людей. Сам Гарольд – цисгендер, но его близнец – небинарная персона. А еще он очень скромный и восхитительно странный. Когда Рейна говорит о нем, в ее голосе всегда слышится улыбка.
– Тогда у меня тоже есть теория, – заявляет Андерсон. – Будет что-то средневековое.
– Что-о?
– Нет, послушай. В прошлом году мы ставили «Вестсайдскую историю», а у девятого класса был мюзикл «Чем дальше в лес». Наш восьмой класс – это «Пока, Пташка».
– Все равно не понимаю, – качает головой Брэнди.
– Сейчас поймешь. В среднем эти постановки были дешевы, верно? Мы просто переключаемся между двумя наборами: пятидесятыми и Средневековьем. И их постоянно чередуют, чтобы никто не заметил. Вот увидишь. Сейчас к нам придет Джао с листом записи. – Энди явно наслаждается моментом, возможностью выдать информацию, и я снова вижу ямочки на его щеках. – И станет ясно: в этом году у нас Средневековье. Так и знайте. «Золушка», «Камелот»…
– Или «Кордебалет». И ты будешь чувствовать себя ну очень глупо, – прерываю его я.
– Да, но «Кордебалет» в средневековых костюмах. – Он поднимает вверх палец. – Всегда думай о деньгах, Гарфилд. Всегда – о деньгах.
Мы с Рейной хором фыркаем. А вот ответить на его слова чем-то остроумным уже не успеваем: дверь кабинета мисс Джао со скрипом открывается, и болтовня в коридоре тут же стихает.
Андерсон хватает меня за руку. Мое сердце колотится где-то в горле. Довольно глупо, потому что никакой интриги нет. Каждый год все проходит одинаково. В первый учебный день мисс Джао объявляет, какой мюзикл мы будем ставить этой осенью. Потом я пару недель психую и слушаю саундтрек к нему на повторе, позволяя себе помечтать. Каждый раз у меня в голове крутится одна и та же абсурдная мысль. Может, в этом году будет иначе? Может, сейчас что-то изменится? Но в глубине души я точно знаю, где моя фамилия окажется, когда появится список ролей.
В самом низу. В ансамбле. Роль без имени. Я просто звезда в номинации «Роль без имени в ансамбле».
И все равно меня каждый раз охватывает трепет за секунду до того, как будет объявлено название нашего мюзикла. От того, как все замирают, когда мисс Джао выходит из зала. От того, как безучастно ее лицо и опущен взгляд, пока подписной лист не будет прикреплен к двери.
Обычно все происходит именно так.
Вот только когда дверь наконец открывается, за ней стоит вовсе не мисс Джао.
Рука Андерсона беспомощно падает вдоль тела.
– Да чтоб тебя…
Пазл не складывается. Он же не из Розуэлла. Даже не из Джорджии.
Сердце у меня так и застряло высоко в горле.
Мэтт. Голубая мечта. Парень-с-плаката.
Прямо перед нами.
– Ребят, вы в порядке? – встревоженно спрашивает Брэнди. – Мы его знаем?
– Тс-с-с!
– Он нас видит, – сдавленно бормочет Андерсон. – О боже. Как он сюда попал? Что… Приве-е-ет!
Мэтт направляется прямо к нам. Тот самый Мэтт-с-плаката. И он идет прямо к нам; я вижу огонек в его голубых глазах, когда он переводит взгляд с Энди на меня. Боже правый. Нашу жажду не утолить. Она неутолима. Неутолима.
– Привет.
Ох, этот легкий южный акцент.
– А ты… – Я теряю мысль.
– Я только что переехал. – Мэтт проводит рукой по волосам.
– Ты… – Я моргаю. – Ты здесь учишься?
– В двенадцатом классе.
– Посмотри на них и на их лица, – шепчет Рейна Брэнди.
– Любовь с первого взгляда, – шепчет та в ответ.
– Или скорее опять совместный краш с первого взгляда.
Однако, девочки. Как изящно. И без осуждения. Рейна пока не поняла. Они обе не поняли и вряд ли поймут.
Но вам я скажу: влюбляться в кого-то без Энди бессмысленно. Более того, еще и больно. Это все равно что пытаться пройти сцену без партнера. Некому подхватить брошенную тобой реплику, а слова звучат слишком искусственно и громко.
Сейчас, впрочем, у меня ни мозг, ни связки не функционируют в принципе. Я едва понимаю, о чем речь. Все внимание направлено на то, как Мэтт только что пожал Брэнди руку и представился полным именем. Как будто ему уже сто лет. Это так мило.
Мэтт Олсон.
Поверить не могу, что он здесь.
У меня сердце разрывалось на части, когда мы уезжали. Ерунда, конечно, мы ведь и не дружили даже. Не засиживались допоздна, не делились секретами, лежа в кровати. Я и фамилию-то его только что услышала впервые.
Но в лагере казалось, будто мы хорошо его знаем. И дело не в том, что он может с первого раза правильно произнести имя Эсхила, хотя Энди это и потрясло. Мне вообще плевать на Эсхила. Я просто чувствую себя… Не знаю, как описать. Ошарашенной. Да, ошарашенной.
Потому что вот он перед нами: Мэтт Олсон. Хорош, как герой комиксов об Арчи Эндрюсе. Рыжеволосый и откровенно очаровательный. Старшеклассник. Старшеклассник в моей школе! В Розуэлле. Который в Джорджии, в тридцати двух километрах от Атланты, и где только и есть, что «Супер Таргет» с впечатляющим ассортиментом, миллион кафешек «Ваффл Хаус» и непомерное количество пижонов.
Мэтт ловит мой взгляд:
– У тебя волосы как-то иначе уложены.
– Все это очень странно, – едва слышно бормочу я.
Он смеется.
– Для меня тоже. Я спустился сюда на первый урок. – Мэтт жестом указывает на зал. – И не думал…
– У тебя первый урок с мисс Джао? – Андерсон широко распахивает глаза. – Театральное искусство? Продвинутый курс?
Продвинутый курс по театральному искусству, более известный как Старшее Т. Понятия не имею, почему так. Может, дело в том, что этот предмет есть только у старших классов – и что всем нравится говорить: «Видел тебя на Т». О тех, кто окончил этот курс, ходят легенды. Джао, говорят, даже не рассматривает претендентов, которые не могут доказать серьезность своего увлечения театром. А еще говорят, первые пару месяцев занятий направлены на выстраивание доверия, потому что потом начинается жесть, и результат будет, только если ты готов стать уязвимым. Если верить слухам, с курса Старшего Т выходишь сразу с магистерской степенью по актерскому мастерству. Не могу сказать, будто в это верю, но факт остается фактом: занятия театральным искусством навсегда сближают людей. Мы с Энди с девятого класса мечтаем подать на этот курс заявки.
– Ну ладно, – говорит Мэтт, – мне нужно занести бумаги в кабинет мистера Мерседа.
– Сейчас? – удивляется Брэнди. Кивнув на дверь, она добавляет: – Мисс Джао вот-вот объявит название осеннего мюзикла. Буквально. Вот-вот.
– А вы его не знаете?
Рейна оборачивается к нему, сощурив глаза:
– Она тебе сказала, да?
На губах Мэтта появляется едва
