застрелил, не сдержался, мол, прибежав первым. И гибель групп одной за другой. Нежелание считаться с данными, добытыми мной и моими ребятами.
Я стал осторожнее с Переяловым.
Тут как раз у меня погиб помощник. Я взял в помощники бывшего политрука, бородача Карпуху, в первый год войны попавшего в плен, бежавшего и испытавшего все муки ада в концлагере. Карпуха появился в отряде недавно, но сражался умело и вынослив был удивительно. Он был на положении рядового, но партизаны смотрели на него как на командира и беспрекословно принимали его замечания. Черная борода почти по самые глаза мешала определить, сколько лет мужику. Я сам страшно удивился, узнав, что ему всего двадцать шесть.
Я заметил, что Карпуха осторожно изучает меня и людей.
А однажды, когда мы остались в землянке вдвоем, он врезал прямо:
— Кузьма, ты давно знаешь командира?
— Полгода.
— Как он попал к вам?
Я насторожился: вопрос политрука был созвучен моим собственным мыслям. Но я до поры до времени решил не выказывать подозрении. Зыбкие! Как можно спокойнее ответил:
— Да ведь к нам как обычно попадают — из плена убежал, а потом с месяц в глухой деревне отлеживался.
— Значит, из плена, — задумчиво проговорил Карпуха.
— А почему ты спрашиваешь?
Карпуха немного помедлил с ответом, внимательно глядя мне в глаза.
— Слушай, что я тебе скажу. В плену я работал на военном заводе. Делали снаряды. Были там и поляки, и французы, и сербы, и чехи. Но больше всего нашего брата — русских. Саботировали, конечно, как могли. То на электростанции генератор выйдет из строя, то зубчатая передача разлетится вдребезги на важном конвейере. Много кое-чего делали.
Немцы предпринимали самые строгие меры для предотвращения диверсий, вплоть до того, что меняли в цехах всех рабочих. Но диверсии не прекращались. Они, конечно, догадывались, что есть подпольная организация. Но найти нас пока не удавалось.
Наш подпольный комитет состоял из семи человек. Жизнь и работа осложнялись не только тем, что немцы с каждым днем усиливали слежку, на каждом участке поставили охрану, но и тем, что ребят косил голод. Немцы привозили новых рабочих. А чтобы столковаться, нужно время.
А тут еще один комитетчик что-то не рассчитал и сам погиб во время устроенного взрыва. Заменили парня другим, медником. Свои короткие совещания мы, как правило, проводили в разных местах и в разное время. На этот раз Арсений, наш руководитель, назначил встречу в самом тихом, безлюдном месте, где торчали недостроенные кирпичные стены почему-то непонадобившегося цеха. Здесь же вырыты были глубокие шахтные колодцы, в которые, не выдержав мук, бросились многие пленные.
Все мы, шестеро старых членов комитета и медник, расположились за высокой стеной, на самом краю шахтного колодца. Отчитались. Похвалили новичка. Его группа перерезала силовой кабель, в результате цех простоял около суток. Парень за короткий срок расположил к себе всех напористостью, когда отстаивал свои планы, готовностью брать на себя наиболее опасные задания.
На этот раз медник предложил сделать подкоп под солдатские казармы, склад газовых баллонов и взорвать их.
— Верно, это адски трудно, товарищи! — говорил медник, энергично махая правым кулаком. — Но игра стоит свеч!
В этот самый момент к нам врывается наш дозорный, неразговорчивый, тихий парень, исполнявший в комитете обязанности связного. Он стоял за стеной и должен был предупредить нас при малейшей опасности. В первое мгновенье каждый из нас подумал, что он за этим и явился. Но тот вплотную подошел к меднику, и медник прервал свою речь на полуслове. Связной, вздрагивая, с прозрачным от истощения лицом, с горящими от гнева глазами сказал голосом, перешедшим от сильного потрясения в хриплый шепот:
— Господин следователь?! Ты меня не узнаешь? Зато я тебя хорошо помню, гад!
Медник молчал, уставясь тупым тяжелым взглядом на парня. А нас, всех шестерых, какая-то неведомая сила подняла с бетонной глыбы, и мы взяли обоих в плотное полукольцо, прижав их к краю бездонного шахтного колодца. Мы чувствовали, какая страшная опасность надвигается на всех нас. Нам ничего не стоило столкнуть предателя в колодец, но медник видел по нашим суровым, беспощадным глазам, что мы ждем от него хотя бы одного слова. И он его сказал. Он весь напружинился и, дрожа всем телом, проговорил:
— Если я предатель…
Он раздвинул руками наш строй, стремительным прыжком преодолел расстояние до недостроенной стены, выломал два красных кирпича и также быстро направился в нашу сторону. Мы изготовились, мгновенно окружив его, готовые броситься сразу, как только он поднимет кирпич. Но он не поднимал его. Он протянул связному один кирпич, свирепо сказав:
— Возьми!
А второй положил на бетонную глыбу и, выпрямившись, произнес, отчеканивая каждое слово:
— Если я предатель — убей!
Он нагнулся над бетонной глыбой, ухватившись за ее край руками, и прижался правым виском к лежащему кирпичу. Парень подошел к нему, не отрывая взгляда от жутких глаз медника, и поднял над его головой кирпич. Мы отшатнулись, содрогаясь от предстоящей страшной картины. Никто из нас не вмешивался в стремительно развивающиеся события. Всех парализовала неожиданная сцена.
Грозным, карающим оружием мести навис красный кирпич. Но, соскользнув с ослабевшей руки парня, кирпич упал рядом с головой медника. Глядя на нас виноватыми глазами, парень, чуть не плача, проговорил:
— Не могу…
Тогда медник зашевелился, медленно приподнялся, будто раздумывая, взял в руки оба кирпича, повернулся к парню и, взмахнув по-ястребиному руками, как крыльями, обрушил оба кирпича на виски парня. Тот осел на землю и соскользнул вниз, в пропасть…
Медник бросил за ним в колодец оба кирпича и, обхватив руками голову, со стоном бросился на бетонную глыбу, на то самое место, где только что лежал в предсмертном страхе.
Арсений пытался заговорить с медником, тормошил его за плечо, поднимал голову. Все мы понимали, какой страшной опасности подвергаем себя и всю организацию, оставляя все это в неясности. Один из членов комитета, видно убедившись в предательстве медника, решительно мотнул головою в сторону колодца и уже протянул руки к нему, но Арсений, охваченный мучительными сомнениями, тихо покачал головой. Не мог он, не убедившись полностью в виновности человека, предать его смерти.
— Вы знаете, какое легло на вас подозрение, — говорил Арсений, — сейчас же объяснитесь, иначе мы примем решительные меры.
Медник повернул к нам голову, желая что-то сказать, но слова его застряли в нервной икоте. Очень хитро играл предатель, он знал, что ему надо выиграть время. И он его выиграл, гад! Мы увидели идущих в нашу сторону людей. Можно было еще успеть расправиться с предателем, потому что за
