от тех первых, но на деле, показатели их индексов куда ниже всех остальных на бирже метафизики бытия. И ещё, полагаю, есть большая прослойка среднего класса между ними, положение которых ещё хуже, потому как являются ни рыбой ни мясом и вообще не вхожи в хоть сколько-нибудь серьёзные материальные или духовные круги и всю жизнь обречены быть на подсосе и там, и там. Все верно? – говорил мужчина уверенно, активно сопровождая свои слова сильной и размашистой жестикуляцией.
Девушка улыбнулась.
– Мы такие, какие мы есть. Разные грани на драгоценном камне под названием жизнь, где недостатки одних граней становятся преимуществом для других и наоборот. Хотя некорректно говорить в этом случае о преимуществах и недостатках, потому как это все очень условно, и правильнее говорить лишь о формах и их объективном соотношении, потому как такой бриллиант невозможно оценить или подвергнуть критике. Даже сама постановка такого вопроса абсурдна и лишена всякого смысла. И дело всего лишь в субъективный перцепции граней относительно друг друга, и даже не их самих, а лишь случайных бликов, лучей света, преломленных между ними, которые и есть наше сознание, проходящее сквозь эти грани по правилам открытых физических законов вселенной, – произнесла она спокойно.
Мужчина минуту думал, затем сплюнул и недовольно сказал:
– Ну, предположим, про лучи понятно, но откуда идут провода к этой бабушкиной хрустальной люстре и что является первоисточником? И каким таким образом эти лучи преломляются так, что на выходе получается – Федя пьёт уже четвёртый сутки подряд? – при этих словах мужчина, не оборачиваясь, указал рукой за спину, как раз туда, где сидел притаившийся Федор. Фёдор, услышав свое имя, совсем замер и, казалось, даже перестал дышать. Девушка впервые подняла глаза от пола и посмотрела на Федора своими добрыми и хитроватыми глазами. Федя округлил глаза, но не от страха или удивления, а от стыдливого осознания, что его поймали на подслушивании чужих разговоров. От напряжения он весь пошел красными пятнами, а на носу выступила испарина. Уши его горели нестерпимо, и, чтобы сделать хоть что-то в ответ на взгляд гимнастки, он неуклюже кивнул головой в знак приветствия. Комичности этому действию добавил тот факт, что при кивке у него с носа сорвалась большая капля пота и тотчас улетела куда-то в темноту между ногами. Девушка дружелюбно улыбнулась Феде, а затем перевела взгляд на своего собеседника, посерьезнела и ровным, монотонным голосом, стала говорить.
– Издревле людей интересовал источник всего сущего, смысл существования и конечный итог всего. Они пускались во многие размышления и делали самые разные предположения, смотрели на мир вокруг себя, пытаясь подметить закономерности, систематизировать и облечь их в понятные, а самое главное – в предсказуемые умом образы и состояния. Попытки эти хоть и были порой интересны и оригинальны, все же находились крайне далеко от истины. Со временем люди поняли: всё, что они придумывают, постепенно устаревает и уже не отвечает тенденциям текущего времени. Новое время приносит новые вопросы, ищет ответы, которые ещё вчера были так убедительны и казались неопровержимыми, а теперь им приходится признавать несостоятельность имеющихся парадигм прошлого. Развиваясь таким образом, понимание человека в какой-то момент либо упиралось в тупик, либо становилось противоречащим само себе и откровенно глупым. Это похоже на то, как если бы женщина в попытках стать всё красивее, будет накладывать на себя косметику слой за слоем до тех пор, пока внезапно не обнаружит, что уже год, как работает клоуном в бродячем цирке. С тех пор как люди стали это замечать, развитие понимания стало иметь циклический характер, оттого что многие начинали думать: именно в прошлом и были уже найдены ответы на все вопросы и устремлялись туда, проходя весь путь заново. В конце концов, наступил полный хаос и всеобщее непонимание. Люди разочаровались в поиске ответов, потому что ни одна концепция, будь она старая или новая, не могла дать полную картину мира, в то же время оставаясь верной по-своему, хоть порой и давала диаметрально противоположные ответы на одни и те же вопросы. Так, многие перестали искать истину и сосредоточились на своей личной текущей жизни и решении мелких бытовых проблем, остальные же костенели в фанатизме уже имеющихся концепций, пытаясь по возможности залатать или скрыть пробелы их несовершенства, если не для окружающих, то, по крайней мере, для себя самих. В конце концов, это вылилось в масштабную и зачастую кровавую гонку мировоззрений, где каждая группа пыталась доказать превосходство своих идей над чужими. И лишь немногие стали размышлять над тем, почему так происходит. Как получается, что правда и неправда, добро и зло, мудрость и глупость есть буквально повсюду, при этом гармонично сочетаясь друг с другом в каждом суждении, народе или даже в одном, отдельно взятом человеке. Из этого выходило, что такие понятия как добро и зло, например, не были конкурирующими явлениями, а лишь разными сторонами одной медали. И человек в целом только вот представлял собой уже не медаль, а гораздо более сложную структуру вроде кристалла с гранями, который в свою очередь был частью ещё более внушительной структуры такой, как общество. Ну и так далее, вплоть до самых высших обобщающих понятий. И получалось, что истина, как бы банально это ни звучало, действительно является непредвзятой совокупностью всего, то есть действительно вообще всего, а мы, точнее, наш разум, есть лишь свет, который однажды возник от трения времени -пространства о тот самый кристалл истины и статическим электричеством побежал вперёд по его граням путем наименьшего сопротивления, излучая вспышки, которые, отражаясь и преломляясь тем или иным образом о грани истины, создают мысль, субъективное восприятие этой мысли, личность и все остальное, что наполняет наше бытие. Именно таким образом и получается, что Федя пьёт уже четвёртый сутки, так же, как и происходит все остальное в этом мире.
На этот раз мужчина задумался надолго и даже потер коротко стриженную голову дюжей рукой.
– Релятивизм какой-то. А самое главное непонятно, дальше-то что?
Девушка на шаре вдруг устало наморщила носик и закатила глаза так глубоко, что белки её глаз заблестели в лучах солнца.
– Да ни хера. Как ты не понимаешь, смысл басни таков, что придумать можно что угодно. Каждый живёт в выдуманном мире, в таком, в котором ему больше нравится жить. А объективная картина реальности всегда будет оставаться вне. Это как абстрактное изобразительное искусство, образ которого может иметь тысячи смыслов, при этом оставаясь ничем вообще. И даже те линии и материалы, из которых он состоит на первый взгляд вполне конкретных, на самом деле не имеют ни смысла, ни названия, ни предназначения. Кистью можно водить по холсту, а можно по небу над головой, при этом реальное значение и смысл этих поступков будет одинаковым, – последнее слово девушка произнесла медленно и по слогам, как бы подводя итог по всем разговорам.
– А теперь пойдём отсюда, ноги уже гудят от этого шара. – Она ловко спрыгнула на землю, вытерла рукой пот со лба и вопросительно уставилась на мужчину. Тот кивнул головой, уперся руками в колени, медленно поднялся, и они неспешно двинулись в сторону горизонта.
Фёдор завороженно смотрел им вслед, до тех пор пока два уменьшающихся силуэта не растаяли вдали между высокими холмами.
Наконец Федя сумел оторвать взгляд от картины. Он посмотрел на свои руки, мозолистые и в трещинах от тяжелой и вредной работы, с толстой прослойкой грязи под ногтями. Затем он плавно перевёл взгляд дальше на стол, грязный и от этого очень липкий, со сколотыми углами и глубокими шрамами ножевых рассечений по всей поверхности. Ему стало грустно и тошно одновременно. Он вдруг осознал, что ему нестерпимо хочется вот так же бросить все и куда-нибудь уйти. И уйти не так, чтобы в гости к соседу или даже отправиться к родственникам в Анапу, а куда-то неизмеримо дальше, туда, где не будет ничего из того, что напомнит ему об этой кухне, этих вечных сумерках его жизни, туда, где не будет даже его самого. И это место должно быть очень особенным, таким, куда ограниченный и пустой алкоголик Фёдор по каким-то неизвестным ему причинам просто не сможет прорваться, а сможет только
