подозрением относится ко всякому, кто не принадлежит к ее кругу, отличается от амбициозных, заурядных сыновей ее знакомых. Он любит меня. Как она этого не понимает?
И все же… притворяться совершенно лишенной сомнений Люси не могла. Она старалась выбросить их из головы. Что это за девушка, которая получает то, о чем мечтала, только затем, чтобы бежать от него? Он сказал, что любит меня. Сказал.
Да, но кто он?
Боб размышлял о своей встрече с матерью Люси. Состоявшийся у них обмен мнениями – это хорошее начало, думал он, хоть я и был бы не прочь обратить ее в пригоршню праха.
При мысли о Люси он затрепетал; в груди его лопнул пузырек счастья. Мы, думал он. Люси и я: вместе. Он восхищался могуществом, с которым это человеческое существо изгнало из его жизни ужас одиночества. Вот что такое счастье – дивная, чудотворная альтернатива страха.
Он должен обставить все наилучшим образом – поместить ее любовь в бутылочку, как светляка.
Все эти долгие размышления подрывали его веру в себя. А ведь предстоит привести в порядок столь многое. Если бы мистер Б был ему настоящим помощником, он-то мог бы это сделать, оторвавшись на несколько мгновений от своего безумного списка больных детей, изнасилованных женщин или кто там еще громко рыдает на этой неделе.
Боб выкатил глаза. Больные, голодные – какая разница? Тоже мне, важное дело. Любой наблюдатель, снабженный хотя бы половинкой мозга, знает, что существа низшего разряда были всегда – рабы, крепостные, неприкасаемые, – более того, что они, скорее всего, заслуживали свою ужасную участь. И какое безобразие, что мистер Б попусту тратит все свое время (ценное время, которое он мог бы посвятить, ну, скажем, алло, мне), трясясь над этим стадом, точно какая-нибудь жалкая, старая, богомольная бабуля, падкая до совершения добрых дел.
Боб постучал в окно Люси. Она медленно приблизилась, чтобы взглянуть на непрестанный серый дождь, на волнующуюся внизу воду, ни в чем не уверенная, никого не ждущая. А увидев Боба, улыбнулась и поздоровалась с ним, хоть и настороженно.
– Я просто заглянул… надеялся… послушай, давай устроим пикник, а?
Люси невольно хихикнула.
– В такую погоду? Мне придется надеть гидрокостюм?
Мысль о Люси в гидрокостюме на миг лишила его дара речи.
– Мм. Он не понадобится. Суббота будет солнечной.
Тут она засмеялась.
– Правда? Ты кто? Предсказатель погоды?
– Вроде того, – пробормотал он.
Лицо ее снова стало серьезным.
– Значит, пикник. В лодке?
– Да, – твердо ответил он. – В лодке.
Люси помолчала, перебирая свои сомнения, а затем отбросила их.
– Ладно, мистер Предсказатель. Стало быть, пикник в лодке. Еду должна я приготовить?
– Да, отлично! А я раздобуду лодку, – слышит ли она в наступившей тишине, как поет его ликующая душа? – Ну ладно. Хорошо. Тогда до субботы.
Ни один из них не сдвинулся с места.
– Послушай, Боб…
– Люси…
Оба примолкли. Дождь выдержал паузу, капли его неуверенно повисли в воздухе.
– Люси, – начал Боб, беря ее руки в свои. – Люси, я понимаю, мы знаем друг друга совсем недолго, но…
– Я не уверена, Боб…
– Но мне так плохо, когда тебя нет рядом. – Он отпустил ее руки, провел смятенной ладонью по своим волосам. – Я оставил бы тебя в покое, если бы мог, но я не могу… не могу дышать без тебя. Не думаю, что ты понимаешь, каким несчастным я был.
Их взгляды встретились, и всплеск волнения едва не сбил Люси с ног. Так что же в нем кроется? У нее, похоже, и выбора не было, он нуждался в ней, и она в ответ нуждалась в нем. Какой ужас и какая радость, она словно летит на гребне огромной волны.
Они стояли рядом, но отдельно друг от друга, оба дрожали, и наконец Люси подступила к Бобу и положила голову ему на плечо. Он обнял ее, и серые послеполуденные часы соскользнули с мира, как шелуха, открыв ласково розовое летнее небо поразительной красоты, пронизанное теплым янтарным светом. Боб был Мидасом, обращавшим мир в золото, Люси сгорала в его руках. Мгновения шли, окружавшее их пространство таяло и расплывалось, и становилось невозможно сказать, где кончается один из них и начинается другой.
– Я что-нибудь придумаю, – промурлыкал Боб, целуя ее волосы. – Придумаю, и мы будем вместе. Непременно.
А потом оторвался от нее и улыбнулся, и эта улыбка заключила Люси в кокон светлого тепла.
Слегка ослепленная, она отступила назад. Бледный овал ее лица на несколько секунд задержался, мерцая, в воздухе и после того, как она задернула шторы и исчезла. Боб протянул руку, чтобы схватить его, но пальцы сжали только пустоту.
Боб помедлил, неподвижный, у окна. Время стояло, конечно, позднее, однако он был слишком взвинчен, чтобы возвращаться домой. Каждая его жилка зудела от желания, от чего-то большего, чем желание.
Он думал о мистере Б, об обычном ужине с обычными разговорами. «Вы не сумели», «вы не сделали», «вам следует». Если верить мистеру Б, он был воплощением всех смертных грехов: праздности, похотливости, нежелания прибираться в своей комнате, капризности (ну а кто в ней не повинен?), строптивости, дислексии… сколько их там еще? Как правило, мысли мистера Б о нем не волновали Боба, но сегодня, в эту минуту, омытый серебристым светом Люси, он и думать не мог о возвращении к обычной жизни.
Он нашел лодку и поплыл в тихий, еще лучезарный закат.
Мистер Б не видел Боба уже несколько часов и, сколь ни приятными они были, понемногу начинал беспокоиться.
Куда мог подеваться мальчишка? Мистер Б не любил Внешний Мир, особенно после наступления темноты. Его тревожили возможные столкновения с вышибалами ночных клубов, голодными волками и вооруженными гангстерами; темные проулки и пикирующие летучие мыши внушали ему желание поскорее вернуться домой, к приятному ужину (стейк с горохом), ко всему, что хорошо знакомо и ярко освещено. Не то чтобы он боялся темноты как таковой. Банды, пистолеты и сторожевые собаки были следствиями агрессивной паранойи их создателя, еще одним изъяном, который Боб, проектируя своего Homo sapiens, просто не удосужился предусмотреть.
Но что будет, если Боб так и не вернется? Придется принимать меры. Мистер Б потирал лоб. А какие? Ты же не можешь просто ходить по улицам со щитом-бутербродом, извещающим о потере Отца Небесного. Надлежит начать поиски, но как и с чего их начать?
Ясное дело, с Люси. Проклятая девица. Проклятая немереная, кипучая, крушащая все на своем пути похотливость Боба. В очень редкие мгновения мистер Б осмеливался надеяться, что именно это романтическое приключение и
