая собака, третья и за ними — Панин. Будто из-под земли вырос.
У Ави в лице ни кровинки, Панин же побагровел как рак, Панин довольно поплевал на ладони и замахнулся плетью. Ави съежился, обхватил голову руками. Но плеть словно застыла в морозном воздухе. Панин не ударил его и, когда Ави поднял голову, ему почудилось, что перед ним скалит зубы в жутком хохоте сам сатана.
Предложение Панина было довольно-таки странным. Ави должен был либо уплатить двадцать рублей штрафа за воровство дров либо убить медведя в Мтнадзоре. И когда Панин еще раз повторил свои слова, его губы растянулись в зловещей ухмылке и он глухо захохотал. Ави вскочил и, бросив вязанку, по
