class="p1">– Не стоит.
– Ты и так заплатил в салоне. Мне неудобно.
– Неудобно тебе будет завтра весь вечер изображать мою девушку на дне рождения Дэна.
– Завтра?!
– Тебе с каким вкусом? – спрашивает Елисей, разглядывая меню на стекле.
– Да с любым! Расскажи лучше про день рождения!
– И снова ты орешь, – усмехается он. – Жаль, что тут нет топпинга с успокоительным.
А теперь ему весело, да? Сам психованный! То рычит, то смеется. Крыша подтекает не только у меня.
– Я буду фисташковый с клубникой.
– Ужасный выбор.
– Сам ты ужасный!
Елисей тихо смеется, а я обиженно поджимаю губы. Дразнит он меня, ты посмотри! Ни слова больше ему не скажу, съем халявную вафлю и пойду домой. Елисей озвучивает заказ, аромат сладкого печеного теста успокаивает, и я с интересом наблюдаю, как пышные вафли, у которых вместо привычных клеток на поверхности округлые вздутые шарики, заворачивают в конверты и щедро наполняют начинкой. Елисей забирает оба картонных стаканчика, и мы молча шагаем к узкой парковой зоне.
Тонкие березы почти облетели, лишь на верхних ветках видны маленькие желтые листочки. Солнечные лучи совсем не греют и уже с трудом справляются с лужами, которые оставил позавчерашний дождь. Но все-таки в осени есть свои шарм и романтика. Это то время, когда хочется мечтать. Всего на секунду представляю, что я сейчас на настоящем свидании, рядом парень, которому нравлюсь я и который до невозможности нравится мне. Он купил вафли, позже проводит домой и скажет…
– Держи двумя руками. Если уронишь, делиться не буду.
Да! Именно это! Спасибо, Елисей! Останавливаемся рядом с сырой скамейкой, забираю вафлю и вижу перед собой маленькое произведение кулинарного искусства. От золотистой корочки поднимается полупрозрачный пар, ореховая крошка так и манит. Открываю рот и вонзаюсь зубами в хрустящее тесто.
– Я наполовину китаец.
С силой сжимаю челюсть и поднимаю голову, глядя в хитрые серые глаза. Неспешно жую и проглатываю, а после вскидываю бровь.
– Ты хотел, чтобы я подавилась?
– С чаем вышло прикольно. Подумал, удастся повторить, – весело отзывается Елисей и откусывает вафлю.
– Какой же ты… – качаю я головой. – Невыносимый!
– Кто бы говорил.
Между нами повисает молчание, мысли улетают в небо и кружат среди тяжелых кучевых облаков. Елисей справляется с лакомством первый, и я морально готовлюсь к прощанию, которого, если честно, не хочу. Сколько бы мы ни кусались, рядом с ним я ощущаю приятное умиротворение, словно выхожу из реальности в другое измерение, где единственная моя проблема – это он, но она не так уж сильно тяготит, чтобы торопиться решать ее. Картонный стаканчик летит в урну, и я смотрю на носы серо-бежевых кроссовок.
– Вкусно? – насмешливо спрашивает Елисей.
Вытираю салфеткой рот, так и не решаясь поднять взгляд.
– Да. Спасибо.
– Стало легче?
Неопределенно пожимаю плечами.
– Лана, ты упомянула о родителях. Твоя мама… мне жаль.
Вскидываю подбородок, нахмурившись:
– Кто ты такой?
– Что?
– Где Елисей?
– Тебя опять перещелкнуло? – морщится он.
– Вот теперь я тебя узнаю, – невесело хмыкаю я. – Моя мама в порядке, жива и здорова.
– Извини. Наверное, я не так понял.
Так вот что это было? Вафли. Он хотел подбодрить меня.
– Мои родители развелись недавно, – признаюсь неожиданно даже для себя. – Папе тяжело далось это решение.
– Ты осталась с ним?
– Конечно. Ему сейчас нужна поддержка.
– А ты сама как?
Слова залетают не в уши, а прямо в сердце, и ударяют остроугольным камнем о нежную плоть. В носу щиплет, к глазам подкатывают слезы. Наружу рвется все то, что я так отчаянно пыталась спрятать. Отворачиваюсь и прижимаю салфетку к носу, закрывая запасной выход для слез. Елисей делает шаг в сторону, закрывая меня от прохожих, а я глубоко вдыхаю и выпускаю с выдохом огорчение и боль. Елисей не произносит ни слова, но, что странно, я чувствую поддержку в этом спокойном безмолвии. Фраз по типу «все наладится», «все будет хорошо» я бы просто не вынесла.
– Ешь свою вафлю, Лана. У меня уже уши замерзли.
Какие мы нежные. В несколько нескромных укусов доедаю лакомство. Сладкая клубника и хрустящая фисташка тихонько поворачивают переключатель счастья, ветер забирает с собой дурные мысли. Выбрасываю картонный стаканчик в урну и смотрю на Елисея. Может быть, все не так уж и плохо? Да и он не так уж плох.
– Спасибо, – слабо улыбаюсь я.
– Надеюсь, завтра ты не будешь вести себя как хомяк, которого месяц морили голодом.
– Ты офигел?!
– От твоих манер? Да.
– А ты утонченный, как французский барон! Сам схомячил вафлю за три секунды!
– Скорее, как китайский император. Вдруг война, а я голодный, – величественно отвечает он.
Щекотка зарождается в груди, поднимается вверх по горлу и вылетает раскатистым смехом. Видел бы он себя! Китайский император, блин! Елисей поднимает уголок губы, глядя на меня не моргая. Ветер вдруг исчезает, будто сверху упал стеклянный купол и накрыл нас двоих. Вакуум заполняет пространство, стирая звуки, и я слышу лишь громкий стук своего сердца. Капец, я влипла. Кажется, у меня переизбыток Елисея в крови. Пора валить, но сделать это нужно красиво. Не хочу, чтобы он запомнил мою истерику и слезы.
– Лана, у тебя есть платье? – спрашивает Елисей, оглядывая меня с ног до головы.
– Свадебное?
– Даже не надейся, – мрачно отвечает он, но я вижу веселье в его глазах. – Темное, вечернее. Вечеринка будет в стиле «Гангстеры».
А вот и плюсы от отсутствия челки, ему больше не скрыть от меня настоящие эмоции. Склоняю голову и упираюсь рукой в бок, отставляя бедро:
– Найду, но надену, только если и ты тоже будешь в платье.
– Ты уже исчерпала лимит своих условий.
– Да ну? – хмыкаю я.
– Что это за разговорчики? В себя поверила?
Может быть… Делаю шаг вперед и запрокидываю голову, собираясь проверить одну из сцен, что зачитывала мне Катя. Если при внезапном сближении оппонент теряется, то он к вам что-то чувствует. Варианта два: пойдет на контакт, что значит симпатия точно есть, или отшатнется – симпатия все равно есть, но еще не осознанная. Черные зрачки закрывают почти всю серую радужку, и я не могу сдержать улыбки. Попался!
– Во сколько праздник? – приглушенно спрашиваю я.
– В семь.
Еще чуть выше приподнимаю подбородок.
– Где?
– Я вызову тебе такси. – Голос Елисея звучит глуше.
– Хорошо… – Не отпускаю его взгляд, и… Черт возьми, да! Закусываю нижнюю губу!
Елисей смотрит на мои губы, сердце замирает. Неужели и правда работает? Он медленно поднимает руку, щеки касается тепло его ладони. Вот черт! Можно мне домой?! Елисей ныряет пальцами под мою челку, обхватывая лоб:
– Точно температуры нет? Ведешь себя странно.
