ведомая зарождающимся в ней материнским инстинктом, приходила на берег проведать Андрейку и предпринять ненавязчивую вроде бы попытку опеки над ним – просто поговорить, проявить участие, пригласить в социум, наконец, просто поиграть в казаки-разбойники или футбол. Она была одним из тех людей, которые имеют удивительную способность – дружить со всеми людьми, встречающимися на пути, дружить легко и необременительно для собственной нервной системы. Даже с детьми, которые ей казались совсем глупыми или скучными, она могла обходиться так – парой фраз, улыбкой и задорным взглядом, что тот чувствовал себя довольным и расположенным к ней. Марья являлась социальным клеем, способным склеить самых разномастных и непохожих людей вместе.
Андрейка в глубине души подозревал, что она общается с ним лишь потому, что такова была ее суть, а не потому, что он обладал интересной личностью или хотя бы какими-то полезными для нее навыками. Она, словно молоденькая львица на суверенной территории, должна была контролировать свои земли – для нее это означало контактировать со всеми, тонко манипулировать взаимоотношениями и хорошо ориентироваться в течениях социальной группы, чтобы загодя знать, откуда и куда дует ветер перемен. Она была в курсе всех тайн и подоплеки местного детского сообщества; кто на кого держал обиду, кто стремился к статусу изгнанника, кого и за что могут или уже наказали родители, кто может заложить, а на кого можно рассчитывать. Также она знала все вкусы и предпочтения ребят, ну и конечно же, кто кому нравится в смысле дел сердечных. Она не стремилась к корысти и не была меркантильной (пока еще), но лишь шла по зову своего сердца, своего характера, который уверенно толкал ее навстречу успешному и светлому будущему.
– Здравствуй, Марья, – поприветствовал ее Андрейка, сбившись на хрип, после чего незамедлительно смутился.
– Привет-привет, ты, должно быть, точно простудился, от того и хрипишь, как старый дед, – Марья звонко и коротко хохотнула и плюхнулась на траву рядом с ним. – Это все потому, что ты часто купаешься тут – вода холодная, а у тебя даже полотенца с собой нет, чтобы обтереться. Я тебе принесу одно из своих, только не забудь отдать в конце лета, ладно? Пообещай, что отдашь.
– Обещаю, – тихо сказал Андрейка и снова заулыбался против воли.
Препираться все равно было невозможно, да и Марьин дружеский и искренний тон построил ситуацию так, что даже вежливый отказ прозвучал бы как грубое оскорбление. Вот так с ней всегда. Спорить с этой девицей или сопротивляться ей было заведомо провальной затеей. Но мальчику это нравилось. Он знал, что она, скорее всего, забудет про свое обещание уже завтра, но его это не заботило. То внимание, что она дарила ему, согревало его в сто раз лучше, чем на то способно любое махровое полотенце.
А еще Андрейка был удивлен и смущен тем фактом, что Марья знает о его «тайных» купаниях, ведь скорее всего она этого не видела лично, а кто-то с ней поделился. А значит, об этом знают уже все. И конечно, ничего предосудительного в этом занятии не было с точки зрения любого человека, но его обожгло внутреннее чувство стыда, оттого что еще утром он с гордостью думал о том, как хитро он придумал купаться на мостках, о финте с сухой головой. Видом свое переживание он, разумеется, никак не показал.
– Спасибо, – поблагодарил Андрейка за обещанное полотенце, но в большей степени, конечно, за то, что она сидела сейчас рядом с ним. Вот так запросто. И не стеснялась, и не дразнила. Такая красивая. Спасибо.
– Да не за что, ерунда, – махнула она рукой, – кстати, ребята собираются сегодня к вечеру лезть в заброшенный дом в конце деревни, хочешь с нами? Там жуть! Говорят, там жила раньше старуха, которая во время голода съела своих внуков, а потом, когда опомнилась, сбрендила с горя. Все время видела перед глазами внуков, куда бы ни шла, а потом раз …– Марья смешно выпучила глаза и затаила дыхание, создавая напряжение и интригу, – обожгла глаза в печи, чтобы больше ничего не видеть! Только ей это не помогло, и внуки стали ей нашептывать на ухо, а по ночам плакать из-под кровати.
– И что тогда? – спросил заинтересованный Андрейка, любитель остросюжетных историй.
Марья равнодушно хмыкнула.
– Повесилась… мальчики спорят, висит ли ее труп в доме до сих пор. Вот и хотим проверить. Ну, так что? Ты с нами? – Марья хитро сощурилась, пытаясь понять, трусит он или нет. Делала это она нарочито очевидно, чтобы у Андрейки не возникло сомнений в том, что она проверяет его мужественность.
Парень, конечно, проглотил наживку. Невольно приосанившись, он уверенно сказал:
– Пойду, где встречаемся? И во сколько? – к слову, уверенность его не была напускной, он и вправду не боялся. Несмотря на малый возраст, Андрейка уже понял, что в жизни бывают вещи куда страшнее призраков или вампиров – змеи, например, их много там за баней, в высокой траве и на больших камнях. Туда вечно ходит бабушка рвать зверобой для чая. Там так много змей. Гладкие и блестящие, двигаются быстро и бесшумно, словно по волшебству. И что хуже всего – с ними нельзя договориться, как, например, с соседской задиристой собакой. И почему только этот дурацкий зверобой растет именно там?
– Вот и славно. Вечером, в девять часов. Сбор у старого колодца или подходи сразу на место, – отрывисто сказала Марья и тут же быстро засобиралась уходить, решив, что ее задача тут выполнена. – Мне пора, увидимся вечером, – она весело подмигнула ему и пустилась прочь.
Андрейка глядел ей вслед до тех пор, пока ее бежевое в черный горошек платьице не скрылось за поворотом тропинки и еще долго потом пытался выловить в просветах высокой осоки образ рыжих кудрей, тугие пружины которых кое-как сдерживал красный ободок, украшенный блестящими стекляшками.
***
День был в самом разгаре, но теперь уже продолжать рыбачить казалось делом неимоверно скучным. Всеми мыслями Андрейка был уже там – у мрачного, почерневшего от времени гнилого дома на краю деревни, где, по слухам, жила и умерла страшной смертью безумная старуха.
Даже крайне странный инцидент с дядей Митей как-то отошел на второй план и чем дальше, тем больше казался нелепой случайностью и пустяком.
Мальчик все больше представлял, как он бесстрашно пойдет вперед, как первый будет приминать дорожку к двери через густые кусты репейника и крапивы. И как будет вскрывать старый ржавый замок, чтобы компания могла попасть в дом. И когда гнилая половица в доме пронзительно скрипнет, и все девочки разом запищат от ужаса, он как бы случайно возьмет за руку Марью и тогда, тогда… нельзя и представить, что будет, но обязательно должно было произойти что-то хорошее. Тогда она будет каждый день приходить к нему на берег, и вскоре он приведет ее к старому вязу, где они будут вслух читать книги про пиратов, которые ей, без всякого сомнения, очень понравятся. А в конце лета окажется, что ее родители решат переехать в Москву и купят квартиру через два дома от него.
Детские мечтания, дрейфуя по неспешным течениям сознания, не натыкались на скалы холодной логики и безапелляционного опыта, как это бывает у взрослых, раня осколками сердце и вырабатывая стойкий рефлекс – избегать пустых мечтаний. Тягучие и сладкие, словно мед, фантазии Андрейки растекались по уму легко и беспрепятственно, захватывая не только внутренний мир мальчика, но и реальность вокруг. В проплывающих высоко облаках теперь виднелись очертания Марьи, то и дело слышался ее голос, звонкий и беспечный, он доносился то тут, то там.
На душе было легко, но немного неспокойно, примерно как в ожидании подарков на новый год. Сидеть на берегу стало совершенно невыносимым занятием. Андрейка закрутил леску вокруг удочки и бросил ее в ближайшие кусты, а сам пошел прочь от реки – без всякой цели, просто шагая по знакомым дорожкам. Ноги сами направили его к старому вязу. У него не было с собой книг, да и читать вовсе не хотелось, поэтому, задержавшись у дерева на пару минут, похлопав старого друга по грубой, но теплой замшелой коре, он побрел дальше в поле, туда, где вдалеке зеленела ровная кромка леса.
Будучи благоразумным и трезво мыслящим ребенком, обычно он не заходил в лес один, но сегодня он чувствовал себя, как никогда, храбрым и хотел насладиться этим состоянием. Широкими шагами он шел через густую и высокую траву, не боясь ни змей, ни кочек. Высокая
