наконец-то уходите!», ласково выталкивая Зинаиду из квартиры.
Уф, можно расслабиться. Еще полтора часа, и выхожу на связь как радистка Кэт. Вкрадчивый стук в дверь. Кого еще принесло?
– И незачем так орать, я вас и в первый раз прекрасно слышал. Нет здесь никого.
– Совсем никого.
– Не может быть, кто-то там всё-таки есть. Ведь кто-то же должен был сказать: «Совсем никого».
– Записку в двери оставьте, хозяин потом почитает.
Уф, ушли, можно расслабиться. До связи с начальством еще 30 минут.
За дверью дикое рычание, кажется, через пару минут мою дверь вынесут. Обреченно иду ее открывать. На пороге двое. Вылитый Швондер. И вылитый Швондер №2.
– Мы из «Гринписа» по вопросу защиты кошек. Соседи жалуются, что вы их регулярно дерете. Плюс стреляете из огнестрельного оружия. У животных стресс!
– Никого драть нельзя! Запомни это раз и навсегда. На человека и на животное можно действовать только внушением.
Гринписовцы взирают на меня с благоговейным ужасом и молча обходят квартиру по периметру. Кошек, и правда, в квартире нет. «Клинского» тоже уже нет – последние две бутылки покидают квартиру вместе с защитниками драных кошек.
Уф, можно расслабиться. До связи с начальством полторы минуты. Включаю Zoom, настраиваю звук и камеру. Я, гордый потомок индейцев сиу по имени Грегори Охрямкин, поправляю убор из перьев на голове и готовлюсь отчитаться начальству из ЦРУ, что за полтора месяца, что я здесь, никто так и не заподозрил во мне американского шпиона.
Закованные
Валерия Волкова
Из подъезда вышла симпатичная женщина с двумя маленькими сыновьями. Светлые густые волосы были аккуратно заправлены в пучок, а женственные формы тела с правильными изгибами были кощунственно одеты в спортивный костюм свободного кроя.
– Здравствуйте, Мариванна, как ваше здоровье? ― устало поздоровалась женщина с бабушкой на лавочке.
– Здравствуй, Настенька, ― вздохнула старушка. ― Слава Богу, всё хорошо. Ты опять одна с детишками гулять пошла?
– Да, Антоша отдыхает, вчера со смены поздно пришёл.
– Ну понятно, ― усмехнулась Марья Ивановна. ― Как всегда.
Настя улыбнулась бабульке своей шикарной белозубой улыбкой, но в глазах осталась печаль. Соседка была права. Антон никак не участвовал ни в воспитании детей, ни в бытовых делах, ни в семейных развлечениях. Каждый из супругов жил своей жизнью.
– Всегда так было, всё она сама да сама, ― шептала Марья Ивановна своей собеседнице Елене Михайловне. ― Помню, как она гуляла и по магазинам ходила с малыми. Старший двухлетний в коляске едет, а младшего в сумочке, как кенгуренка несёт, то на спине, то на животе. А этот муж её, денди, не иначе. Разоденется, раздухарится и идёт то с друзьями гуляет, то на железяки свои. Всё себе мышцы наращивает! ― гневно разошлась старушка.
– Думает, раз Наська деревенская, так баба крепкая, всё на себе тащить должна. А смотри, какая она красавица! Подкрась её, так вон вылитая Вера Брежнева. Уведут тут же. Да только не ценит она себя, ― горько вздохнула Марья Ивановна. ― Держится за него, как будто наручниками он её приковал к себе.
И откуда было знать старушке о той трещине, которая образовалась в сердце и наручниках Насти после утреннего события…
Через некоторое время вышел сам Антон. Довольный и ни о чем не подозревающий, он сел в свой новенький пикап и поехал в тренажёрный зал наращивать очередной бицепс. Этот теплый июльский день позволил ему одеть любимую «хитрую» футболочку и не менее хитрые спортивные штаны, которые выгодно подчеркивали все его труды в зале
– Вышел, красавчик, ― прошипела старушка своей соседке по лавочке. ― Устал он, ага. Работает в каком-то магазине захудалом, продаёт что-то своим же друзьям спортсменам, особо не напрягается.
– Откуда ж деньги на такую машину? ― удивилась её собеседница.
– Ха, известно откуда, ― ухмыльнулась Марья Ивановна. ― Ты ещё их квартиру не видела. Как-то зашла я к Настеньке типа за солью, так всё высмотрела, какой там ж дворец у них. Мамаша это всё его, приезжает к ним иногда на красной машине, столичная дама. Как приедет без предупреждения, так Наська ходит чернее тучи, достается видимо от нее сильно. А вот их соседка Елизавета Николаевна из пятьдесят второй, которая всё не может своего рослого сынка женить, так, наоборот, говорит, что вот бы ей такую невестушку.
Вскоре старушки оставили Настю с Антоном и принялись обсуждать частную жизнь вышедшей из подъезда новой жертвы – рыжей замужней женщины с четвёртого этажа, которую они подозревали в связях на стороне.
А Настя так и осталась со своими переживаниями один на один. Она погуляла с детьми в парке, зашла в аптеку, магазин, а перед глазами всё это всплывающее сообщение на телефоне мужа от некой С:
«Привет, Котик, как ты сегодня после вчерашнего? Я до сих пор в эйфории. Жду продолжения!»
И дальнейшая переписка, которую прочитала Настя, когда Антон не успел выключить телефон и пошёл в душ. Она расставила всё по своим местам – и кто такая «С», и после чего у неё случилась та эйфория, и как давно это с ней случается.
«И что мне дальше делать? ― крутилось в голове у Насти. ― Сказать ему об этом? Но что тогда будет? Уйти или простить… Но куда же я от него уйду, поеду к маме в деревню? Да я жить без него не могу! Ну подумаешь гульнул, с кем не бывает, все же изменяют. Наверное…»
Вечером Настя позвонила своей лучшей подруге, которая совсем недавно развелась с мужем из-за измены.
– Сашка, ну вот как ты это пережила? И как ты сейчас без него? ― давилась в телефон слезами Настя.
– Ну как-как, ― спокойно отвечала подруга. ― Нормально, пережила. Обидно конечно, тяжело, но жить с этим я не могла. Но у меня видишь, ситуация другая. Я от него так не зависела, как ты.
– Да я тоже от него не сильно то… ― возмутилась Настя. ― Я у него ничего не прошу, сама зарабатываю, тексты перевожу по ночам. С детьми тоже сама, по дому. Ни в чем он мне не помогает.
– Не в этом дело, Настён, ― вздохнула Саша. ― Ты ж в нём растворилась вся, молишься на него. Антоша отдыхает, так ты ему и стакан водички принесешь, и покушать: лежи, отдыхай, я всё сделаю сама. Можешь даже не работать, я всё сама. Только будь рядом, лежи и будь красивым.
– Так он и живёт для себя, ― Саша продолжала больно ранить ножом по сердцу Насти. ― Вот и любовницу себе тоже нашёл как развлечение. А ты должна и эту забаву принять. Чем она отличается от всех остальных развлечений, которые он находит? Антон просто привык жить в своё удовольствие. А ты – его раба, и тебе это нравится. Думаю, что