Но проходило время, час за часом, минута за минутой, а фокусника все не было, а фокусник все не приходил... Минуты-боли казались часами, и минуты спокойствия - секундами, и все эти минуты - и хорошие, и плохие - проходили, проползали, пролетали, пробегали, а фокусника все не было. Красным смерчем застилала боль сознание Наргиз, белым морем разливалось короткое отдохновение после скрипа зубов и судорог. Скрипела зубами, чтобы не закричать. Только тихонько, тихонько стонать. Только не кричать. Потому что папа и мама в соседней комнате. Им и так тяжело от этой ее странной болезни, названия которой она сама до сих пор не знает. Может, им даже тяжелее и больнее, чем ей. Вот мама, говорит, что она, Наргиз, вся высохла... Мама сказала как-то об этом папе у дверей в их комнату, думая, что Наргиз спит. Но Наргиз не спала и все слышала и потом еще услышала, как мама глухо, будто сквозь подушку, зарыдала и как всхлипывал папа. Сопел и всхлипывал, как маленький-; мальчик. Тогда мама говорила папе о ней, Наргиз, и она слышала, как мама сказала, что Наргиз вся высохла. А что же сама, она? Что же мама и папа? Им тоже нелегко вот как оба похудели, пожелтели. Папа раньше был таким молодым, а теперь кажется стариком... мама... Проклятая эта болезнь! Иногда Наргиз кажется, что болезнь ее похожа на большого, тяжелого носорога, которого она видела как-то по телевизору... Носорог бьет ее своим рогом и копытами, бьет тяжелой своей головой, а когда боль проходит, носорог ударяется об стену, большую, прочную, каменную стену, и раскалывается пополам, как гуттаперчевая игрушка. Но новый, тяжелый, грозный носорог уже тут как тут, готов заменить погибшего, отомстить за него, сорвать свою злость на ней, Наргиз. И он, этот новый носорог совсем не похож на игрушку. Он топчет, мнет, ломает, пытает ее своим каленым, горячим рогом, своим красным рогом и копытами радужной боли. Вот опять уставился он на нее своими кровавыми глазам, готовый к прыжку, готовый проглотить, сожрать ее... Но что это?.. Длинный и худой.., Бородатый, или без бороды... не различишь... Добрый... похож на доктора... Да это же фокусник! Улыбается. В большой улыбке его светится добро. Он идет к ней. И, затравленно озираясь, убегает носорог, унося свои кровавые круги, свои злые красные глаза и тяжелые копыта. Убегает, может, навсегда. Ох хотя бы!.. А фокусник идет по двору, широко улыбаясь и протягивая руки к Наргиз. Вот остановился... Заходит в подворотню... И зовет ее... манит рукой... Надо пойти, пойти к нему. Не то он обидеться и уйдет... И тогда уже больше никогда не придет. Сейчас же, быстро к нему...
Наргиз, запутываясь в одеяле, бесшумно, как лунатик, соскакивает с кровати и в темноте, широко открыв глаза, выставив вперед руки, идет к дверям. Проходя через соседнюю комнату, она видит, как тихо спят мама и папа, измотанные ее болезнью. Она на цыпочках выходит, плотно прикрыв за собой дверь, чтобы мама с. папой не проснулись от холода и не хватились бы ее. И только выйдя во двор и пройдя несколько шагов по тонкой, колючей крупе снега, которая окончательно пробуждает ее, она вспоминает, что ничего не надела и вышла в одной рубашке и босиком. Но возвращаться нельзя - могут проснуться родители. И потом, не будет же фокусник ждать ее сколько захочется! Скорее в подворотню... Она бежит, шатаясь от нового приступа боли, к подворотне. Добегает, судорожно переводя дыхание, всматривается... Темно и холодно. Она пригляделась внимательнее... А вот и фокусник! Она подошла к худой, длинной фигуре в куцем пальто. Человек в пальто шатался и удивленно глядел на нее сверху. Она стояла перед ним в тонкой, розовой рубашке и с надеждой, умоляюще глядела ему в лицо. Лицо у мужчины было опухшее, небритое.
- Ты фокусник? - спросила она у него.
- Нет, - сказал мужчина. - Я сумасшедший. Сумасшедший
Габиль. Разве ты меня не знаешь, девочка?
- Нет, - сказала она и почувствовала, как снова сияющей радугой раскинулась в маленьком ее теле боль - Нет, - повторила она с трудом дрожащими от боли губами. - Потому что я вообще никогда не выхожу из дому и никого здесь не знаю, кроме мальчика и девочки с нашего двора.
- А почему ты не выходишь из дому?
- Потому что я больна, - сказала она, морщась от боли, судорожно пробегавшей в ней. - Я даже в школу не пошла в этом году...
- Это плохо, - сказал он и зевнул. - Не пойдешь в школу -останешься неграмотной. Будешь неучем, как я.
- Девочкам надо говорить - неучка...
-Ну, неучкой будешь,- равнодушно согласился он. - А давно ты болеешь?
- Уже год, - сказала она, еле сдерживаясь, чтобы не зареветь, не закричать от острых шипов терзающей ее боли. - Уже год. Уже год.
- Слышу, не глухой... - сказал мужчина и стал ковырять в носу своим длинным, испачканным во что-то синее, пальцем
- Уже год, - еще раз сказала она, переводя дыхаше, чувствуя и боясь поверить, что боль улетучивается. Бешеный носорог - пополам, как игрушка.
.-Мы как pas'переехали на эту квартиру, - сказала она.
- А что с тобой? - спросил он.
- Не знаю. Мне бывает очень больно. Раньше не было
так. А сейчас очень больно. .
- Бедненькая, - сказал он и погладил рукой ее по голове.,- А доктор приходил;? .- Приходил, - вздохнула она - Много разных докторов приходили, все старые в очках. Лечили, лечили, a мнe все больно. И теперь приходит женщина доктор. Уколы делает?
- Если ты больная, зачем же ты вышла в такой холод
босиком и неодетая? - сказал он. - Смотри не помри... от холода.
- Я хотела тебя увидеть. Мне приснилось, что ты стоишь тут, в нашей подворотне.
- Ну и что? ,. '
-Вот и вышла. Я давно ждала тебя. Ты ведь фокусник и поможешь мне, да? Поможешь? Поможешь?
- Отстань, - сказал он. - Никакой я не фокусник. Я - алкоголик.
- Нет, нет. Я знаю-ты фокусник. Покажи фокус,а...
Ты же все можешь...
- На вот, смотри, - сказал он, вытащил из кармана пальто бутылку, отхлебнул и снова положил бутылку в карман, - Вот тебе и фокус.
- И все?
- Другого я не знаю.
- И теперь я выздоровею?
-Обязательно выздоровеешь. Она удивленно, чувствуя волной поднимавшуюся в себе боль которая сейчас поглотит ее, смотрела на него.
- А что ты пьешь? - успела спросить она, прежде чем волна обрушилась на нее. Застонала, не слыша ответа. Потом словно откуда-то издалека до нее долетел его голос, Она услышала, как он сказал:
- Ну ладно, некогда мне тут с тобой. У меня еще дел по горло. Выздоравливай поскорее, а я пошел.
- Не уходи, - зашептала она, а показалось, что закричала.- Не уходи, повторила она еле слышно, прислушиваясь к растущей опять, свирепой боли'! Пожалуйста.
Он вышел из подворотни и пошел .по улице, где сырой зимний ветер кромсал ветви голых деревьев.
Она, шатаясь от боли и плохо соображая, побрела за ним. И только теперь она на миг почувствовала, как окоченели от холода ноги и руки, все тело и спина, но только на мгновение;
