Только роза - Мюриель Барбери

Шитао, чье имя означает «окаменевшая волна», умел так изображать скалы, что они казались живыми, но его настоящей страстью были мхи. Однако он никогда не наносил их на свиток. Однажды, когда его друг художник Чжу Да осведомился о причине, он сказал: мох ласкает камень, как любовница, вскоре, возможно, я смогу написать его – и тогда, вдали от битв, я сделаю из своего искусства рассказ о любви.

С утра ливмя лил дождь. Мир исчезал, река кипела рябью. Роза встала на колени на татами, увидела, что там уже ждет поднос со стаканом воды и белой таблеткой. Она представила, как Поль звонит Сайоко, как они говорят о ней, как он дает указания. Ее охватила волна желания – смутного, не имеющего очертаний. Она приняла таблетку, снова легла. Он в точности знал, кто он. Она попыталась вспомнить их разговор, обстановку, тон. Как человек может узнать, кто он? – задумалась она. В памяти всплыло золото стен – камни, их внезапное присутствие, их бессловесный дар. Как назывался тот сад? Рёан-дзи, сказала себе она с ощущением победы. Потом пришла горечь: я не существую, я не могу узнать, кто я.

Она приняла душ, оделась; каждое движение давалось с трудом; снова легла, подождала, пока пройдет мигрень, заметила, что камелия исчезла. Через какое-то время отправилась в большую гостиную и нашла там Сайоко в коричневом кимоно и оби с пионами, как в первый день. Сидя за низким столиком, та что-то записывала в расходную книгу. Сайоко встала, исчезла на кухне и вернулась с утренним подносом. Пока Роза боролась с цельной рыбиной, японка продолжила свои подсчеты. Звук дождя, падающего на мох под кленом, был непривычно приглушенным. Роза закончила завтрак, решила пройтись, передумала.

– No flowers in my room today? [116] – спросила она.

Сайоко улыбнулась:

– Paul san want you choose [117].

Удивленная Роза замолчала. Сайоко какое-то мгновение ее рассматривала, серьезно и сосредоточенно.

– Paul san secret man [118], – сказала она наконец. А поскольку Роза смотрела на нее с еще большим удивлением, добавила: – Very brave. He know flowers [119].

Какая связь? – подумала Роза. А я? Я мужественный человек?

– Rose san want which flower? [120]

Она немного растерялась.

– In France, I like lilac [121], – сказала она.

– We have lilac in Japan [122], – сказала Сайоко. – Rairakku. Good season now [123].

Послышался звук раздвигаемой входной двери, и в комнату вошел Поль; Розу в самое сердце поразили его улыбающееся лицо, задумчивый взгляд; он красивый, подумала она. Он сказал несколько слов Сайоко, и та удалилась мелкими торопливыми шажками.

– Вам удалось отдохнуть? – спросил он.

– Да, только голова болит, – ответила она. – А вам?

– Я спал как сурок и теперь другой человек.

Сайоко вернулась с двумя чашками кофе, он медленно пил свою, пока японка что-то быстро говорила, Роза ждала, глядя на них и чувствуя, как в ней зарождается, тут же рассеиваясь, тайная жизнь. В какой-то момент оба глянули на нее, потом Сайоко чуть качнула головой.

– Вы готовы? – спросил он. – Сегодня нам лучше не выбиваться из расписания.

В машине его близость взволновала ее. Он все еще казался усталым и немного отсутствующим.

– Куда мы едем? – спросила она.

– На другой конец города, в Арасияму.

– Это что-нибудь означает?

– Штормовая гора.

– И какой там храм?

– Сайхо-дзи.

Они долго ехали на запад, в молчании, не глядя друг на друга. Город менялся, становился унылым, безликим, лишенным очарования центра; вдоль дороги вплотную друг к другу стояли бесцветные дома вперемешку с неоновым уродством; ее привела в замешательство мысль, что в Японии она видела только шесть храмов и одно кладбище. Наконец они свернули на узкую улочку, идущую вдоль зарослей высокого бамбука, в почти сельский район. Перед воротами уже толпились в ожидании другие посетители. Шел дождь. Через несколько минут им открыл монах в черном облачении с белым подворотничком, Поль и остальные протянули ему какие-то бумаги и пошли следом к обычным деревянным зданиям. Их привели в большое помещение с низкими пюпитрами, на которых лежали листы бумаги, тушь и кисточки. Поль сделал Розе знак остаться в глубине и занять место за одной из подставок. Она взяла пример с соседки-японки, присела на пятки, чуть сдвинув большие пальцы; Поль с легкой болезненной гримасой присел рядом. Она посмотрела на листок перед собой, увидела иероглифы, захотела получить объяснение, но в этот момент появилась вереница монахов и направилась к центру зала. На тяжеловесном английском старший монах с угрюмым видом предложил им обвести тушью символы лежащей перед ними сутры. Молодой монах уселся по-турецки перед маленькой скамейкой, на которой стоял черный блестящий сосуд, второй монах – перед резной деревянной рыбой, помещенной на большую вышитую подушку. У обоих в руках были тонкие палки. Роза зевнула.

Три кристаллических звука, сопровождаемые глухим «пок», подействовали на нее, как