Александр Стеклянников - Roots of future realisations

- Никогда, слышишь, никогда больше не делай этого! - Кардош был в гневе хозяина мира. - Ты так боишься Нового? Ты живешь лишь по закону? А-а, я забыла, ты ведь власть земли, без твоего ведома ничего не должно случаться в этом мире. Хм! - она приложила палец к носу. - Я земля! Запомни, Вельда! - Уйди, не мешай мне. В бессильной ярости Кардош сжал подлокотники кресла, затрещало дерево: - Я убью тебя!!!... - Как? Тишина пронизала пространство большого зала, застыла на стенах, напряглась в пламени свечей. - Не знаю как, но убью!.. Стой!!! - Как же здесь скучно! Прощай! - ее уже не было в зале; там, где она стояла, пыль завилась в бурунчик, который затем рассыпался, раскидав по полу мусор. В зале было сумрачно и тихо. Измучен, подавлен, откинувшись на спинку трона и закрыв глаза, Кардош, в недвижимости, в тягостном раздумии, в сильнейшей концентрации, в глубочайшей и неизбывной тоске копил радость.

Она лежала посреди широких пространств вельдской пустыни раскинув руки и ноги и устремив неподвижный взгляд в небо. Ей было одиноко. "Почему, почему мне одиноко? - Ты давно не виделась с душой земли. - А точнее? - Ты еще не встречалась с душой земли. - И?.. - И тебе одиноко. - Где она, душа, я приду к ней даже на край света. - Тут тебе не помогут твои быстрые ноги. - Я готова умереть в пути. - Гораздо труднее выжить. - И?.. - И еще труднее остаться жить..." На северо-востоке в струях горячего воздуха возник мираж. Его фантастические очертания не ввели бы в заблуждение даже ребенка; было ясно с первого взгляда - это мираж. "Жизнь, это мираж. - Нет, это смерть хочет убедить нас, что она есть жизнь, и ей это до сих пор удавалось. - Значит, смерть это мираж. А что такое смерть, как не конец жизни. - У жизни нет конца. - И?.. - Просто жизнь еще не заглядывала в этот уголок большого мира. - Но я, я ведь живая. - Ты пока лишь самая удачная нота прелюдии к грандиозному музыкальному произведению. - Ну раз так, всколыхни хотя бы поверхность вельдской равнины. - Останься хотя бы раз в живых..." На юго-западе появилась фигура всадника на лошади. Она приближалась, страшно деформируемая в мареве сухих горячих потоков тепла, излишками отдаваемого землей небу. "Сколько лет прошло, а мир все тот же и я все та же." Всадник приблизился к Вельде, спешился, тяжело ступая левой ногой-протезом подошел вплотную, встал на колени, наклонился над ней и приложился губами к ее темно-вишневым, потрескавшимся, сухим устам... Мираж на северо-востоке оформился в темную точку, она, меняя очертания, медленно плыла по равнине. "...как тяжко, как тоскливо. Печаль съедает мое сердце..." Вельда взвилась над землей, едва заметными взмахами рук обезглавила дерзкого воина, упавшего кулем одежды к ее ногам; поцелуй жил у нее на губах, прорастал в сердце диковинным цветком, ее била нервная дрожь. Она вытащила из-за пояса погибшего нож и принялась устало копать могилу, пробивая безднами глаз нездешние пространства. Темная точка миража подплывала все ближе. "Кодрак, Кодрак исса. Почему ты снова умер!" Вельда мощными взмахами тяжелого острия углубляла яму. Поцелуй рос в ней сладостным противоречием относительному бытию. Клинок к клинку сшиблись в смертельной схватке он и она. Светом и тьмою, их поединком, извечной борьбой, сражением, что никогда не начиналось и никогда не кончится, был обманут воздух вельдской равнины, была отравлена вся атмосфера мира. Но... поцелуй рос в материи тела Вельды чудесным опровержением вечной схватки, как будто бы ее никогда и не было. Как будто она вовсе не начиналась. "Кодрак, зачем ты умер?.. Я жив. - О, это мираж. - Нет, я вынужден был предстать в облике миража, а миражу отдать свою плоть, иначе бы повторилось все то, что случалось ранее, и ничего бы не вышло. - И ты не покинешь меня? - Нет. - Почему? Потому что я земля..." - Врешь!!! - поверхность равнины вспучилась горбом, возник крутой каменный утес. - Врешь!!! - гремел голос Кардоша. - Земля, это я! - и огромный земляной вал похоронил призрачную фигуру воина с левой ногой-протезом, женщину-убийцу, роющую могилу погибшему отцу и обезглавленный труп сына, убитого собственной матерью, так и не успевшей спеть над его могилой песнь смерти. Поцелуй сиял в груди подобно солнцу, проникая лучами во все ее члены. Треск рвущейся земли смешался с хрустом разрываемого тела Вельды, и свет, запертый в ее сердце, освобожденный вдруг, брызнул во все стороны, озаряя пустыню.

Вельда прислушивалась к отдаленным громовым раскатам: - Что это? - Гроза. - устало проговорил Кардош. - На грозу не похоже. - Может быть, землетрясение? - А? - Землетрясение... Но, скорее всего, гроза. - он снял со стены маску и стал внимательно изучать ее. - Расскажи мне о Кодраке. Лицо Кардоша потемнело: - Я не знаю о нем ничего... Иногда он говорит странные вещи. А временами мне снится, что я убиваю его; я колю его в грудь ножом и чувствую боль в сердце; я обезглавливаю его, и ощущаю, как холодная сталь рвет мое горло; я выкалываю ему глаза, и тьма заволакивает мир мой и более я ничего не вижу. Тьма... - Странно. Ты ведь действительно ничего не видишь. - Хо! - Ты не видишь простых вещей. - Хм... Неумолчное стрекотание сверчков за порогом навевало сон. Вельда потянулась, зевнула, вытянулась на полу хижины. Вскоре послышалось ее ровное дыхание - она спала. Кардош не отрывал взора от ее фигуры. Ему пришла в голову мысль, что смерть, как и сон, не приносит освобождения человеческому существу, которое действительно слепо и не видит простых вещей. "Но ведь я знаю, знаю, что... что я не такой, как другие. Во мне миры, я обладаю физической властью." Он скользнул в дверной проем. Он бежал в ночи по спящей пустыне, он несся со всех ног, закинув голову, глядя в небо; звезды стояли на месте и ему казалось, что он тоже стоит на месте, хотя ноги его совершали работу, сердце колотилось, пот заливал глаза. "Я обладаю физической властью. Я хозяин пространства." Звезды смотрели сверху равнодушно и холодно. Возможно, они даже не видели его, а лучи их взглядов проходили сквозь. "Я могу перемещаться. Я высшее творение." Он видел, что звезды бесконечно более высоки. "Я могу стать даже выше звезд, я попру их ногами." Он резко остановился, рывком встал на голову и стал молотить ногами воздух. "Получайте, я топчу вас, потому что я хозяин! Я хозяин, потому что я знаю себя. Я знаю себя, потому что Я ЕСМЬ." Протез, щелкнув, отлетел от правой культи и бухнулся в траву. Из-под земли слышалось гудение, от нее шел пряный запах сухих трав, она была реальна и ощутима, - о, этого в ней было гораздо больше, чем в звездах. Внезапно до него дошло. "Именно в земле небеса имеют опору, именно в ней ищут свое воплощение, и именно в земле это воплощение будет наиболее полным, тотальным и всевмещающим." Кардош упал на землю, пополз к своему протезу, пристегнул его, встал и повернулся к хижине. Вельда стояла у порога и смотрела на него: - Не далеко же ты убежал... "Бежал..." - повторил он про себя. - ...Небось носился кругами... "Кругами..?" - он растерялся. - ...Бедняга. Вперед смотреть надо, а не вверх. Его осенило: вперед. Ее звучный смех нарушил покой пустыни. Заворочались грызуны и хищники в норах, встрепенулись птицы, всколыхнул травы утренний бриз, прилетевший с далекого моря. Родилось утро нового дня нового времени. Кардош был в прямом смысле слова сам не свой. Она рассеянно коснулась таинственного узора на лбу. Знаки почти стерлись, и были видны теперь еле-еле. - А что означает этот узор? - Хочешь, он будет означать солнце и летящую птицу на его фоне. Хочешь, и он исчезнет навсегда? Ты только скажи. - взор ее блуждал по чертам лица его. Он покачал головой. Помедлив, со вздохом, тяжело встал с пола, выпрямился. Стоял, устремив взгляд в стену, задумчиво поигрывая ножом в кожаном чехле на поясе. Наконец нарушил молчание, в котором уже готовы были рассосаться ненужные мысли, глухо, не оборачиваясь, послал вопрос: - Я должен убивать... Нет, я вынужден убивать... И этому нет конца... Как выйти из этого круга?.. Она конечно же молчала. Молчала земная твердь, убаюканная давнишней песней невежества, изначальною песнью смерти. - Кардош умма, ты ничего не чувствуешь? - Я чувствую, как из меня уходит сила; я гибну; тем не менее, никогда еще я не ощущал себя таким настоящим. - Расскажи мне о Кодраке. Лицо Кардоша просветлело: - О, я мог бы говорить о нем целый день, и нисколько бы не устал. - Нет, не надо целый день, - Вельда усмехнулась, - скажи главное. Кардош открыл было рот, выдержал паузу и... закрыл снова. Он поднял голову к небу, вздохнул, собираясь сказать и... смолчал. Опустил голову к земле, как будто прислушиваясь к ее безмолвному зову, собрался с духом, сосредоточился и... не решился. Она с насмешливой улыбкой спокойно разглядывала его, почти уверенная, что не услышит ничего нового. Кардош молчал; она отвернулась, в тишине, в неподвижности созерцая ветхий наличник. Молчанием человека говорит душа земли. Земля гневается, и боги в ужасе отступают в свои зыбкие твердыни. Земля гневается, и небеса трепещут, в безумном страхе прикрываясь ладонями облаков. - Но кто же научит землю радоваться? - он не понял, почему произнес эти слова. Вельда резко развернулась к Кардошу; пристально вглядывалась в его зрачки; она искала ложь, чтобы испепелить ее; смотрела долго; испытующе; невыносимо долго. Цепко. Наконец произнесла: - Нет, ты искренен... И поэтому прав. А теперь скажи, кто я? - она смотрела в его глаза, пытаясь заглянуть куда-то за них, внутрь, узреть самую его сущность, суть... - Кто я?.. Ему показалось, что его опустили в жерло вулкана, две молнии из ее глаз жгли его плоть, причиняя страшные мучения полчищам поселившейся там смерти. "КТО Я?" - О, нет! Нет! - его сгибало пополам от страшной боли, в глазах рябило. Нет! Не могу! - КТО Я??? - Не могу,.. не знаю,.. не скажу! Его протащило по песчаному плато, стукнуло головой об утес на краю обрыва, завертело по каменистой почве; одежда его тут же превратилась в лохмотья. Где-то очень далеко он слышал рычание Вельды и различал свои стоны. Его распластало на земле, он видел красные облака, плывущие по небу. Два огненных бура погрузились в его тело, зашипело обугливаемое мясо, остро запахло паленым. Кардош закричал страшно, нечеловечески, каким-то доисторическим воплем, резко вскочил и кинулся в пропасть. Два бура, пронзающие его грудь и торчащие из спины, превратились в крылья; его тело вынесло по дуге, в крутом развороте пронесло совсем рядом от вертикального, иссеченного острыми гранями склона и мягко опустило на дно обрыва.., чтобы накрыть каменной лавиной; он оглох от страшного грохота. Его засыпало глыбами гранита, он не мог пошевелиться и слышал треск костей, не выдерживающих вес каменной толщи, заживо похоронившей его. - Ты знаешь, ответь! Кто я? - Ответь ей, глупышка, ты теряешь цель и смысл пути, ослепленный собственной гордыней... - вдруг услышал он голос Кодрака. Голос был мягок, светел и близок так, будто шел из самого Кардоша. Казалось таким простым и понятным то, что говорил этот голос, это была сама простота истины... Ненависть возникла в Кардоше внезапно, проявившись в каком-то из уголков его существа, угольком слабым, едва теплющимся разгорелась, разрослась, вспучилась горбом, хлынула грязным потоком, затопляя его ум, внося сумятицу, желая лишь одного - властвовать. Кто я? - тихо шептала Вельда, прижимая к груди его голову, Кардош был в беспамятстве. Плоть земли отвечала. Она была объята огнём. Она загудела, как улей, по которому стукнули палкой. Глаза Кардоша налились кровью, черты ожесточились, свет разума померк, уступив место неистовству страсти: - Огонь в глубинах вод, в земных толщах, огонь в зеленом, едва пробившемся ростке, огонь в порыве ветра, в движении облака, в гигантском развороте континента, в мучительных периодах божественных реабилитаций на устах Вкусивших-Простоты, в торжественных и долгих проводах весны духа в умах Изведавших-Изгнание-Свободы. И долгий гнет невинности, где невозможность выжить отражена неистовством морали в зеркалах лжи. Где возникают исчадия жизни; где, брошены на произвол безумной силы, созданы желанием всепоглощения, поддерживаемые жаждой потребления, грубые, изувеченные, обманутые пустой верой, сквозь гной и слизь, наперекор распаду, или благодаря ему, карабкаются некие фигульки, - куда, - ползут, однако, к совершенству, незаконные дети парадокса и случая. О, стоящие на двух ногах.., рабы истории! Поганки леса иллюзии! "Кто я"! Ха-ха! И смеющие погрузить вопрос в того, о ком не имеют представления, кто бесконечно более высок... -... кто звезды попирал ногами! Да? - Кодрак с убийственной иронией поцокал языком. Они стояли в большом, со сводчатым потолком помещении, - в заброшенном храме, вокруг было сыро и темно, где-то звонко подали капли, в тишине звуки разбегались кругами. Повсюду была вода. Гулко и сыро, сыро и гулко. - Что это? - Вельда поежилась. - Где мы? - Храм? - Но дети пустыни не строят храмов. - И тем не менее... - Кодрак переступил с ноги на ногу, озираясь. По воде пошли круги. - Сирота... звонит... - проговорил он, прислушиваясь. - Что?! - Вельда опешила. Кодрак, тяжело ступая, пошел к ближайшему выходу. Плеск воды не нарушал гулкого безмолвия заброшенного давным-давно помещения. Он приблизился к потемневшей, покрытой плесенью двери, толкнул ее. Она со скрипом отворилась. За ней, вопреки ожиданиям, было такое же помещение, ну, может быть, чуть больше. Кодрак исчез за дверью, стало очень тихо. Нет, не страх, ведь Вельда никогда не боялась, но одиночество кольнуло ее прямо в сердце. Беспросветное одиночество, как цепкая, упругая паутина, держало ее, стягиваясь все сильнее, Вельда задохнулась рыданиями, вскрикнула, кинулась к двери, за которой исчез Кодрак, споткнулась и упала в воду; дна не было. Барахтаясь, она почувствовала, что погружается все глубже. Она замолотила ногами и руками, тщетно. Дыхание было на исходе. Не выдержав, Вельда открыла рот и закричала. Вода хлынула в рот, в легкие, разрывая их, в глазах у нее помутилось, и беспамятство холодной волной заполнило ее сознание, она потеряла ощущение себя, тела, окружающей Среды... Где-то чуть выше, но совсем рядом сиял оранжевый шар. Это было тепло и бессмысленно. Шар этот окутывала темная сеть, похожая на рыбацкую... Он совсем истлела. Вдруг, невероятно, кто-то тихо позвал ее: "Вельда, Вельда." Она обернулась и увидела Кодрака. Перед ним стояло зеркало. А он смотрел на свое отражение и о чем-то сосредоточенно напряженно думал. - Я рву путы, коими ты опутал ее! - и он указал на Вельду. - Ты не в силах это сотворить, ты не обладаешь... - Кардош запнулся, встретив грустный взгляд Кодрака. - В силах! Обладаю! - тихо, но с какой-то затаенной внутренней мощью прервал тот. - Она, познавшая поцелуй души, отдавшая миру свет сердца, заботливо выращенный и расцветший чудным цветком в ее теле. Она уже не нуждается в твоем ответе. Она сама знает себя. Та, что была обманута рабом лжи, ныне очистившимся, названа им разрушительницей; та, что влачила тысячелетние путы одиночества, незнания, жестокости, обделенности обычной полноценностью, без которой немыслимо не только исполнение предначертания судьбы, но хотя бы маломальски полнокровное существование, коим обладает даже травинка, даже камень у дороги, даже капля росы, дрожащая на краю листа; та, с которой так жаждал ты соединиться, дабы исполнить не свою волю, но волю своей гордыни; та, с которой ты никогда не смог бы этого совершить, ибо это было противно самой природе отношений ваших; та, что, напротив, легко и естественно вошла в единение со мной, - с тем, кого она вынуждена была убивать много раз, из века в век по злой воле... нет, не твоей, но воле лжи, поселившейся в тебе; с тем, кто указывал ей верный путь, кто создал ее ветром, - лишь на время, дабы скрыть и защитить, - кто зовется Кодрак: ни кто иной как великодушнейший в округе воин, ни кто иной как душа земли, ни кто иной как я... все это время вел тебя, гнал тебя к твоей изначальной цели, что сияла перед тобой, - потерявшим имя Адамантом, - гнал ее, Вельду, к восхитительной развязке всего этого запутанного клубка малых и великих предначертаний, к прозрению источника - отражения замутненного зеркала событий, и ни кто иной как я есть и ты, - плоть земли, - и Вельда, - душа человека, и сам я, - душа земли.., и весь этот веселый балаган, - мир во всей своей красе, - все это - мы, вы, ты, они! Все это - ТО. За сим убей меня объятиями твоей радости, дабы открыть дорогу свету естества, бьющему в покровы мира, чтобы испепелить их без следа. Кардош шагнул мрачной тучей к золотой горе Кодрака и заключил его в объятия единения. Вельда простерла руки к небу, песнь жизни пролилась над вельдской равниной, и чистый пронзительный голос ее потонул в звуках мира, разбился мельчайшими кристалликами кварца, усыпав русла рек и дно морей, замер каплей янтаря в каменноугольных прослойках, полетел на крыльях перелетных птиц в южные страны, поднялся к облакам, собрался, поймал тон и скатился каплей ртути в трещину излома горных пород, замшелых валунов, минутами века сверяющих, затерялся в дебрях напластований, рассосался, рассеялся, пропитал маленький кусочек материи и замолчал надолго в ожидании своего часа. Жарко пылал костёр в ночи; она, одинокая старая сгорбленная Вельда, сидела у огня и не мигая смотрела в маленький природный тигель, рождающий красные языки, туда, где в жару, в неистовстве температуры бурлила создаваемая распадом жизнь. "Как много нужно будет вспомнить. И груз старости, оскорбительное рабство перед неумолимым ходом времени! Забытая история о странствиях души земли, о воине и ветре, о мире вельдской пустыни. Письмена памяти хранят ее, но память не вечна. И если бы не знала я, что сие ещё не произошло, но лишь пока суждено в далёком будущем, то и последняя надежда на возрождение свободы земли угасла бы в душе моей, и всё, что осталось бы от меня, дочери распада - это лишь мои неистовые внуки. Сыновья той незнакомой мне Вельды, что рада жизни такой, как она есть, и не мечтающей обуздать коня судьбы, вскочить в седло Фортуны и повернуть меридиан закона поперёк земной оси, в восторге, с замиранием сердца наблюдая неотвратимое нарастание Нового..." Она вздрогнула, тяжко вздохнула, подбросила сучьев в костёр и снова замерла, созерцая танец искр, покидающих лоно костра и исчезающих в небе; смешиваясь со звёздами, они, должно быть, создавали где-то свои маленькие мирки. А звёзды временами падали на землю, но так быстро... На горизонте еле заметно обозначилась красная полоска зари. Было тихо; так тихо, как бывает лишь перед восходом. И непроглядная тьма окутывала мир... своим плотным покровом. Предрассветная тьма.