АА не говорила, но по чуть заметным намекам я понял, что АА находит и третью причину: публика, по ее мнению, нынче очень груба.
Вчера вечером АА была у Щеголевых. Встречалась у них с А. Толстым и с К-чем. После ужина АА говорила с П. Е. о Шенье и Пушкине. Щеголев неожиданно для АА заинтересовался ее работой, был исключительно любезен и принял рассказ АА о ее мнении по поводу взаимоотношений Пушкин - Шенье без возражения, наоборот - соглашаясь со всем; принес книги, искали сравнений по книгам; П. Е. подтвердил правильность суждений АА.
С А. Толстым АА говорила обо мне; он охотно согласился рассказать о Николае Степановиче и предоставить все, что можно найти в его архивах.
К-ч заявил, что знал Николая Степановича в Париже в 1918 году.
13.05.1926
Позавчера АА спросила Щеголева о знаниях Томашевского - действительно ли он хороший пушкинист? Щеголев взглянул на АА, серьезно, в глаза, помолчал и сказал: "Вот если вы будете руководствоваться тем, что пишет Томашевский, - вы действительно сделаете много ошибок".
Сегодня у меня был В. Рождественский. Говорит, что хочет уйти из Института истории искусств (он - на изобразительном отделении), потому что трудно совмещать работу по стихам с ученичеством. Просил меня отвезти в Институт истории искусств (потому что ему самому неудобно) заявление, в котором просит предоставить в качестве преподавателя ему с осени 1926 года занятия на "лито" по одной из следующих отраслей знания: а) семинарий по истории новейшей русской литературы; в) по технике стихотворчества; с) по художественному стихотворному переводу. Просил никому об этом не говорить, боясь отказа.
Конечно, ему не дадут просимого. У них свои, формалисты, на то есть.
АА собирается во вторник на негрооперетту.
14.05.1926
В 1924 году АА ездила в Москву и в Харьков. В Харькове после ее выступления в театре к ней подошла какая-то пожилая дама и попросила дать ей какое-нибудь стихотворение, которое она могла бы декламировать в разных местах. В руках у АА были прошнурованные листки с ее стихотворениями, на них стояли печати, разрешающие чтение их... - стихи, которые она только что прочла.
АА вырвала листок со стихотворением "Клевета" и отдала его даме. В этот момент вошел сын антрепренера - Якобсон, молодой человек лет двадцати. Удивился, что эта дама разговаривает с АА, и, когда та ушла, спросил АА, кто ей представил эту даму?
АА: "Как будто без того, чтобы ее кто-нибудь мне представил, она не могла разговаривать со мной!"
АА ответила, что никто не представлял. Тот возмутился: "Как никто? Неужели она с а м а подошла к вам?" - и всю дорогу потом и он, и его отец возмущались этой дамой и просили у АА извинения за нее.
АА рассказывала это как образец мещанства, узкой буржуазности и очень смеялась над глупым правилом, что человек не может разговаривать с человеком без того, чтобы не быть представленным... АА, рассказывая, дала полную свободу своей иронии над этими отжившими давно свое время, но все еще встречающимися, вот как в этой - в провинциально еврейской семье! - глупыми правилами общежития...
15.05.1926. Суббота
Вчера АА показывала мне новые свои открытия о Пушкине и Шенье. Дня два она не занималась этой работой (вернее занималась урывками). Позавчера вечером - деятельно принялась снова. Вчера АА делала уже кое-какие очень интересные обобщения; пока нигде их не записала, не отметила - держит все в голове. Очень внимательно следит за словарем Пушкина и выискивает в нем слова - с виду совершенно русские, в действительности же - перекрашенные из французских. Эту пересадку слов из французского языка в русский Пушкин делает изумительно. В строках: "Стальной щетиною сверкая / Не встанет русская земля" - "стальная щетина" выглядит самым чистокровным русизмом. В действительности - это перевод из Шенье: перевод его... И АА видит у Пушкина большую его работу над языком. Пушкин обогащает русский язык порою совершенно незаметно. Так, еще пример: перенося на русскую почву французское выражение (взятое из Шенье), Пушкин говорит: "...Он был мне одолжен / И песен, и любви последним вдохновеньем..." ("Умолкну скоро я...").
"Он был мне одолжен", однако, - галлицизм. Пушкин исправляет его в одном из следующих стихотворений, где он говорит: "обязан".
АА вчера демонстрировала мне новые свои открытия: стихотворение Пушкина "Друзьям" (1822), исходное из элегии Шенье "Reste, reste avec nous, p re des bons vins!" (начало ее), и Пушкин выдает себя в последней строке: "Под зашипевшею струей", которая в черновике читалась: "Над зашипевшею струей", т. е. где образ совершенно совпал с тем, который у Шенье.
АА деятельно ищет такие "над", выдающие Пушкина. А их всегда можно найти, говорит она.
Показывала сходство с Шенье и в стихотворении "Дева", и другие (слова "славянские ручки..." и пр.), новые открытия в "Вольности" и т. д.
Вчера я выразил АА свое удивление по поводу того, что она совершенно не была огорчена словами Щеголева о том, что все найденное ею уже известно по работе Никольского (АА, передавая мне разговор со Щеголевым, сказала мне, что все это известно и это очень ее радует, потому что значит она правильно все делала). Вчера АА в ответ на мое удивление сказала, что Щеголев совсем не в такой форме говорил, чтоб ей огорчаться, - наоборот. И конечно, ей нужно радоваться словам Щеголева: ведь разве не приятно сознавать, что ты сделал без всяких соответствующих знаний, без всякой подготовки - и сделал правильно - то, чего и многие специалисты не умели или не смогли сделать (Щеголев давал задание в прошлом году - где-то в ученом семинарии, в котором его слушали Тынянов, Томашевский, кажется, и т. п. пушкинисты, - проделать именно эту работу: найти влияние Шенье у Пушкина - и никто этого не сделал. Щеголев сам это говорил).
В работе по Пушкину АА больше всего задерживает и больше всего ей мешает незнание соответствующей литературы по Пушкину. Демонстрируя мне каждое новое открытие АА всегда добавляет, что несмотря на, казалось бы, очевидность влияния данного стихотворения Шенье на соответствующее стихотворение Пушкина, она остается неуверенной, что это именно так и есть. Потому что всегда может оказаться, что исследователям известно влияние гораздо более сильное, чем найденное ею влияние Шенье, другого (и незнакомого ей) поэта. А близость данного стихотворения - Пушкин - Шенье, может быть, совершенно уничтожается гораздо большей близостью, которая, может быть, существует между этим стихотворением Пушкина и каким-нибудь стихотворением другого поэта. Раньше, например, АА всегда боялась общих источников - и у Шенье, и у Пушкина - сближающих их стихотворения с каким-нибудь римлянином. Однако АА узнала на днях, что Пушкин сам сообщает о себе, что с лицейских лет не читал ни одной латинской книги и очень забыл латинский язык. И АА удивляется - как же, не зная языка, Пушкин переводил? Например, с греческого "Идиллию Мосха"? И думает, что, вероятно, с какого-нибудь французского перевода...
АА на днях узнала, что Пушкин мог знать Шенье и до 1819 г. Шатобриан печатает отрывки из него и др. Это на руку АА в ее работе.
АА высказывала свой взгляд по поводу влияния на Пушкина Байрона и Шенье (Байрона АА не знает по-английски, потому что не знает английского языка). АА предполагает, что влияние Байрона на Пушкина сказывалось таким образом: в идеях, в темах, в общем тоне - и здесь оно о ч е н ь сильно. Но Пушкин не так хорошо знал английский язык, чтобы влияние это могло углубляться в область лингвистики. Французским языком Пушкин владел в совершенстве - не хуже, чем русским... И вот поэтому влияние Шенье касалось, главным образом, лингвистики - самой работы над языком, прививания к русскому языку французских элементов. Причем Пушкин с поразительным уменьем русифировал элементы, которыми пользовался, вливал в них столько русской крови, что они забывали о своей прежней родине.
И говоря о Пушкине, АА в одной из своих фраз как-то по-детски воскликнула по поводу какого-то моего замечания: "Пушкин в тысячу раз больше и Шенье, и Байрона!".
Говорили о Блоке, и АА как образец лучших его стихов, восхищаясь и упиваясь ими, повторила несколько раз его превосходные строки: "Ты для других и муза... А для меня мученье и ад..." (четыре строки).
Цитировала и другие.
Говорили о Малларме. АА процитировала на память несколько мест (в одном из них была строка - в переводе: "ты, которая - живая, знаешь больше, чем знают мертвые..."). Его она считает прекрасным поэтом. Сказала - что "надо бы достать Малларме и почитать его - уделить ему один вечер".
Я спросил АА, любит ли она "Соловьиный сад". АА очень серьезно ответила, что очень не любит его. Почему? Отделалась шуткой: "В нем ослы, ослы... Слишком много ослов". Но дальше заговорила уже серьезно о том, что "Соловьиный сад" слишком символичен... и т. д.
Заканчивала свои слова так: "Но о т д е л ь н ы е строчки в нем превосходны!"... На мой вопрос о "Стихах о Прекрасной Даме" ответила, что очень любит их.
