За четыре дня Лева сумел сделать несколько важных открытий: девица исправно посещала школу (что Леву, признаться, удивило), курила втихаря, а вечером каталась на велосипеде. Хоть какого-то намека на друзей Лева не заметил, что, конечно, настораживало до чертиков. Чем она занималась в остальное время, Леве по-прежнему было неизвестно, но вряд ли она поедала печенье, пялясь в компьютер, и болтала с подружками по телефону.
* * *
Для своих лет я довольно сообразительна и не могла не обнаружить за собой слежку. Раньше мне не приходилось сталкиваться с подобными проблемами. Наверное, старею. А может быть, впервые за всю свою карьеру я встретила достойного противника. Разумеется, не я одна заметила, что Лева вьется вокруг меня. В пятницу, когда я возвращалась из школы, я обнаружила угрожающее послание. Рядом с моей дверью было нацарапано слово «бомж», и это было не просто какое-то оскорбление, обозначающее человека с огромной зловонной клетчатой сумкой. В нашей организации «БОМЖ» – это предупреждение, получить «бомжа» – это как получить желтую карточку или отрезанный палец лучшего друга по почте. Кроме того «бомж» – это незавидная перспектива в случае, если ты поставишь под угрозу нашу контору. Это что-то вроде понижения в должности, только гораздо хуже. Повзрослев, мы отходим от дел и получаем приличную пожизненную пенсию, обеспечивающую наше вечное молчание. Но провалившие задание никуда не уходят. Они остаются внутри организации: встречают старость в качестве подставных родителей, тетушек-дядюшек кого-нибудь из агентов, подвергаются постоянным пластическим операциям, получают гроши и бесконечную порцию презрения. Я слышала об одном мальчике, который покончил с собой, не справившись со своим делом, и я его вполне понимаю.
* * *
Лева собирался встретиться с адвокатом директора и выложить ему все, что удалось узнать. Однако заведенная им привычка супергеройствовать давала о себе знать, и он решил пошпионить еще денек. С пивом в руке и усами под носом он расположился на скамейке неподалеку от школы. Около двух часов очередная порция школоты, плохо сдерживая свои первобытные инстинкты, прорвалась наружу, и Лева, как заправский педофил, обшарив глазами всех девочек-подростков, сосредоточил свой взгляд на одной из них. Девочки расходились небольшими группами. К той, что практически лишила Леву куска хлеба, это не относилось. «Популярностью она явно не пользуется», – подумал он. И уж конечно, не мог не вспомнить о том, что сам-то тоже был отнюдь не школьным королем. Скорее говнарем. Лева плелся на некотором расстоянии за объектом своих наблюдений, когда девчонку догнала группа школьниц и начала дразнить.
– Тебя из детдома взяли! – выкрикнула одна из них.
– Это неправда. У меня есть родители, – тихо, но с вызовом ответила Левина знакомая.
– Да ну? И где же они, почему их никто не видел? – не унимались девочки.
– Они очень занятые люди.
– Да, конечно, и чем же они заняты? Алкоголизмом? – девочки засмеялись. – Детдомовская! Бомжиха!
Лева отвернулся. Ему почему-то очень хотелось заступиться за объект своей недавней ненависти, но он не мог. Странно, но девчонка больше не казалась Леве такой нахальной и самоуверенной, как в суде. В школе она явно была не в своей тарелке, да скорее всего – не только в школе. Она шла, ссутулившись, шаркая ногами, ничто в такой походке не выдавало беззаботного детства. Неожиданно она остановилась и что-то подняла с земли. Не успел Лева сделать вид, что сосредоточенно шарит по карманам или завязывает шнурки, как девочка обернулась и уставилась на него. Выглядела она устало и старше своих лет. В руке она аккуратно держала бычок.
В тот вечер Лева так и не позвонил адвокату.
* * *
Можно было бы пожалеть директора, но я не жалела, я – профессионал. Кто был действительно достоин сочувствия, так это моя бедная тетка. Она чуть с ума не сошла от всей этой истории.
Вечер следующего дня после суда начался совершенно безобидно – видимо, чтобы разрядить обстановку, тетка задала свой обычный вопрос.
– А ты кем станешь, когда вырастешь? – тетка задавала мне этот вопрос каждый день. То ли издевалась, то ли правда забывала ответ.
– Океанологом, как мама.
Тетка фыркнула и выпустила мне в лицо струйку сигаретного дыма. Я сделала вид, что закашлялась.
– А ты кем станешь, когда умрешь? – решила парировать я. Тетка задумалась.
– Вот засранка, – беззлобно сказала она, – ну, наверное, я превращусь в перегной или что-то вроде того. Могилку-то я себе прямо на даче бы и соорудила. Малинка с клубникой тогда уродились бы жирненькими, сочными. А ты бы их лопала и вспоминала свою старую тетушку.
Малина с кусочками тетки решительно не вызывала у меня аппетита, поэтому я спросила:
– А открытки от мамы с папой не приходили?
Тетка недовольно поморщилась:
– Ну иди посмотри, я почтовый ящик давно не проверяла.
Я радостно поскакала по ступенькам на первый этаж. Вернулась с двумя красивыми открытками с кучей марок. На пороге меня ждала недовольная тетка.
«Видимо, обнаружила пропажу сигарет», – догадалась я.
– А гены, я смотрю, берут свое.
– Чего? – не поняла я.
– Нонна Семеновна звонила.
– А, кошатница эта, и что?
– Кошатница-то она, может, и кошатница, – тетка хмыкнула, – но еще она твоя классная руководительница. И знаешь, что она мне сказала?
– И что же она тебе сказала? – передразнила я тетушку.
– Что ты стихи неприличные сочиняешь и одноклассникам их рассказываешь.
– Какие такие стихи? – невозмутимо поинтересовалась я.
– А я же тебе расскажу, вот ей богу, язык не отсохнет.
– А вдруг отсохнет? Может, лучше не надо? – притворно испугалась я. – С кем я тогда буду разговаривать?
– Нет уж, послушай свое творение.
Тетка вдохнула в прокуренные легкие побольше воздуха и начала:
«Кто я? Что я?
Я не Клава, я не девочка с небес,
Я – паскудная шалава,
Безо всяческих чудес»,—
продекламировала она и злобно потрясла кулаком у меня перед носом. – Как тебе вообще такое в голову пришло?
– Ну смешно же, – захихикала я, а про себя подумала: «Не так уж это и далеко от правды».
– Нет! Не смешно! Позоришь меня тут. Сначала эти меня позорили, а теперь, вот, ты…
– Кто это «эти», тетя?
Тетя не ответила.
– А ну давай сюда открытки! – тетка схватила их жирными пальцами и оторвала край одной из них. – Не получишь назад, пока не извинишься перед всем классом.
– Ты порвала их! Порвала! – ударилась в истерику я. – Это все, что у меня есть от мамы с папой, а ты…
– И хорошо, что все. Эти-то тебя и испортили. Яблочко от яблоньки недалеко падает. Как уж тут я ни старайся,
