обалдуям, спорящим со мной, экземпляр «Троянской правды»! Умничка! Но должна разочаровать тебя, это так. Хочешь, другие издания покажу – «Известия физической культуры», «Красный спорт», «Физкультуру и спорт»…
– Не надо! Верю!
– Парусным спортом я увлеклась еще до той войны, первой. Потом участвовала во Всесоюзных спартакиадах. И побеждала, да-да, и не раз! Чтоб я да не победила! Дружила с чемпионами – Бальсевичем из Кронштадта, Колей Мясниковым из Куйбышева – какой парень был, он потом тренировал сборную.
– Хорошо, тетя, я рада за тебя, – пробормотала Лена. – Бай-бай.
В семь тридцать позвонил Алексей. На такси отправились в Морской порт. Капитан уже поджидал их на борту яхты. Загорелый и мускулистый пятидесятилетний морской волк, представляясь, хрипло пророкотал: «Женя Булонский. Джек Буль».
С утра море было гладкое, как стекло. Елене захотелось в него шагнуть, как в тетушкино зеркало, и тут же попасть в подводное царство к русалочкам, а то и к самому морскому царю Водянику.
– Неудачный день. Штиль. Жарко будет, – вздохнула Кольгрима. – И под парусом не походишь.
– Ничего, на моторе выйдем, – прохрипел Джек, вглядываясь в горизонт. – А там поглядим. Метеосводки иногда врут. Как бы не заштормило. Тревога в воздухе. Вон облачка. Айда к дельфинам!
Вышли в море. Вскоре заметили дельфинов. Они плыли параллельно курсу яхты, не обращая на людей никакого внимания, прыгали и резвились в основном парами. Лена махала животным рукой, а тетушка фотографировала. Потом капитан остановил судно и предложил пассажирам искупаться. Алексей стал прыгать ласточкой с борта, а Лене больше нравилось плавать в прозрачной воде, ощущая всем телом притягательную и отталкивающую одновременно таинственную жуть глубины, скрывавшей потонувшие корабли, русалок, морского царя… Тетушка уютно расположилась в теньке и потягивала пиво. Джек Буль с беспокойством поглядывал на быстро темнеющий горизонт. Но когда переводил взгляд на красивую девушку, забывал о тучах. Много хорошуль перебывало у него на яхте, бледных и загорелых, блондинок и брюнеток, веселых и заносчивых, но такой грациозной еще не было.
– Родственница? – спросил капитан.
– Племянница. – Кольгрима взглянула на Джека. – Нравится?
– Красавица!
– Других не держим.
– А это жених?
– Вроде того.
Через какое-то время в воздухе стало меньше света. Солнце вроде также ярко светило вверху, но сбоку к нему ползла свинцово-черная туча. Джек крикнул Кольгриме:
– Шторм идет! Надо сниматься!
Мимо яхты стремительно пронеслась стая посвистывающих дельфинов.
– Вон и они почуяли, – бросил Джек.
Поднялся ветер, вскоре задувший порывами и погнавший большую волну. Вода и воздух почернели.
– Никого не тошнит? – крикнул капитан, направив яхту в сторону и прочь от приближавшейся тучи. Однако туча вскоре нагнала судно. Жуткий у нее был вид, казалось, что по воде скользит огромный корабль под черными парусами. В глубине ее сверкали молнии, доносился гром.
Капитан указал на огромную дождевую косу, свешивавшуюся с тучи:
– Ливень будет! О, черт!
Следующая туча, нагонявшая ливневую, вдруг выпустила в воду хобот. Хобот стал на глазах расти и набухать. Под ним образовался конус кипящего пенистого водоворота, который, как магнитом, стал всасывать в себя хобот. Минута-другая, и на яхту с гулом, как экспресс, весь в брызгах понесся огромный, в основании больше яхты в два-три раза, иссиня-черный крутящийся водяной столб. Казалось, небо хочет выпить через него море.
– Все в трюм! – крикнул Джек. В это время сильный порыв ветра накренил судно, и Елена полетела за борт. В следующее мгновение Алексей прыгнул в воду. Капитан кинул спасательный круг, остановил яхту и перекрестился. Кольгрима не спустилась в трюм, а ухватившись за трос, глядела на приближавшийся смерч.
Водяной столб прошел совсем рядом, закрутив затрещавшую яхту волчком, но оставив на месте. Алексей успел до этого поднять девушку на борт. И тут же хлынул ливень. Шквалистый ветер и большая волна помогли гнать яхту к берегу.
Прощаясь, Джек извинился:
– Уж простите, что так вышло. В другой раз. – Он протянул Кольгриме деньги, но та отмахнулась от них:
– Это еще что, Джек!
– А ты молоток! – прохрипел капитан Алексею и крепко пожал ему руку. – Как плечо?
– Пустяк! – погладила Лена ссадину на плече, своей улыбкой смягчив огрубевшую душу старого морского волка. Она никому не сказала, что испугалась не столько падения за борт, а, когда догоняла плывущую по инерции яхту, непостижимого пристального взгляда самой черной бездны.
Вечером перед сном Елена спросила:
– Тетушка, это ты устроила Алексею проверку?
– Pourquoi pas? – улыбнулась тетушка. – Но не ему. Тебе.
Женщины на грани нервного срыва
После морских приключений все трое зашли в какой-то полупустой ресторанчик (смерч и непогода разогнали публику с пляжей и набережной), пообедали и поехали домой. Алексей попрощался возле корпуса и спустился в «Актер». Лена легла на диван в зале и включила телевизор, а тетушка, укутавшись в плед (прохладно – какая благодать!), уселась на террасе в кресло и слушала дождь, управляемый весьма искусным дирижером. Ливень сменялся моросью, трубный гул – барабанной дробью, солирование отдельных инструментов – взрывом оркестра небесных хлябей. Можно было бы и соснуть, но Кольгриме было не до сна. Небо шевелилось, как монстр, а в голове были такие же мутные гнетущие мысли. Изредка в сознание врывался звук проходящего внизу поезда, шипение машин на трассе вдали, чей-то крик или смех, но они лишь добавляли нотки в минорный концерт ненастья.
Похоже, старушка всё же задремала. Проснувшись от внутреннего толчка – ее во сне окружили кривляющиеся бесы – она усилием воли уняла стук сердца, но тревога осталась. Сон как рукой сняло. «Чего они так беснуются? – думала Кольгрима. – Обманула я их, провела, так чего ж теперь беситься? А, по штату… Ничего, мы еще повоюем! Какая там самая длинная война была в мировой истории?»
– Лен! – крикнула Кольгрима. – Какие длинные войны знаешь? Столетнюю, еще?
Елена выключила телевизор.
– Пуническая между Римом и Карфагеном, больше ста лет. В Китае – двухсотлетняя в период Воюющих царств, тоже до нашей эры. А самая-самая – лет триста – между Нидерландами и каким-то британским архипелагом около Корнуолла. Ее объявили и забыли про то. Она закончилась лет тридцать назад, а начал ее сэр Оливер Кромвель.
– Всё-то ты знаешь! Когда только успела, я вот ни черта не помню! Беру двухсотлетнюю, как в Китае. Я им еще задам, анчуткам!
– Кому, китайцам? Ты это о чем, тетушка?
– Каким китайцам! Есть кто поближе. – Тетушка вдруг сорвалась с кресла, стащила племянницу с дивана и пошла вышагивать с ней танго, голося Besame mucho 16 своими словами:
– Беса я, беса я мучу. / Знай же, проклятый, оставлю тебя на бобах! / Беса я, беса я
