физической болью осознал, насколько он несовершенен рядом с этой мраморной и неживой скульптурой с его собственным ликом. И как многое ему нужно понять и пройти, чтобы достичь того же уровня, вобрав в себя всю образность света и тьмы, разрушив мир символизма и сделав его настоящей реальностью. В этот раз ему хотелось кричать не от страха и боли, а от отчаяния собственной беспомощности и никчемности. В этот раз скульптура не манила его светом и не засасывала его в бездну ада, она вообще ничего ему не давала, она была слишком далека от его примитивного и глупого существования. Она не отвергала и не принимала его, для неё все они, даже сам создатель Ланже, все они были лишь крошечными и бесполезными созданиями. И в этом, в том числе и была её мудрость, она никого не судила и никого не выделяла, и тот факт, что он смотрел на своё собственное изваяние, не делал его хоть на шаг ближе к тому, чтобы прикоснуться к этой обезличенной гармонии.
Вряд ли это заняло много времени, пока Джулиан осознавал всё это, опечаленный глубиной откровений, но он не собирался сдаваться, он покорит её, она поддастся ему, и это станет его билетом в ад и рай одновременно. Но когда его довольно сильно начали тянуть за рукав пиджака, он смог сфокусироваться на происходящем здесь и сейчас. Оказалось, что Майкл хвалил его красоту какому-то арт филантропу-миллиардеру, который по слухам заработал свой капитал военными поставками на Ближний Восток. Ну вот, приплыли, вот как мир узнает о личности натурщика, мой бойфренд проболтался, а что если это – тайна? Но поздно уже было что-то менять, неизвестно ещё, кому он ещё успел рассказать! Но когда этот филантроп с сомнительной репутацией и отпугивающими морщинами подошёл к нему и назвал его сказочно правильным и с невероятной симметрией вкуса, он даже не знал, как на это отреагировать. Это явно был комплимент, причём солидный и от того, кто таковыми не разбрасывается. Тут и дама с страусиной яичницей на голове подслушала их разговор и начала задавать ему вопросы о позировании, и тут уже подоспел сам Жан и выдал крайне скупую историю об их сотрудничестве.
И мир вокруг ожил, он вдруг стал источником интереса, и вскоре сам Райан присоединился к хвалебным речам скульптуры, также поблагодарив за титановый труд и его. Так что он готов был расцеловать своего бойфренда, что тот не сдержал свой язык и начал говорить об этом, потому что сам он вряд ли посмел бы хвастаться, что там стоит именно он! К его внешности было повышенное внимание, он старался из всех сил соответствовать своему образу, такому далёкому и безучастному. Он сам ощущал себя в этот вечер произведением искусства, даже выходя на подиум он никогда не испытывал ничего подобного, потому что эти люди видели в нём сходство с идеальным «им» в мраморе, и это возвышало его в собственных глазах. Так что во всеобщем обожании он достаточно быстро пришёл в себя от разочарования, и стал востребованным собеседником, и Райан с Жаном не отпускали его ни на шаг, и один знакомый репортёр даже взял у него краткое интервью, назвав мраморной музой французского гения.
Так что в каком-то праздничном и ярком хаосе разговоров, восхищений и фамильярностей время плавно подошло к рождественскому ужину, к которому аппетит Джулиана уже начал возвращаться. На выбор был копчёный лосось, индейка с каштанами и запеканка с морепродуктами. Что-то он в последнее время был сыт по горло морской диетой на всех этих званых вечерах и деловых обедах, так что с удовольствием набросился на индейку, и Майкл последовал его примеру. Они умяли столько, что места для всяких бланманже и крокембушей уже у них не было. Обычно он не позволял себе на изысканных вечерах, где правит искусство переедать. Но сегодня был особенный день, и хотя его личность была не так уж важна в этой эпопее мраморных статуй, во всяком случае, в глазах этих гостей, он чувствовал себя приближённым к самой элите в этот момент. Да и то, что он сидел рядом с Райаном, о многом говорило, и он даже на миг представил, что они с ним – пара (как он представлял уже много лет), и что это их первая совместная галерея, и он так горд им, и он так любит его! Но напротив сидел самый родной Майкл, и он осознал, что ему этого достаточно.
Он настолько приземлился после того, как личность натурщика была раскрыта, что не мог даже наслаждаться выставленными работами, они все казались слишком далёкими и недоступными, как и его скульптура. Нужно было позволение войти в их внутренний мир, и сейчас у него было совершенно не то состояние, чтобы впитывать в себя это одухотворённое искусство. Сегодня мраморный Джулиан, копия его совершенного эго владычествовала в садах комильфотного искусства, и чувство заслуженного блаженства окутывало его прямо-таки с оргазмическим напором.
Так что он себе в тот вечер позволил и нюхнуть кокаина, и выпить лишка шампанского, и под не слишком танцевальную музыку он умудрялся устроить в этих просторных и стерильных залах танцы, выпустив на волю сдержанный вариант своего party animal. Возможно, иногда его манеры теряли свой рафинированный лоск, и он порой вёл себя чересчур шумно или развязно, но он в этот день сиял, его душа парила в экзальтированном порыве эмоций, которые в кои-то веки он мог распознать и удержать в себе. Он приблизился на шаг к своему идеальному «я», и гости галереи не могли этого не заметить, они буквально окружали его вниманием. Так что они были одними из последних с Майклом, кто покинул выставочный зал, и хотя ему хотелось поговорить наедине с Райаном и Жаном, у тех не оказалось на него времени. Но вернулся он домой просвещённый и полный сил.
Когда прошло несколько суток после открытия выставки, Райан наконец-то мог спокойно отпустить эмоции и проанализировать свой успех. Весь нью-йоркский бомонд смаковал утончённость и оригинальность его выставки, их с Ланже чуйка не подвела, эта выставка привлекала думающих людей с невероятно развитым собственным чувством вкуса. Это была не та публика, которая будет глотать всё, если им подали это как шедевр их любимые художники или арт критики. Подобная публика не терпела второсортность или бессмысленную поверхностность, утолить жажду новизны в искусстве таких людей было непросто. И глядя сейчас на всю проделанную работу, отсутствие отдыха, огромные
