лет его жизни.
Это был день первый, но не день его первой операции. Это был день, когда он впервые глубоко задумался, зачем это ему всё? И надо ли это ему? Ведь он – простой гражданский парень, который в детстве перенёс клиническую смерть, а потом тяжело болел бронхиальной астмой, постоянно задыхаясь. Просто в детстве он начал войну, беспощадную войну со своими немощами, со своим тщедушным телом, и кажется он начал одерживать победу в этой войне. Но увлёкшись войной с телом, он забыл про душу…
После мясной кровавой ночи из-за одобренной силовиками операции я зашел в офис моей официальной работы. Ярко освещенные кабинеты, белые стены, чистый ковролин и всё вокруг отвратительно чистое. Глянув на свои руки, мне показалось, что они были в крови. Неоднократное мытье с мылом в стерильном офисном сортире не помогало. Ощущение крови на руках и запах железа резко контрастировал с игрушечной чистотой офиса.
Я брился опасной бритвой в сортире, когда зашёл мой коллега, сам удивлённый своим очень ранним прибытием на работу. «Привет, ты что дома не ночевал?», – он удивлённо посмотрел на моё бритьё. «У всяка человека своя планида», – ответил я и подумал, что сейчас очень хочется тишины. «Надеюсь, ночка у тебя была жаркая», – продолжил мой коллега, опорожнив свой мочевой пузырь. «О, да, жаркая», – я порезался и смотрел как маленькая струйка крови медленно стекала по щеке, прокладывая неровный маршрут на белой пене. «Опасный инструмент», – никак не мог угомониться мой собеседник, и я подумал, что он очень удобно стоит под правую руку, на миг представив как собеседник наконец замолкает и его пустой трёп сменяется на хрип, который с переменным свистом вырывается из перерезанной бритвой глотки. А ярко алая кровь быстро заполняет эту идеально чистую пустоту офиса, которая мне напоминала белый холст за мгновение до принятия на себя первых мазков художника. «А мне нравится», – постарался ответить я максимально небрежно и непринуждённо, поскольку уловил в глазах коллеги сигнал тревоги.
Побрившись, я выглянул в окно кабинета и с умилением наблюдал, как первые порции офисного люда начали медленно подтягиваться в рабочее стойло.
В кабинет зевая зашел мой сосед, лениво поздоровался и пожаловался на то, что не выспался после «убойной» ночи. Слово «убойная» выдернула из сейфа моего сознания надежно запертые там картинки прошедшей ночи. Вынырнувшие из мрака ночные образы никак не сочетались с вареной физиономией офисного обитателя.
Итак, день моей другой жизни начался.
«Это песец! Реально проблема!», – голос принадлежал ворвавшемуся в кабинет персонажу. «Песец» – это замечания юристов к тексту меморандума на финальной стадии согласования, а «реально проблема» – это то, что меморандум должен быть подписан в присутствии Президента через два дня. Хотя в моём понимании «песец» – это уничтоженный накануне наряд патрульно-постовой службы, который был прикормлен объектом, находившимся в разработке, и вышел в точку проведения операции. А «реально проблема» – это мой первый смертельно раненный товарищ. Я знал, что мы не сможем зашить его на месте и не успеем доставить к хирургам, но продолжать врать ему, что он вытянет. «Жена и дочь… Дай… Денег…», – были его последние слова. Я кивнул головой. Позже его жене был передан свёрток, содержимого которого должно было хватить на пару лет ей и двухмесячной девочке.
Очередной проблемой у моих коллег оказался испорченный оригинал документа, в который они пытались допечатать короткую фразу. Оригинал надо было срочно отдать в работу, поэтому я быстро изготовил им временный оригинал и принялся зачищать настоящий. Я часто занимался чисткой подобных офисных залётов, поскольку любил рисовать не только портреты, но и подписи. Люди знали это и тянулись ко мне за помощью, а я не отказывал. Причинами тому были: стремление быть хорошим, самоудовлетворение востребованностью моих не совсем легитимных методов урегулирования проблем, возможность хоть как-то себя развлечь в водовороте бесполезной офисной рутины. Изготовленные мною временные оригиналы я потом заменял на настоящие после проведения зачистки. Зачистку лишних фрагментов текста я производил через трафареты, мягким японским ластиком, предварительно разрушая тонким лезвием слой букв из спекшегося принтерного порошка. Чем-то этот процесс напоминал мою эпизодическую работу по ночам, когда я убирал следы.
Кроме физической зачистки офисных залётов я любил интеллектуальную зачистку, придумывая разные схемы и последовательности выпуска документов и проведения офисных мероприятий для урегулирования проблем. Мне это нравилось, поскольку также напоминало другой процесс, когда специалисты-силовики привлекали меня во время следственных действий для экспертной оценки документов на предмет наличия признаков мошеннических схем.
Дважды я был вовлечен в крупные следственные процессы, проходившие в отношении групп лиц, которые совершили хозяйственные преступления в процессе работы в нашей большой коммерческой конторе. Это были интересные головоломки.
Зная о моих специфических наклонностях, начальство конторы однажды привлекло меня к выполнению действительно интересной для меня задачи. В этой задаче был интерес государства, максимальная конфиденциальность, большой риск, работа в одиночку, требование к владению иностранным языком, наличие юридического и технического образований, умение вести переговоры и договариваться. Моя гордыня и самолюбие протрубили в фанфары, а на ушах повисла корона. Потом все эти эффекты торжественной мишуры резко погасли и я приступил к выполнению задачи. Я симулировал болезнь, сел на ночной поезд и спустя серию перемен транспортов оказался в одном из восточных государств, а потом во дворце главы этого государства. Моей задачей была подготовка секретного обязывающего соглашения, фиксирующего договоренности глав двух государств. О ходе я должен был докладывать по закрытому каналу связи каждый час. Времени на подготовку было двадцать часов. Начали!
Меня посадили в отдельный зал. Хранилище памяти, которое содержало домашние заготовки, таинственным образом вырубилось после прохождения через рамки металлоискателей и детекторов взрывчатых веществ при входе во дворец. Кроме того, резко уменьшилась скорость ОЗУ моего ноутбука и после сохранения все вордовские файлы не открывались, проще говоря, ноутбук тоже вырубился. Мне любезно была предложена местная оргтехника, но я отказался, помня о секретности.
Отдав ранее распечатанные на бумаге домашние заготовки восточным переговорщикам, я приступил к ожиданию их ответа на наше предложение. Прошёл первый час, мне позвонили сверху, я доложил статус. Я заглянул в зал, где сидели руководители компаний и министерств и бурно дискутировали. Ко мне подбежал улыбающийся человек и вежливо выпроводил из зала, сказав, что они совещаются и скоро дадут ответ. Второй контрольный звонок сверху был очень жёсткий, я понял, что мой ответ о продолжении совещания супостатов не будет принят, поэтому я дал тот ответ, который был услышан на том конце закрытого канала связи.
Восточные переговорщики, продолжали
