Но кроме зарплаты денежной работники хозяйства получают весомую прибавку в виде натуроплаты. 720 тонн зерна выдано в 1995 году. По ценам очень умеренным люди получили муку, капусту, помидоры, лук, подсолнечное масло, корма для личного скота. Выделялась земля для посадки картофеля, обрабатывалась, поливалась.
Если во многих хуторах и селах нынче закрываются детские сады, то в "Советском" в прошлом году построили еще один за свой счет. Обед в столовой в январе стоил 1000 рублей. Работает Дом быта с парикмахерской, обувной и телемастерской. Клубная самодеятельность - одна из лучших в районе, участник и победитель многих областных и зональных конкурсов. Поют и пляшут не только взрослые, но и дети. Этим гордится Н. П. Мелихов, и его можно понять. Коллективное хозяйство, сохранившее за эти трудные годы не только производственную базу, землю, технику, но и социальную сферу, достойно уважения. Оно доказало свою жизнеспособность.
В нынешнем году наметили получить от реализации молока, зерна, овощей 6 миллиардов рублей. И это не пустые планы. Построили цех для охлаждения молока. А значит, за хорошую цену будут продавать молоко и летом. Смонтировали коптильную установку, чтобы и мясная продукция стала прибыльной. На овощных плантациях будут выращивать лишь то, что имеет цену и спрос. Расширятся площади под баклажанами, болгарским перцем. Томаты пойдут в основном на семена. Капуста выгодней поздняя, с закладкой на хранение, чтобы продать зимой, когда поднимутся цены. Появится засолочный цех, а значит - прибавка к доходам. И поиски новых покупателей, партнеров, новых возможностей.
- И подъем производства, - подчеркивает Н. П. Мелихов. - Непременно. С теми же людьми, на тех же площадях. Земли нам никто не прибавит. Резервы у коллективных хозяйств огромные. Простой пример. В этом году мы справились на уборке зерна и овощей своим автотранспортом, а прежде привлекали до ста машин со стороны. Люди должны быть материально заинтересованы: больше сделано, больше и получи. Нынче на закладке сенажа у нас зарабатывали до восьмидесяти тысяч рублей в день. За девять дней заложили сенаж. А лодырь останется без зарплаты. Пьянка, хищение тоже строго наказываются. Не директором, а всем коллективом.
Но под руководством директора ли, председателя, добавлю я. Потому что если доярка отвечает за своих коров, телятница - за телят, то председатель и за одних, и за других, и за третьих. Как глава большой колхозной семьи. За нынешний день и за завтрашний. Потому и идут в округе разговоры о строгости Н. П. Мелихова. Но когда я об этой строгости колхозников спрашивал, они отвечали одинаково: "Сейчас так и надо. Чем жестче, тем лучше. Иначе все развалится и все разворуют. Он жмет, но не пережимает".
У Н. П. Мелихова, как говорится, голова на плечах, а еще - немалый опыт: совсем недавно он руководил в Казахстане целым районом. Уехать оттуда пришлось по причинам всем известным. Который уже год бегут оттуда русские люди.
Так что "Советскому" очень повезло с руководителем. Но и это хозяйство не сказочный остров посреди нынешнего шторма. Это скорее прочный корабль с хорошим капитаном, умелым, мудрым, в меру строгим. От времен нынешних, рыночных, Н. П. Мелихов не требует поблажек, но лишь честного партнерства: плати деньги за товар вовремя. Своевременные расчеты позволили бы "Советскому" и людям его сносно жить. На вчерашний, на сегодняшний доход в 200 ли, 500 миллионов рублей можно было бы обновить машинно-тракторный парк, строить, покупать удобрения. "Неплатежи" по-прежнему подтачивают колхозную экономику. Это опасно даже для прочного корабля.
"Советское" и его руководитель не требуют пустых "вливаний", но ищут партнерства. Целевой ли кредит, лизинг, по которому в нынешнем году покупают комплекс для уборки кормов за 700 миллионов рублей. Это не от жиру, это - для жизни.
На мой взгляд, коллективное хозяйство "Советское" умело и потому без особых потерь миновало тяжкие годы сельских перемен. Миновало и выжило, не утонув в долгах, не развалив производство, а, напротив, пусть понемногу, но наращивая его.
День завтрашний зависит не только от Н. П. Мелихова и его товарищей по труду. Не на острове они живут и работают, а в России, в году от рождения Христова 1996-м, к тому же и високосном.
Год високосный, по приметам, нелегок всегда. Нынче и вовсе доброго ждать не приходится. Теперь вот письмо пришло с хутора Большой Набатов. На этот хутор езжу я в пору летнюю, по суху и теплу. Хутор лежит возле Дона, хорошо здесь рыбачить. И речка Голубая петляет по балке. Помню, под вечер мы купались в ее теплых омутах. Рядом с нами - городские ребятишки-гости. Родители звали их. Пора было ехать в Волгоград, дорога туда - больше сотни верст. Со слезами детишки поехали. Потом уехал и я. А товарищ мой - Александр Адининцев остался, он живет там, на родном хуторе, где родился. Он - старожил, но и новосел. Как и большинство его земляков, окончив школу, он уехал в Волгоград, получил специальность, работал, жил.
К возвращению стал готовиться задолго до пенсии: ремонтировал родительский дом, обложив его кирпичом, поставил летнюю кухню, гараж, сараи, пробил скважину для воды. В пятьдесят пять лет закончив путь трудовой, сначала он на хуторе лишь летовал, потом поселился окончательно, заведя хозяйство: корову (и не одну), кур, огород и прочее. Прошлым ли, позапрошлым летом помню разговор на его дворе о жизни сельской да городской.
- Все равно в городе легче, - настаивала его жена. - Уедем.
- Никуда не уедем, - махнул рукой Александр. - Лишь галдишь. Сама ведь хуторская...
Александр Адининцев, его возвращение на хутор родной - это сейчас не редкость. В том же Большом Набатове можно насчитать с десяток людей, которые приехали из райцентра, из города. Одни летом живут. Другие и на зиму остаются. Это и новые фермеры, и крепкие еще "молодые пенсионеры" в пятьдесят да шестьдесят лет. Прежний управляющий колхозным отделением в разговоре со мной назвал их как-то дачниками.
Но они вовсе не дачники, они - работники. У всех есть скот. И бывает голов до десяти. А это уже - великий труд. У всех у них - огороды, картофельники. Опять - труд. А кое у кого - земля. Например, у Лысенко, который живет рядом с Большим Набатовом, в Евлампиевском хуторе. Живут вдвоем с женой. Который уже год зимуют. Сеют, пашут, держат скотину, имея свою технику. В прошлом году купил в Набатове дом известный в округе Коньков, и тоже взял землю. Это - не говоруны, это - хозяева. Разные причины привели их сюда: трудности городской жизни; тяга к земле, к родине; стремление создать свое дело и заработать. Для многих и многих мест, для хуторов погибающих, при развале колхозной жизни эти люди - новая кровь и спасение.
Но вот письмо, которое нынешней зимой направил А. Адининцев, назвав его "Обращением к администраторам всех рангов". Его напечатала районная газета под рубрикой "Крик души".
Это истинный крик, истинная боль: "В хуторе Б-Набатов проживают более 120 жителей... разрушился клуб, закрыта школа и почтовое отделение... не доставляют газеты... магазин работает 2 раза в неделю и продают только хлеб... 2 месяца нет воды, прогнили трубы в водонапорной башне, за водой ходят на Дон или тают снег. 17 декабря погас свет и только 5 января зажегся..."
Прочитал я это письмо, решил ехать. Конечно, не "администратор" я, не начальник и вряд ли чем, кроме сочувствия, помогу. Но края-то родные. Поехал. В районном центре, в Калаче, попросил машину надежную - вездеход, чтобы пробиться в Набатов. До станицы Голубинской - асфальт, а дальше - снега. Нынче сыплет, метет.
В Большой Набатов мы не пробились. Мучились, мучились - и встали. Я вылез из машины и пошел пешком на гору. Дорога - сплошной снежный перемет. А в сторону шагнешь - вовсе по пояс. На гору все же поднялся. Где-то там, впереди, за немногими уже верстами, за двумя холмами, лежал Большой Набатов, в метели, в снежном плену, отрезанный от живого мира. "Да мы перемрем все, и никто не узнает", - вспомнил я слова жителя хутора Большая Голубая. До того и вовсе пятьдесят километров. А тут - почти рядом. Но доберись попробуй.
- Почту в Большой Набатов возить не будем, - сказали мне по телефону из районной почтовой связи. - До Голубинской довезем, а там - как знают...
- Хлеб возим и пока будем возить, - сказали в районной администрации. - Но у райпо за год триста миллионов рублей убытка от доставки хлеба на такие хутора. Новые коммерсанты туда ведь хлеб не повезут, невыгодно.
До Большого Набатова я не добрался. Вернулся в Калач, потом - в Волгоград. Теперь вот думаю, пишу. "Не дайте умереть хутору" - назвал свое обращение "к администраторам всех рангов" А. Адининцев.
Мое обращение не к властям, к хуторянам. К набатовским и малоголубинским, что на Дону, к вихляевским, к павловским, что на Бузулуке. У всех судьба одинаковая: "не дайте умереть".
Если говорить честно и прямо, то вы никому не нужны. И хоть перемрите вы в Большом Набатове, властям спокойнее будет. Вы ведь не стучите касками на площади возле Дома правительства в Москве. Не грозите заморозить города. Не останавливаете поезда и заводы. И уж тем более не захватываете родильные дома, больницы. И потому не к вам спешат высокие "согласительные комиссии" во главе с премьерами да вице-премьерами. И сотни миллиардов рублей, и десятки триллионов рублей, и теперь уже миллиарды долларов пойдут не вам. Хотя вы порою не три месяца, а три года не получаете копеечной зарплаты. И бесплатно порой отдаете мясо, молоко, а потом месяцами и годами выпрашиваете свои рубли. И ваши нужды порою горше шахтерской ли, другой иной. Но вы - крестьяне. В этом вся отгадка и весь ответ. Ваша судьба - крестьянская, она вековечна.
