Дом на Сиреневой улице - Автор, пиши еще!

Спокойное дедушкино сопение было верным знаком ― можно идти на крышу. Поход на крышу проходил всегда в три этапа. Не считая, конечно, подготовительных действий. Первый, и самый важный этап ― беззвучно выбраться из квартиры. Второй ― отыскать заранее спрятанный в тайнике телескоп, и третий ― с телескопом выбраться наверх.

С тайником периодически выходили накладки: не всегда Вовке выпадала возможность заранее спрятать телескоп. В основном удавалось, когда Макарыч отлучался по своим делам, оставляя внука одного.

Самым сложным в ночных Вовкиных путешествиях был, конечно, бесшумный выход из квартиры. Нужно отметить, что мальчик в этом поднаторел, как настоящий разведчик. Он мог выйти из кухни и дойти до входной двери, не издав ни единого звука.

Путь он знал наизусть: три шага на цыпочках по кухне, затем вытянутая рука натыкалась на закрытую кухонную дверь. В темноте нужно было неслышно проскользить пальцами вниз по двери до ручки, затем, так же бесшумно, сначала мизинцем, а затем безымянным пальцем, нащупать конец ручки и слегка на него надавить. Дверь поддавалась без единого скрипа. Тут, сам того не зная, помог дед. Когда Вовка стал спать на кухне, Макарыч смазал все двери в квартире, чтобы они не скрипели.

Осторожно открыв дверь, нужно было сделать пять небольших шагов по коридору, на шестом замереть, прислушаться ещё раз к дедушкиному сопению и, увеличив шестой шаг вдвое, ступить не прямо, а чуть левее, ближе к стене. Если наступить прямо перед собой – пол скрипнет, как несмазанное колесо, и дедушка может проснуться. Так рисковать нельзя: хоть Макарыч и храпит, как медведь, сон его при этом остается чутким, как материнское сердце.

Седьмой шаг необходимо сделать снова чуть правее, мягко скользя правой рукой по двери ванной. Почти перед самой входной дверью, на десятом шаге, руку нужно приподнять, чуть выше головы, и пальцы тут же упирались в крючок с ключами.

Обхватив связку всей ладошкой, чтобы не зазвенела, Вовка осторожно снимал ключи с крючка и левой рукой нащупывал ручку входной двери. Легонько на нее надавливал ― заперта. Ну, тут на чудо рассчитывать не стоило ― дед всегда на ночь закрывал дверь.

Левой рукой Вовка легко нащупывал личинку замка и упирался в нее подушечкой указательного пальца. Затем тихонечко подносил ключ к левому указательному пальцу, сдвигал палец ключом, и тут уж ключ сам попадал в замочную скважину.

Осторожно закрывая за собой дверь, Вовка ещё раз прислушивался к звукам в квартире: всё ли в порядке? Спит ли дедушка?

На лестничной площадке всегда было светло и до заветной крыши оставалось буквально несколько шагов. Всего-то и нужно было: быстро добежать до своего тайника, взять телескоп и выбраться на крышу. И можно не осторожничать.

На площадке у них жили одни старички: Вовкин дед, Чудик и «физики» ― так Вовка называл супружескую пару по соседству: профессора и его жену, которая хоть и была врачом, но тоже считалась «физиком». В это время они, как правило, все спали. Чудик, конечно, мог не спать и подсматривать за Вовкой в глазок, на то он и Чудик. Но на него Вовка обычно не обращал никакого внимания.

Главное ― можно выйти на крышу и увидеть маму. При хорошей погоде родителей можно было увидеть и без телескопа. Хотя такое счастье выпадало нечасто, но пару раз Вовке это и вправду удавалось.

В грустные дни, когда небо угрюмо темнело, и на нём не то, что родителей, даже туч было не рассмотреть, Вовка не унывал: наблюдал с крыши за двором, окнами и балконами дома напротив, вспоминая родителей. Или просто крепко-крепко зажмуривал глаза и представлял их: с его воображением ни один телескоп не мог сравниться. Стоило закрыть глаза ― и родители рядом. А то и просто достаточно подойти к зеркалу, и увидеть в нём голубизну маминых глаз и темный шоколад папиных волос.

Иногда к нему на крышу приходил Чудак ― смешной, немного странный парень из их дома. Дом у них такой удивительный – в нём живут и Чудики, и Чудаки.

Хоть Чудак и казался Вовке странным, но в душе он ему очень нравился. У него постоянно было что-то новое: то четки, то браслеты, то вера в Бога, то в себя ― в общем, с ним не соскучишься. Парень был смешной, безобидный и, что самое ценное для Вовки – воспринимал его, как взрослого. Всегда разговаривал на равных, как будто мальчишке не семь, а все тридцать.

Пусть дедушка и говорил, что Вовкины родители – это звёздочки на небе, но мальчик с этим был совершенно не согласен. Звезда ― что-то далёкое, холодное и неживое. А мама, где бы она ни была ― родная, ласковая, живая. Ни одна звезда не умеет обнимать так, как мама.

Вовка знал наверняка, что его родители – никакие не звезды, а космонавты. Они и познакомились-то в космосе. У мамы был первый полет после ЦПК имени Ю. А. Гагарина, и прибыла она на станцию только на две недели, как стажер. А папа на тот момент уже два месяца был в космосе, и это был его третий полёт и первая любовь.

Вот и сейчас родители были где-то на космической станции, и Вовка изо всех сил пытался их увидеть. Конечно, не их самих, а хотя бы МКС.

Вовка ждал своего дня рождения, как ни ждал никогда и ничего. К его дню рождения, в конце лета, родители вернутся домой. Обязательно!

Это была еще одна традиция в их семье: как бы там ни было, и каким бы долгим не планировался полет ― к двадцать пятому августа родители всегда возвращались…