Ничего интересного - Кевин Уилсон

— Лилиан, — ответила я и пожала ей руку. Мне никогда раньше не приходилось пожимать руку ровесникам.

— Мне сказали, что ты тут на стипендии, — сообщила она затем, и осуждения в ее голосе не прозвучало. Кажется, Мэдисон просто хотела показать, что в курсе.

— Почему тебе об этом сообщили? — выдавила я, заливаясь краской.

— Не знаю. Но сообщили. Может, хотели убедиться, что я не буду тебя обижать.

— Ну хорошо, ладно. — Мне казалось, что я волочусь шагов на сорок-пятьдесят позади Мэдисон, и школа уже делала все, чтобы мне было сложнее ее нагнать.

— Ну, мне это неважно, — успокоила она меня. — Так даже лучше. Богатые девчонки — просто кошмар.

— А ты не богатая девчонка? — спросила я с надеждой.

— Очень богатая, — спокойно ответила Мэдисон. — Но я не похожа на других богатых девчонок. Наверное, поэтому нас и поселили вместе.

— Ну и хорошо, — проговорила я, обливаясь потом.

— Почему ты здесь? Почему решила сюда поступить?

— Не знаю. Школа же хорошая, да? — сказала я. Подобной прямолинейности я еще не встречала. Казалось бы, за такое Мэдисон могла огрести по полной, но ей все сходило с рук, потому что у нее были невероятно синие глаза, но при всем при том она, судя по всему, не шутила.

— Ну, да, наверное. Но зачем тебе это? — настойчиво продолжала она.

— А можно я сначала брошу сумку? — спросила я и поднесла руку к лицу — пот уже катился по шее.

Мэдисон осторожно взяла у меня из рук сумку и поставила ее на пол. Потом указала на мою кровать, еще не застеленную, и я на нее села. Мэдисон села рядом, ближе, чем мне хотелось бы.

— Кем ты хочешь стать? — спросила она.

— Не знаю. Господи, даже не знаю, — сказала я.

Казалось, Мэдисон сейчас меня поцелует.

— Родители хотят, чтобы я училась на отлично, потом поступила в Вандербильта [1], а после вышла замуж за какого-нибудь ректора и нарожала прекрасных малышей. Папа так и сказал: «Будет чудесно, если ты выйдешь за какого-нибудь ректора». Но я не собираюсь.

— Почему? — удивилась я. Окажись ректор красавчиком, я бы не раздумывая согласилась на ту жизнь, которую прочили Мэдисон родители.

— Я хочу власти. Я хочу быть одной из тех, кто принимает самые важные решения, тех, кому люди должны столько, что отплатить не получится никогда. Я хочу быть таким важным человеком, что, если где-то облажаюсь, меня никогда не смогут наказать.

Говоря это, она выглядела совершенно безумной; я только и думала о том, как ее поцеловать. Она тряхнула волосами так, будто этот жест был присущ ей от природы, заложен в ней эволюцией.

— Мне кажется, тебе я могу это сказать.

— Почему?

— Ты же бедная, да? Но оказалась здесь. Тебе тоже хочется власти.

— Я хочу только поступить в университет и выбраться отсюда, — возразила я, но про себя подумала, что, может, она и права. Я могла бы научиться мечтать обо всем, что она расписала. Могла бы нацелиться на власть.

— Думаю, мы с тобой подружимся, — сказала Мэдисон. — Надеюсь на это, по крайней мере.

— Боже, — ответила я, стараясь сдержать конвульсии. — Я тоже на это надеюсь.

И мы действительно, можно сказать, подружились. Ей приходилось прятать свои странности, потому что никому не нравится, когда красивые люди ведут себя не так, как положено, опускаются до уродства. А мне приходилось прятать свои странности, потому что большинство уже и так подозревало меня в излишней странности, как ученицу на стипендии. Через несколько дней после начала занятий ко мне подошла другая стипендиатка, из соседнего города, и сказала без толики злобы: «Пожалуйста, не заговаривай со мной, пока мы тут учимся», и я немедленно согласилась. Это было к лучшему.

Суть в том, что на публике нам приходилось вести себя достойно, так что было очень приятно иметь возможность прийти в наше гнездышко, вырезать из журналов фотографии Бо и Люка Дюков [2] и тереться о них всем телом. Я с удовольствием слушала, как Мэдисон рассказывает о том, что мечтает стать адвокатом и отправить самого ужасного в мире человека на электрический стул. Сама же призналась ей, что хочу вырасти человеком, который сможет каждое утро на завтрак съедать батончик «Милки Уэй». Она ответила, что это лучше, чем стать президентом Соединенных Штатов, чего немножко хотела сама Мэдисон.

Еще мы стали первыми девятиклассницами за долгие годы, которых взяли в баскетбольную команду. Команда была неплохая, выиграла несколько соревнований штата. Баскетбол и бег по пересеченной местности соответствовали духу «Железных гор»; я подозревала, что большинство девочек хотели так разнообразить свои заявки на поступление в университет, но были и такие, как я, кому просто хотелось наподдать тем, кто послабее. Я была разыгрывающим, а Мэдисон, такая невероятно высокая, мощным форвардом. Мы много времени проводили в спортзале вдвоем, бегали спринты через всю площадку, тренировали подачи не ведущей рукой. Я всегда играла хорошо, но в команде с Мэдисон стала еще лучше. Она дарила мне какое-то экстрасенсорное зрение; она была такая красивая, что я легко находила ее на площадке, даже не глядя. Мы были как Мэджик и Карим [3], Бонни и Клайд. Мы сказали тренеру, что нам нужны высокие черные кроссовки, но он не разрешил. «Господи, девчонки, ведете себя так, будто вы легенды Нью-Йоркских площадок, — сказал он. — Просто играйте по правилам и не теряйте мяч».

Время от времени Мэдисон оставляла меня одну, но я не принимала это на свой счет. Думаю, если бы я была другим человеком — и я сейчас не про достаток, — то могла бы к ней присоединиться, но меня это не интересовало. Она обедала в компании других красоток. Иногда они сбегали с уроков и торчали в баре возле университета искусств, где за ними увивались парни. Иногда покупали кокаин у какого-то жутко мутного парня по кличке Панда. Мэдисон заявлялась в нашу комнату в три утра, каким-то образом проскользнув мимо дежурных по общежитию, которые с нас глаз не спускали, и садилась на пол с огромной бутылкой воды.

— Господи, как же бесит, что я такая предсказуемая, — говорила она.

— Вроде тебе здорово, — врала я.

— Типа того, — отвечала она, светя расширенными зрачками. — Но это пройдет.

Программа «Железных гор» оказалась посложнее той, что была в школе в долине, но я училась без труда и оставалась круглой отличницей. Мэдисон тоже. Я выиграла стихотворный конкурс с опусом о своем бедном детстве. Это мне посоветовала Мэдисон после того, как я показала ей первый