ногу, я доковылял до стены и стал разглядывать фотографии. На всех был запечатлен Прокофьев с какими-то людьми. Вскоре до меня смутно дошло, что отдельные лица мне отчего-то знакомы. Сперва я подумал, что мне это только кажется, что это игра алкоголя, однако, всмотревшись в снимки внимательней, сообразил, в чем дело. На фотографиях мой одногруппник был снят с известными, публичными персонами. С правозащитницей и модной поп-дивой, с лидером одной из политических партий и со знаменитым певцом, с известным столичным банкиром и с депутатом Госдумы. А может быть, это не банкир? Кто-то другой?.. Я попытался вспомнить имя человека снятого на одной из фотографий, так же, как силился припомнить фамилию адвоката, по-дружески обнимавшего моего однокашника за плечи. Но ни адвоката, ни банкира так и не одолел. Их имена вертелись на языке, а ухватить себя не давали.
Пока я рассматривал фотокарточки, с лестницы спустился Прокофьев. Он заметил меня, стоящего возле снимков, и подошел.
— Откуда ты знаешь всех этих людей? — поинтересовался я у него.
Прокофьев засунул руки в карманы брюк и, прежде чем дать ответ, не меньше минуты вместе со мной изучал фотографии. Так, словно увидел их впервые.
— Ты забыл? — наконец произнес он. — Я занимаюсь медиа-бизнесом, подобные связи являются неотъемлемой частью моей работы.
Он покровительственно взял меня под руку и увел от стены, давая понять, что сейчас о делах разговаривать не намерен.
— Красавицы мои! Куколки! Штучки сладкие! Все идем наверх. Наверх идем, наверх… Праздник будет на втором этаже, — крикнул он на весь холл внезапно елейным, сахарным голосом. — Все на второй этаж. Быстренько, быстренько…
Мы дождались девушек, пропустили их вперед и стали подниматься по лестнице следом.
Наверху мы попали в небольшую гостиную с раздвижными дверьми, занимавшую центральную часть этажа. Наружная стена в ней была полностью стеклянной и выходила огромным окном на мансарду. В хорошую погоду здесь можно голышом принимать воздушные ванны, подумал я и стал искать место, чтобы устроиться. Обстановка в комнате была минимальной. Слева на тумбе стоял телевизор — брат-близнец моего «мастодонта», напротив, перед окном, находился полированный стол с косолапыми ножками. Стол был заставлен марочными бутылками и чеканными вазами из серебра, в которых горками высились фрукты и всякие сладости в блестящих обертках. Возле другой боковой стены, справа, располагался белоснежный диванчик из кожи, а рядом с ним на полу лежала груда разноцветных подушечек. Не в силах больше стоять, я добрел до диванчика, упал на подушки и, подперев ладонью тяжелую голову, блаженно вытянул ноги.
Прокофьев тем временем задвинул портьеры, и комната наполнилась пасмурным сумраком. Алена и Кристина стояли в центре гостиной. Они хихикали и о чем-то шептались, поглядывая на меня. «Наверное, считают, что я уже изрядно набрался, — думал я, пьяно вперившись в них, — полагают, что я еле держусь». Мне было плевать на мысли девчонок, я и сам знал, что прилично надрался…
Затемнив окна, Прокофьев велел девушкам налить в стаканы спиртное и затем ловко кинул мне большой персик. Я с трудом изловил его, надкусил и едва успел перехватить побежавшую по щеке сладкую струйку. Персик показался мне каким-то пресным, безвкусным и неприятным. Я поискал вокруг себя, куда положить, и, не найдя другого места, спрятал его в подушки.
Пока я возился с персиком, Кристина смешала виски с гранатовым соком и подала один стакан мне. «Она рассчитывает добить меня окончательно», — с усмешкою рассудил я, взял бокал и, воспользовавшись близостью девушки, смело потянул ее на подушки.
— Подожди чуточку, я возьму свой стакан, — попросила Кристина. В ее клыке, только уже с правой стороны, было такое же, как у Алены, золотое вкрапление.
Кристина направилась к столику за бокалом, но по дороге ее перехватил Прокофьев. Он вовлек ее в медленный танец, который до этого танцевал с Аленой. Я лежал на подушках, тянул небольшими глотками виски и через раз фиксировал смазанным зрением происходящее. Получалось нечто вроде отдельных, разорванных кадров. Кадр… смыкание ресниц… размыкание… Кадр… Медленное смыкание, размыкание… Кадр… Постепенно мне все труднее удавалось сохранять события в фокусе. Размыкание век случалось все реже и реже. Прокофьев в это время продолжал забавляться с девчонками. Они танцевали, пили спиртное и целовались, и постепенно сбрасывали с себя одежду. Наконец, когда на девушках осталось только кружевное белье, он поставил стакан на стол и вышел из комнаты. Отсутствовал Прокофьев не долго, вскоре он опять появился. В руках он держал овальное зеркало размером с поднос, которое было покрыто высокой никелированной крышкой.
— Ну а теперь, Сладкие, сладкое! — объявил Вадим торжественным голосом, опуская зеркало посередине ковра.
Завидев поднос, девушки оживились и принялись возбужденно галдеть. Я не разделил их восторга, потому что не понимал, о чем идет речь. Лежал на подушках и безразлично смотрел, как Прокофьев снимает с зеркала крышку-колпак, под которой оказались шкатулка из малахита и опасная бритва с перламутровой ручкой.
Используя бритву, Прокофьев набрал из шкатулки на зеркало горку тонкого белого порошка, после чего поделил ее на несколько длинных узких дорожек.
— Кокс будешь? — он навис надо мной большой темной тенью.
— Что?.. — я не сразу сообразил, о чем идет речь.
— Кокаин будешь? — повторил он вопрос.
— Нет, спасибо… — мотнул я головой, — я и так чуть живой…
— Напрасно. Кокс и девки — отличная смесь.
— Спасибо. Может быть, позже…
— Как знаешь. Кстати, ты догадался, что та темная сучка, Кристина, — шимейл?
— ?..
— Она транси, — пояснил мне Прокофьев, ехидно осклабившись. — Внешне выглядит девкой, но при этом у нее между ног член. Как у тебя. Не хочешь попробовать? Заметил, как она красива? Удивительно, да? Раньше я таких не встречал.
Я был поражен и не нашел что сказать. Не дождавшись ответа, Прокофьев вернулся к девчонкам. Алена протянула ему стеклянную трубку, он встал на колено и жадно, с силой вдохнул в себя одну из дорожек.
После этого они взялись дурачиться. Они обнимались и катались по полу. Девушки звонко призывно смеялись. Потом Прокофьев прошептал что-то Кристине на ухо и отполз на коленях к стеклянной стене. Прижавшись спиною к окну, он скрестил по-турецки ноги и стал наблюдать, как оставшиеся вдвоем Алена и Кристина плавно двигаются в такт медленной музыке. Я лежал в прежней позе и уже равнодушно гадал, что будет дальше, чем все закончится. Вскоре девушки принялись раздеваться, они целовали друг друга, ласкали, а потом занялись на ковре лесбийской любовью…
Прокофьев был прав, Кристина оказалась полуженщиной-полумужчиной. С выраженными женскими бедрами, талией и маленькой грудью. Внизу живота, под выбритой челкой темных волос, у нее болтались крохотные гениталии. Я пытался сосредоточиться на разворачивавшемся передо мной эротическом действе, но у меня
