Олег Гриневский - Тайна Великого Посольства Петра Великого

* * *

Да, необычный, очень интересный раунд со всех точек зрения: и с дипломатической, да и просто человеческой. Прежде всего вопрос: почему так неожиданно повел себя Прокофий Богданович, когда турки пошли на то, что он им сам раньше подсовывал через союзников? Почему тут же не договорился с турками, а лозволил разъехаться ни с чем? Ведь на следующем съезде они уже могут не повторить этих предложений и вообще отступиться от них. Так не дал ли тут маху русский посол, не перемудрствовал ли и не упустил ли, не дай Бог, выпавший на его долю счастливый шанс?

Сам Возницын не обьясняет, почему он так поступил. Но из записей видно, что действия его скованы отсутствием директив. Старые указания Петра - ничего не уступать, мир не заключать - он исчерпал, а новых не было.

Так что же оставалось делать бедному Прокофию Богдановичу? Свою линию он выработал и в Москву, как положено, доложил. Без ее согласия даже на такую хитрую двусмысленную договоренность он пойти не мог, а на скорый ответ не надеялся. Действовать же он должен был только наверняка, без осечек, иначе не сносить ему головы.

Встань на его место, уважаемый читатель, хотя бы на минутку, и ты поймешь - нелегкий раунд с турками Возницын провел блестяще. Действовал хитро, но напористо, даже бицепсами поиграл, так что пришлось туркам раскрыть свои запасные позиции. И вот он компромисс пошли-таки турки на уступки.

Конечно, куда как лучше было бы ему сразу закрепить эти подвижки и заключить с турками соглашение. Но не мог, никак не мог спешить Прокофий Богданович. Ведь и пяти дней не прошло, как ускакал в Москву гонец с его предложениями. И пройдут два, а то и все три месяца, прежде чем он получит ответ... А времени у него, хоть и не много, но все же есть: венецианский договор еще не готов и австрийцы с поляками пока ждут его. Значит, и ему, Возницыну, можно потянуть время. А там - будь что будет. В общем, молодец Возницын, здорово разыграл партию!

* * *

Но вернулся Прокофий Богданович в свой стан, судя по всему, не в лучшем настроении. Душу скребла неизвестность. Согласятся ли в Москве с его предложениями? Уж лучше какой-никакой, но ответ: да или нет. А то, не дай Бог, начнут гонять бумаги из приказа в приказ. Как тогда быть послу? Пока ответ придет, турки, глядишь, и уедут. Пропали тогда все его труды и старания.

Поэтому, поразмыслив, решил Прокофий Богданович писать новое письмо в Москву с нижайшей просьбой поторопить с решением его неотложного дела "ускориловку", как назвали бы это послание его современные коллеги.

Прошу милости, начал он, как и подобало в те времена, когда случалось обращаться к главе Посольского приказа, дяде грозного царя боярину Льву Кирилловичу Нарышкину. Но очень скоро логика доказательства правоты своей взяла верх, и тогда взроптал Прокофий Богданович, начал резать правду, которую нечасто прочтешь в посольских донесениях, не то что прошлых, но и нынешних: плохо руководит приказ переговорами, не дает вовремя нужных указаний... Да вот судите сами.

"Я с своей великой трудности и печили дерзаю донести: во истину, государь, надо было и прежде сего и без моего доношеиия, о всех сих настоящих трудностях, помыслив и разсудя накрепко, ему, великому государю, донести и меня не единократно разными способами или статьями удовольствовать".

Однако, сетует Возницын, я не только никаких указаний не получаю, но и на письма мои ответа нет. А хлопочу я не о своем, а об общем, государеве, деле. Переговоры столкнулисъ с серьезнейшей проблемой: "Помириться с уступкою тех городов - беда, а остаться в войне одним - и то, кажется, не прибыль..."

Но не просто Лазаря пел и на судьбу сетовал Прокофий Богданович. Уже ближе к концу, понимая, очевидно, что все равно не добьется нужных ему директив от нерасторопных дьяков, делает неожиданный ход, ставший затем классическим во внутренней российской дипломатии. "Буде не дадут на описку, - написал он Нарышкину, - и ждать совершенно не похотят, помышляю о учинении на малое перемирие, буде к тому турки покажут иристойную склонность". На современном дипломатическом языке это значит: буду действовать так, если не получу иных указаний. Затем, прождав какое-то разумное время, посол уже вправе поступать, как задумал. Но и с другой стороны подстраховался Возницын: если турки пойдут на такую договоренность. Ох и хитер был Прокофий Богданович!

* * *

Тут надобно заметить, что не по дерзости или скоромыслию такой финт задумал Прокофий Богданович. Беда Возницына да и других переговорщиков в том, что слишком долгой была связь со столицами. Ситуация меняется непредсказуемо, неожиданно и дома, и на переговорах. Эти изменения никакими ранее данными указаниями учесть просто невозможно. Как же тогда быть? Запрашивать столицу и терпеливо ждать ответа? Однако, как поется в английской народной балладе про королеву Элионор:

"Но пока из Парижа попов привезешь,

Королеве настанет конец..."

Так это ведь из Парижа в Лондон. А из Карловицев в Москву почта шла около полутора месяцев. В Воронеж и того больше.

При чем тут Воронеж? - спросите вы, Не спешите, сейчас узнаете.

Да обратно столько же. Да на подготовку указаний время надо. Вот и получается, что временной разрыв между Карловицами и Москвой составлял три месяца. Эти две точки на Земле находились не просто в разных часовых поясах - они были в разных временных измерениях. Например, когда в Москве читали сообщение о теплой осени на Дунае, там в это время была жестокая зима. И ответа на любой запрос ждать было бесполезно. Особенно если учесть, что переговоры в Карловицах начались в середине октября, а закончились в середине января - как раз три месяца.

* * *

Теперь о Воронеже. Те два месяца, что Петр провел в Москве, вернувшись из заграничной поездки, он внимательно следил за развитием европейской ситуации, читал подаваемые ему Виниусом иностранные газеты. Сам давал указания и лично приглядывал за перепиской с Возницыным. И хотя давно рвался в Воронеж, поехал туда только после того, как получил известие из Вены, что с турками произошло фактическое "замирение", вернее - прекращение огня.

Выехав из Москвы вечером в воскресенье, 23 октября, Петр из-за непогоды и распутицы приехал в Воронеж только через неделю. Перед ним открылось зрелище по российским меркам необыкновенное. На верфях вдалеке от моря, в самой глубине России, стояли десятки морских судов. Сооружение многих из них близилось к завершению. Царь в нетерпении - он доволен и поскорее хочет видеть результаты начатого им дела, но одновременно тревожится, что оно затянется... Заложив 58-пушечный корабль "Предестинация", Петр руководит его постройкой да и сам не выпускает топор из рук, делая обыкновенную плотницкую работу. Энергия его бьет через край.

Даже из Воронежа он старается следить за хитросплетениями европейской политики. 23 ноября он получает московскую почту. В ней, в числе прочем, письмо от Виниуса, помеченное 15 ноября. По обыкновению, он осведомляет царя о заграничных происшествиях на основе донесений послов и сообщений иностранных курантов.

Какую же информацию получил Петр в конце ноября?

Военных действий между цесарскими и турецкими войсками не ожидается, доносил аккуратный Виниус. Только две тысячи татар подъезжали к цесарским караулам - им дан добрый отпор. В заграничных газетах напечатано об усмирении "здешних бунтовщиков", то есть стрельцов. И о намерении царя предпринять поход на Черное море и под "крымские жилища". Польский король отправился в Литву для успокоения враждующих там партий. Испанский король, смерти котором ждали тогда со дня на день, чтобы начать борьбу за испанское наследство, "пришел в совершеиное здравие", однако французы имеют наготове войска - более 100 тысяч человек.

И вот, наконец, про Возницына: послы союзных держав с турками на конференцию еще не съехались. Они считают, что из-за наступающей стужи трудно будет вести переговоры в тех разоренных местах, которые назначены для конференции. Мирным переговорам будет препятствовать французский король, который "путь к тому делу различными преграды заграждает". Ничего себе информация: послы еще не съехачись! А в это время у Прокофия Богдановича уже соглашение с турками проклюнулось.

"Mir Her, - отвечает Виниусу Петр в своей обычной манере, - письмо твое я принял i за вести иностранных благодарствую. А здесь при помошещи Божией препараториум великоq; толко ожидаем благого утра, дабы мрак сумнения нашего прогнан был".

А для "сумнений" основания были немалые. Решив создать флот, который грозил бы Константинополю и Крыму, Петр, как это у него нередко случалось, придал своему решению только главные и весьма общие очертания. Было создано Адмиралтейство, образованы "кумпанства" по строительству кораблей, и, дав два-три конкретных распоряжения, Петр укатил за границу учиться корабельному искусству, оставив дело делаться само собой. Правда, из-за границы он давал грозные указания ускорить работы, заложить новые корабли. Но новое дело варилось старым и привычным для России способом: собрали путем тягловой повинности крестьян, поставили над ними стольников из древнего Владимирского судного приказа, которому наспех придали функции Адмиралтейства.