Ви! Вивиан!
Ко мне медленно возвращается зрение. Я сижу на пуфике на очень светлой кухне. Мои ладони покрыты мукой, в горле стоит ком. Я совсем тихо, почти беззвучно лью слезы и тяжело вздыхаю. Поднимаю глаза – на меня смотрит тот, кто всего за месяц смог стать мне другом.
– Боже, Ви! Ну ты нас и напугала! – дрожащим голосом говорит Голд и, сидя на корточках, прижимает меня к себе, успокаивает, гладит по спине рукой. Он пахнет специями и своим древесным одеколоном, находится так близко, что я одновременно схожу с ума и прихожу в себя. Когда я перестаю плакать, то аккуратно отстраняюсь и беру в руки телефон.
– Ты в порядке?
«Да. Спасибо! Простите. Со мной иногда такое случается».
– Что это? Можешь пока написать, я заварю ромашку, ладно? – Голд все еще выглядит обеспокоенным, хотя я, кроме отвращения к себе, ничего не испытываю.
«У меня бывают сонные параличи. Это секрет», – пишу я и стираю, ведь не понимаю, как это имеет отношение к делу. Но чувство было похожее…
«Такое днем у меня первый раз. Бывают сонные параличи. Это секрет. Дома не знают. Теперь это случилось не во сне».
– Сейчас заварится. Ого! Я никому не скажу. Тебе нужно обратиться к врачу. Это же серьезно! Ты просто отключилась, глаза – стеклянные, смотришь будто в пустоту и… и вся в слезах. Я беру тебя за руки, а ты не реагируешь…
«Прости», – показываю я на языке жестов.
– Тебе не за что извиняться! Отдохни, выпей чаю. Я пока положу все в духовку, шоколадное печенье сформирую быстренько рукавом, ладно?
Пока в кухонной тиши слышен только звон посуды, загрустившая Кая строит мне разные гримасы, пытаясь развеселить нас обеих. Я подзываю девочку к себе пальцем, беру полотенце и вытираю ее лицо от муки. Не дав мне закончить, она набрасывается на меня и крепко обнимает. Я знаю, что поступаю подло, знаю, что я – обманщица, которой нельзя доверять. Но я поистине благодарна этим людям за их тепло и сочувствие. Я бы очень хотела признаться и остаться их другом, но я не уверена, что после такой лжи это будет возможно. Я знаю, что Голд видит нас, но ничего не говорит. Когда Кая наконец меня отпускает, я заканчиваю вытирать ее лицо и руки и вновь благодарю. Что еще мне остается?
– Ну, кто поможет мне сделать миллион алых роз? – спрашивает Голд со своей коронной ухмылкой.
Завороженно слежу за ловкостью его рук и быстротой движений Каи. Они работают слаженно, как один часовой механизм: лепесток за лепестком, ягодка за ягодкой, спираль за спиралью. Вскоре Голд начинает варить несколько видов глазури и делает ее для брауни совершенно невозможных оттенков – голубо-фиолетово-розовой. Он украшает перемолотой фруктозой, цветами и зелеными листьями шарлотки, умело орудуя тонкими деревянными палочками.
Вскоре на столешнице уже возлегают семь мисочек и кондитерских мешков с разноцветными глазурями. Сейчас одиннадцать часов, и видно, что оба декоратора устали. Но осталось еще украсить рулет и печенье! Хорошо, что с кешью-кейком было просто – на этот раз мы оставили голубику в живых.
Когда Голд охлаждает бисквит, выкладывает начинку и формирует рулет, я пугаюсь того, что он получился неровным. Голд подрезает немного теста сверху и приступает к поливке глазурью. Он так торопится, что в самом конце берет мешок с темной глазурью для контраста на бежевом фоне и в углу рисует маленькую завитушку.
Мы находимся по разные стороны кухонного островка, и я, поняв, где я видела такой рисунок, подпрыгиваю на высоком барном стуле и резко встаю с характерным звуком скрежета ножек об пол.
– Что такое? Снова плохо?! – Я держусь руками за голову, потом подпираю подбородок ладонями и с сумасшедшим видом хожу взад-вперед. – Ви, ты меня пугаешь!
«Это ты!» – пишу я в заметке.
– Что я?
«Это ты готовишь пирожные для школы!»
Голд прищуривается и, посмеиваясь, отвечает:
– Я не понимаю, о чем ты…
«Все ты понимаешь! Ты поставщик пирожных! И торт для Анджелы сделал тоже ты!»
– А-а-х, – Голд потирает глаза ладонями, потом скрещивает руки на груди и признается: – Заработался. Меня выдала подпись, да? Теперь ты знаешь мой секрет, и мне придется тебя… убить, – с самым невинным взглядом говорит парень.
Вызывающе на него смотрю и пишу быстрее быстрого:
«Your secret is safe with me. I kinda could have guessed…» («Твой секрет со мной в сохранности. Вообще-то я могла догадаться…»).
– Конечно! Выпечка – это моя страсть. Да, Кая? Наша страсть. Кае повезло с координацией, она для своего возраста просто отличный декоратор. Но твои навыки выпечки, Ви!.. Ты правда многое знаешь и ловко управляешься. Я думаю, нам есть чему друг у друга поучиться.
«Your cakes – they are works of art!» («Твои пирожные – произведения искусства!»)
– В том-то и дело. Я безупречно украшаю. Я знаю, как комбинировать несочетаемые ингредиенты. Но идеальный бисквит у меня получается с третьего раза! А у тебя все получается с первого!
Если отбросить воспоминания о дневном, точнее вечернем параличе, мой день был просто безумным. Теперь Голд меня хвалит! Ущипните меня, кто-нибудь!
«I’m in!» («Я в деле!») – пишу я и смеюсь от нелепости получившейся ситуации. Я доверила Голду свой почти самый сокровенный секрет. Он доверил мне уже два.
Хотя ребята и устали, одноцветная глазурь на шоколадном печенье и восхитительные персонажи комиксов, книг, мультфильмов и их воображения получаются идеальными, почти что оживают. Теперь холодильник полностью забит контейнерами с выпечкой, и чуть за полночь, когда Кая уже спит, сидя за столешницей, мы приступаем к уборке. Голд решает отнести сестру в комнату, и я, погладив ее по голове, мысленно говорю ей: «Пока».
Мой телефон разрывается от вопросов Саши: «Ты все?», и, наконец, он успокаивается. Голд сразу же загружает полную посудомоечную машину, включает робот-пылесос, а с мойкой рабочей поверхности мы справляемся за считанные минуты, так, будто делали это уже десять раз. Совсем скоро звучит знакомый клаксон автомобиля.
– Ты молодчина, напарник!
– You too (Ты тоже), – произносят только мои губы.
– Завтра нас ждет великий день.
«Не такой великий, как эти две недели», – думаю я.
Снимаю заляпанную мукой и красками футболку и отдаю Голду. Жаль, что она пахла порошком, а не им. Робот-пылесос врезается в мою ногу, и я достаю телефон, чтобы пошутить: «Твоя техника меня уже выгоняет».
– Ну, я его за это отчитаю, ты уж не волнуйся! – шутит в ответ Голд. Саша не заезжает на территорию, припарковавшись у ворот, а Артур провожает меня до самого выхода. Мы неловко молчим и смотрим совсем не друг на друга. Голд держит руки в карманах и будто собирается что-то сказать.
«Спокойной ночи», – пишу я.
– Слушай, Ви. Я знаю, что мы только месяц знакомы… Но. Знай, если захочешь что-то сказать… Ой, чушь сморозил! Прости. В общем, можешь написать мне что угодно. Я выслушаю.
– You too, – произносят только мои губы, и Голд смеется, в свете луны выглядя, как настоящий ангел.
«Я хочу тебе сказать. Хочу! Что я лгу. Что у меня есть голос. Что никто никогда мной не интересовался! Что, если бы я знала, то переехала бы сюда много лет назад! Что…»
Стараюсь показать ему всем своим видом благодарность и готовность помочь в любой ситуации.
– Иди сюда! – снова прикрываясь своей ухмылкой, говорит он и простирает руки.
Мы очень крепко друг друга обнимаем, и теперь мне кажется, что он пахнет выпечкой и шафраном. Это короткое помутнение прерывает резкий звук клаксона, от которого мы оба вздрагиваем и отдаляемся.
– Кажется, тебе пора. До завтра!
Я киваю. И корю себя за каждый кивок, ведь не будь я дурой, могла бы ответить: «Спокойной ночи, Артур. До завтра».
– Ничего себе у них домина! Внутри еще круче, наверное? А от тебя вкусно пахнет. Ох, наемся завтра вдоволь.
– Уж постарайся. Мы так старались, – шепчу я.
– Что за дурацкая улыбка? Ви? О-о-о, я знаю, что это такое!
– Ты о чем?
– Ну, открой зеркальце сверху.
Я открываю и вижу совершенно иную
