Может быть, по этой причине, пожалуй, впервые в русской истории послу предоставлялась относительная свобода действий в делах второстепенных. В директивах появляются такие необычные выражения, как "об этом приказано делать, что пристойно, и дело чтоб было только сделано".
Зато основная часть записана жестко. Послу предписывалось заключить с турками вечный мир. Если этого не получится, добиваться перемирия сроком не менее 25 лет. Но приднепровские городки должны оставаться в "державе царского величества". К этому Головин добавил слово "непременно".
Написан этот наказ был на трех тетрадях. А скрепил его думный советник Прокофий Богданович Возницын 31 июля 1699 г.
Поход в Керчь по всем признакам начинался неудачно.
В полдень 5 августа из Таганрога отплыла эскадра из десяти больших кораблей, двух галер, двух голиотов и четырех стругов с казаками. Командовал ею опытный дипломат Ф. А. Головин, получивший звание генерал-адмирала. В морских делах он был так же сведущ, как и его предшественник в этом звании - Лефорт. Но так, очевидно, было удобнее Петру, который любил вершить дела сам, оставаясь при этом в тени. И в данном случае он был просто капитаном Петром Михайловым.
По этой ли причине или действительно неудачно сложились обстоятельства, но эскадра отошла от Таганрога всего верст на двадцать, как разразилась сильная буря. Пришлось стать на якорь и простоять двое суток, качаясь на волнах. А азовская качка неприятная: волна мелкая, но частая - корабль с борта на борт швыряет. Пришлось возвращаться в Таганрог и ждать погоды еще две недели.
Наконец, в полночь 14 августа подул сильный попутный ветер. Петр дал сигнал к отплытию, и если бы распустили все паруса, то на следующую ночь были бы уже в Керчи. Но старый моряк вице-адмирал Крюйс, прослышавший про коварные мели Азовского моря, посоветовал поставить только один парус. Поэтому двигались медленно, с остановками, и только 18 августа увидели "высокую землю Керченскую".
Это был великий день России. Русская эскадра стала посреди Керченского пролива. Четыре турецких корабля осторожно прижались к крепости. А крепость маленькая всего пять башен. Стены некрепкие и местами развалились. Так вот он какой город Керчь! Дома однотипные, с плоской татарской крышей, один над другим лесенкой к горе Митридат прилепились. Деревьев совсем нет. Только два десятка мечетей над городом возвышаются.
Для пущего эффекта флагманский корабль, приближаясь к Керчи, отсалютовал семью залпами. К адмиралтейскому салюту присоединилась вся эскадра, и началась пальба из всех пушек. Туркам ничего не оставалось делать, как отвечать на приветствие, хотя какая уж тут радость - страх один: нежданно-негаданно русская эскадра нагрянула. Зачем? Как она вообще очутилась в Азовском море?
Тем временем на шлюпке под белым флагом к турецким властям прибыл Ф. М. Апраксин с поручением известить о прибытии русского флота и поздравить.
Делать нечего, в ответ на визит Алраксина турецкий адмирал Гасан-паша прислал своих людей. Они стали расспрашивать адмирала Головина о причинах прибытия столь большого числа военных кораблей. Реакцию турок, видимо, хорошо передает запись Крюйса: "Ужас турецкии можно было из лица их видеть". Они никак не могли поверить, что эти корабли построены в России и на них русские люди. Но еще больше их поразило известие, что русский посол на военном корабле намерен отплыть в Константинополь.
До поздней ночи вокруг русских кораблей шныряли турецкие лодчонки. Одни смолу с обшивки соскребали, чтобы посмотреть, из какого дерева корабли построены. Другие дивились на матросские учения, которые приказал проводить Петр. А третьи устроили настоящий восточный базар - торговали всем, чем попало: и красочной с расписными узорами тканью, и диковинными фруктами, и овощами, охотно беря взамен московские ефимки.
* * *
Турецкие власти из кожи вон лезли, чтобы помешать отплытию русского военного корабля в Константинополь. Начался затяжной и нудный торг с повторением одних и тех же доводов.
Черное море, убеждали турки, недаром зовется Черным. Оно коварное и непредсказуемое. Плавать по нему опасно. Поэтому для посла же лучше ехать по суше - надежнее, удобнее и быстрее...
В ответ русские упрямо твердили, что уповают на господа Бога, что Черное море им-де хорошо известно и воля государя, чтобы его посол ехал морем.
Тогда турки стали твердить, что из Керченского пролива в Черное море вообще выйти нельзя - лежит-де под водой черный камень, который преграждает путь судам, и на нем неминуемо разобьется посольский корабль.
Пришлось посылать лоцмана, чтобы осмотреть тот камень. Вернувшись, он доложил, что камня никакого нет, а есть подводная скала - продолжение мыса, которую обойти вполне можно.
После этого турки выдумали новую причину: прямо на Константинополь плыть-де никак нельзя - не хватит воды и съестных припасов. Придется заходить в Кафу и Балаклаву.
В общем, они хотели как можно дольше задержать посла в Крыму, а дальше, глядишь, и придет фирман* от султана, и тогда ясно будет, что делатъ и как поступать.
Эти бесконечные тяжбы прервало четкое распоряжение Петра: кораблю с послом немедленно плыть в Константинополь, русской эскадре возвращаться в Таганрог...
Прокофий Богданович стоял на палубе и смотрел, как посольский корабль "Крепость" направлялся к Керчи. Ветер был попутным. Впереди ровно и даже как будто со вздохом катило прозрачно-синие волны море, которое почему-то назвали Черным. Справа на горе виднелись башни пока еще турецкой крепости Керчь. Слева за песчаной косой начиналась Кубань. Тоже пока турецкая. А кругом стояли русские корабли.
Прокофий Богданович был рад. Он, должно быть, улыбался - покойно и широко. Свое дело он сделал. Это он знал. Но редко кому из дипломатов доводится увидеть воплощение замыслов и трудов своих. А он увидел.
* * *
8 августа 1700 г. в Москву прибыли гонцы с известием о заключении Константинопольского договора. Он устанавливал перемирие с Турцией на 30 лет. Это событие первопрестольная отметила грандиозным фейерверком. А на следующий день Россия официально объявила войну Швеции.