почти святым – парадный портрет собственной душонки изобразить. А коли выгорит – и кусочек бессмертья урвать!..
Опешивший вначале Тропотун отвел глаза и пристыжен-но молчал. Прав Федор, тысячу раз прав! Даже в поверенные он себе избрал его из соображений корыстных – чтобы общих знакомых не было, чтобы тайна болезни, боже упаси, не выплыла наружу раньше срока…
Долго сидели в молчании. Наконец Станислав Сергеич сконфуженно кашлянул и, нюхая воздух, спросил:
– Чем это у тебя пахнет? Запах какой-то знакомый… сладковатый…
– Запах? – удивился тот. – Странно, окно ведь раскрыто… А, может, я уже принюхался?.. – он остановил на госте свой ясный, не от мира сего взор и пояснил спокойно – Это труп в стенном шкафу разлагается. Жарко. Я, конечно, упаковал его в газеты – но сам видишь… усиливается запах…
– Труп?! – сдавленно переспросил Тропотун и постарался придать своему лицу невозмутимое выражение.
Кого же этот псих укокошил?.. Лихорадочно думал он. Вот это влип так влип!.. Как же я не сообразил сразу – он же типичный маньяк, убийца… Спокойствие!.. Главное – спокойствие!.. Нельзя его раздражать. Это же надо в такую историю угодить… Милиция, допросы – охх… И этот тоже – не дать ему накинуться врасплох!.. И Станислав Сергеич внутренне собрался, дорого готовясь продать свою жизнь.
Федор созерцал его безмятежными глазами сумасшедшего или пророка. Он заметил, как вытянулось и посерело лицо Тропотуна, как тот напружинился, изготовившись к драке. Не сразу сообразив, в чем дело, он с удивлением наблюдал за своим гостем. Но когда до него дошло…
Федор вдруг засмеялся мелким рассыпчатым смешком, и Тропотун сжал руки в кулаки и весь напрягся.
– Да ты что подумал?.. Ха-ха-ха!.. Я-то хорош – труп в стенном шкафу… Ха-ха-ха!.. Воображаю… Попасть в криминальную историю при твоем-то реноме… – и он снова залился смехом.
Станислав Сергеич ощутил растерянность и глухую злобу.
– Ты мне заявляешь, – холодно произнес он, – что в шкафу у тебя труп. Что я должен думать?
– Да, правда, конечно… – закивал тот. – И труп тоже есть – только не человеческий, а собачки. Я вчера шавочку подобрал больную. В ночь дежурил. Пришел – она уже околела. Ну, в газеты завернул – и в шкаф. Потому что мусоросборник приезжает в восемнадцать тридцать. – Он удрученно покачал головой, вглядываясь в Станислава Сергеича: – Ну разве я на убийцу похож?..
– Мне это и в голову не пришло! – картинно пожал плечами Тропотун и только теперь почувствовал, что тело его покрыто испариной. Ну не соскучишься с этим блаженным кретином!.. Зло подумал он и перевел разговор в нейтральное русло: – Интегральная йога помогла мне взглянуть на свою судьбу как-то философски… Были интересные переживания, но… Я человек из плоти и крови, очень земной человек, понимаешь? А переделывать себя уже поздновато…
– Ты прав… наверно прав… – забормотал Федор, потом умолк и задумался. – Мимолетность бытия!.. – наконец произнес обрадованно. – Ты остро чувствуешь сиюминутность жизни… – теперь он уже внимательно вглядывался в лицо Станислава Сергеича. – Может тогда Путь Дзэна?..
– Путь – чего?!
– Дзэна… о дзэн-буддизме слышал?
– Что-то… вроде…
– Если бы не собачка – я бы свозил тебя в одно место… Электричкой, – добавил Федор.
– Собачка обождет! – уверенно заявил Станислав Сергеич. – Давай ее вынесем и положим на пятачок, куда подъезжает машина. Кто-нибудь выкинет.
Федор все еще пребывал в нерешительности.
– Поехали, прошу тебя! – сказал Тропотун. – Вдруг это мой единственный шанс?..
Забор взбирался на каменистый холм. Остановившись возле калитки, Федор подергал веревку, прикрепленную к языку довольно большого медного колокола, – раздался гулкий мелодичный звук.
Ожидание было недолгим. Калитка распахнулась внезапно – Станислав Сергеич не слышал шагов – перед ними стоял среднего роста человек в кимоно.
– Приветствую вас, Никита-сан, – поклонился Федор. – Не могли бы вы уделить толику своего драгоценного времени моему другу и мне?..
Лицо незнакомца в кимоно, плоское, с выраженными скулами и раскосыми глазами, говорило о наличии у него азиатской крови. Какое-то время он с непроницаемым видом вглядывался в Станислава Сергеича, потом поклонился в пояс и сделал приглашающий жест. Федор тоже низко поклонился в ответ, и Тропотуну не оставалось ничего иного, как отвесить глубокий поклон. Он понимал, что в этом обмене поклонами крылся какой-то смысл, которого заранее не соизволил объяснить ему Федор.
По аккуратно посыпанной желтым песком дорожке человек вел их к одноэтажному деревянному дому с плоской крышей. Шел он легко, молодо, однако Станислав Сергеич затруднялся точно определить его возраст: что-то между сорока и семьюдесятью.
Занятый личностью хозяина дома, Тропотун не сразу переключил свое внимание на окружавший его сад. Это был непривычный сад. В нем не было грядок с морковкой или же помидорами, не произрастали и красавцы-георгины. Он воспринимался как опоэтизированный кусочек дикой природы, где вместо каменистых гор лежали причудливых очертаний камни, поросшие разноцветными лишайниками и мхами, а реки и озера заменял каскад из трех миниатюрных прудов различной конфигурации.
Пруды располагались справа от дорожки. Ближайший имел форму неправильной восьмерки, его берега поросли осокой, а на поверхности воды плавали распустившиеся желтые кувшинки. Чуть поодаль находился второй пруд, круглый, с белыми нежными лилиями. Еще дальше – овальный, окруженный высоким камышом.
Соединялся каскад прудов журчащим ручьем, который пенным водопадом обрушивался с невысокой каменистой горки в овальный пруд. На горке росли живописные карликовые сосны. Через ручей был перекинут изящный арочный мостик, от которого узенькая тропка вела в увитую хмелем квадратную беседку с остроконечной многоярусной крышей, имитирующей крыши восточных храмов.
На высоком крыльце дома Федор задергался, скидывая свои растоптанные сандалии, и Станиславу Сергеичу пришлось последовать его примеру, ибо пол внутри был устлан циновками. Никита-сан опустился на пятки перед невысоким столиком, на котором стояла керамическая мисочка с крупной лесной земляникой, и пригласил гостей присоединиться к нему. Тропотун неловко опустился на колени, потом уселся на пятки и подумал, что какое-то время продержится.
Большая комната, в которой они находились, не имела внутренних перегородок и делилась легкими, разрисованными цаплями, цветами и осокой ширмами на несколько клетушек, скрытых от постороннего взора. Стены украшали исполненные черной тушью на шелке пейзажи с замысловатыми, каллиграфически выписанными иероглифами, сбегавшими сверху вниз.
– Давно я вас не навещал, Никита-сан, – с глубоким уважением заговорил Федор. – Извините, что не предупредили вас заранее о своем визите…
Хозяин молча кивал головой, словно китайский болванчик. Его плоское лицо было совершенно бесстрастно, глаза, неожиданно оказавшиеся зелеными, загадочно поблескивали.
– Когда надо одеваться, оденься. Когда надо идти – иди. Когда надо сесть – садись… – безмятежно произнес Никита-сан. – Я рад вашему приходу. Вас привело ко мне
