белая блузка, а закатанные выше локтя рукава позволяли увидеть на обеих руках татуировки в виде цветочных узоров.
– Жареного цыпленка придется ждать минут двадцать пять…
– Ясно. Тогда пусть они там на кухне, мать их, включат пятую скорость и постараются побыстрее!
Пузырьки итальянского игристого ударили Бруно в ноздри, и глаза заслезились. Он с трудом разлепил веки и несколько раз моргнул сквозь слезинки и слепящие лучи солнца. Неужели ему опять захотелось спать? Он медленно выговаривал слова, словно невидимый вес придавил ему не только веки, но и язык.
– Ты здесь известная личность.
– Как раз нет. Я приезжаю в Сан-Франциско, чтобы сохранить инкогнито. Уж не знаю, говорила тебе Тира или нет, но я больше не могу показать нос в Бер-зверск-ли из опасений, что меня линчуют мои заклятые враги, а таких тьма – от риелторов до приверженцев пролетарской революции.
– Она говорила, что тебя называют Дартом Вейдером.
– Ха!
Они высасывали устриц из ледяных раковин и раздирали жареного цыпленка, а Бруно тем временем наблюдал за жизнью освещенного солнцем города – курьерами на велосипедах с наброшенными на шею цепями на замочках, мужчинами в деловых костюмах с бритыми головами на скейтбордах, амазонкоподобными транссексуалами, которые, возможно, не были никакими транссексуалами. Ему на мгновение почудилось, что он заметил на улице мужчину в смокинге из амстердамского аэропорта, который вышел на погрузочную платформу и следил за посадкой самолета, но потом понял, что это оптическая иллюзия: в панорамном окне «Зуни» он просто увидел собственное отражение. Бруно нащупал носком ботинка чемоданчик с комплектом для триктрака – просто удостовериться, что ящик там, где он его поставил. Камень из берлинской брусчатки лежал, надежно спрятанный, внутри, подобно опухоли в его голове.
– Знаешь, Александер, с тобой клево есть, но почему ты все время молчишь?
– Извини.
– Да на хрен тебе извиняться, ты же умный, и это мне в тебе нравится.
– Спасибо.
– Слушай, у меня есть план. В здании, которым я владею на Хейст-стрит, пустует квартира. Я дам тебе ключ.
Бруно был нимало удивлен. Столарски ничего об этом не сказал, когда он позвонил ему из берлинской клиники, и тогда Бруно вообразил, что ему предложат стать гостем дома. И сейчас он не мог решить, стоит ему разочароваться или обрадоваться.
– Это великодушное предложение.
– Пустяки. Сейчас купим тебе чего-нибудь из одежды, зубную щетку, шампунь и всякие мелочи на первое время, а потом можешь задать храпака и спать хоть сто лет.
– Как раз этого я и хочу избежать.
– Я же не имел в виду, чтобы ты заснул вечным сном!
– Уверен, что нет.
«Ягуар» Столарски пересек залив по Бей-ридж. Футуристические очертания нового пролета от Трежер-Айленда создавали впечатление, будто этот мост соединяет две планеты. Рядом с новым пролетом темнел его полуразрушенный стальной близнец, который, как подумал Бруно, скоро будет разбомблен с дронов и рухнет в море. На Шэттак-стрит, в паре кварталов от их старой школы, они припарковались перед новой аптекой. Он не узнал этот район. После Европы Беркли показался городом, сплющенным солнечным светом, составленным из бетонных колонн и чужеродных культурных вставок, он был похож на вылезшую из принтера пять минут назад распечатку. Столарски дал ему три двадцатки и подождал в машине, пока он бродил по аптеке и кидал в корзину зубную щетку, мыло, шампунь и пузырек «Тайленола» – аналога его любимого парацетамола. Не успев выйти из аптеки, он проглотил без воды несколько таблеток.
Вернувшись в машину, он бросил под ноги пластиковый пакет с покупками, и его охватило чувство стыда за свою новоприобретенную прискорбную зависимость. Столарски, по-видимому, это почувствовал и воздержался от своих обычных язвительных комментариев. Когда они пересекли еще один мост и, судя по всему, оказались во владениях Столарски, в душе циничного владельца недвижимости пробудилось что-то человеческое. «Ягуар» обогнул кампус Университета Беркли, выехал через Чаннинг-уэй на Телеграф-авеню и притормозил у тротуара там, где парковка была запрещена, перед дверями «Зодиак-медиа». Трехэтажный дворец Столарски был внушительным зданием из неона и стекла. Создавалось впечатление, что это вариация «Зуни» с архитектурной изюминкой – фальшивая скромность стеклянной коробки, явленная в стиле тяжеловесной экстремальности. Впрочем, в отсутствие прозрачных стен-окон зеркальный фасад «Зодиака» отражал блики и силуэты улицы, припаркованный «ягуар» и соседствующие заведения поскромнее: тату-салон, магазин кожаных изделий, табачную лавку – и их самих, на фоне дерзкого солнца, от чьих палящих лучей не было никакого спасения.
Если «Зодиак» походил на калейдоскоп, то расположенный чуть дальше ресторан «Зомби-Бургер» казался упавшим на землю ржавым метеоритом. Или исполинской какашкой с вывеской. Ресторан был сложен из сплющенных неровных стальных балок, выкрашенных ржавчиной в землисто-коричневый цвет. Его фасад был весь испещрен дырками, как бок кита, исколотого гарпунами, и из дырок торчали флагштоки, на которых болтались черные вымпелы с кроваво-красной буквой Z. Здание словно вбирало в себя дневной свет. Его как будто выстроили с таким расчетом, чтобы оно пробуждало ненависть.
– Твой феод, – заметил Бруно.
– Ага, половина улицы моя. Недвижимость падает мне в руки, как дождь падает другим на башку.
Столарски произнес эти слова без всякой гордости.
– Я получил здание, в которое я тебя вселю, в награду за операцию по возврату налогов за склад, идущий под снос. Никто не знает, что сколько стоит.
– Кроме тебя.
– Даже я не знаю. Вот ключи. – Столарски бросил на ладонь Бруно простое кольцо с парой новеньких ключей. – Здание за углом. 2400 по Хейст-стрит. Называется апартаменты «Джек Лондон», в честь того, кто, ну, знаешь, «Белого клыка» сочинил. Увидишь вывеску с золотыми буквами над входом в подъезд. Твоя квартира номер 25. – Он вдруг стал выглядеть утомленным. – Можешь для начала прихватить какую-никакую одежонку в «Зодиаке». Вот, держи. – И следом за ключами он вложил в ладонь Бруно несколько двадцаток.
– Это на одежду?
– Не, возьми что хочешь, бесплатно. Спроси там Бет Деннис, она менеджер торгового зала. Она тебя ждет – я ей позвонил, когда ты был в аптеке. У тебя будет свободный доступ к товарам. А это просто на карманные расходы.
– А квартира… обставлена?
– Там складная кровать. Тира позаботилась о постельном белье и о прочей хренотени.
Столарски не смог скрыть раздражения, его взгляд стал колючим, почти враждебным. Он сидел за рулем, словно черепаха в исполинском панцире. Бруно сложил купюры и сунул в нагрудный карман смокинга. Он не стал спрашивать, собирается ли владелец магазина его сопровождать.
– Большое спасибо тебе за все…
– Хорош сентиментальничать, Флэшмен. Когда ты перестаешь иронизировать, террористы празднуют победу.
Бруно вылез из машины на тротуар, и Столарски тут же укатил
