Олег Гриневский - Тайна Великого Посольства Петра Великого

Посланник молодой - всего 24 года. Хорош собой, образован, любезен. Но главное - он понравился царю, когда сопровождал Петра во всех его похождениях в Кенигсберге - Коромавице, как перетолмачили его на свой лад русские. Вот и решил хитрый курфюрст невзрачного Бранденбурга направить его в Москву, чтобы поддержатъ завязавшуюся в Кенигсберге дружбу с царем великой страны.

Дивились московские люди, что за страна такая Бранденбург и почему посланнику почет великий оказывают?

Княжество небольшое. Таких в Германии считать пальцев на обеих руках не хватит. Да к тому же еще и захудалое, попросту говоря - нищее. Кто бывал - видел: крестьян там почище, чем в России, обирают. А двор курфюрста куражится, с Версалем в балах и приемах соревнуется. Бутафория какая-то, а не княжество.

Но люди, в политике сведущие, говорили: нет, княжество хоть и мелкое, но нужное. В европейском политическом рлскладе для России союзник естественный. Потому что у обеих стран один и тот же неспокойный сосед Швеция. Значит, и интерес общий есть.

Курфюрст Фридрих Вильгельм свои виды на дружбу с Москвой имеет. Но разгадать-то их нетрудно. Дрожит, ох дрожит Фридрих за свои прусские владения. Потому как косит на них глаз не только Польша, но и такой военный гигант, как Швеция, где, как на зло, молодой воинственный монарх обьявился.

Еще весной прошлого года, как только пересекли границу Бранденбурга, Петр и его послы (а среди них был наш Возницын) сразу заметили: обхаживает их курфюрст. Особенно после Риги это было видно. Там шведы встретили их более чем холодно. А в Кенигсберге Фридрих Вильгельм устроил Петру наилюбезнейший прием по самым строгим меркам Версаля, который и тогда был законодателем дипломатического этикета. Он не скупился на пушечные салюты, обильные обеды, объятия, поцелуи, балы, охоты и фейерверки, рассчитывая сыграть на тщеславии молодого рчсского царя, впервые попавшего из медвежьей глухомани в "просвещенную Европу".

В общем, правы были сведущие люди. Уже первым шагом Великого посольства было заключение в Кенигсберге договора о дружбе. Сам по себе договор этот не содержал ничего особенного и ни от кого не скрывался. Но при его заключении устно, не на бумаге, договорились о союзе против Швеции. Тогда эта договоренность показалась Петру не очень-то и нужной, так, скорее жест в ответ на любезное гостеприимство бранденбургского курфюрста. Олнако планы Петра менялись, и соглашение в Кенигсберге становилось куда как важным.

Дело в том, что зтой зимой Петр твердо решил развернуть русскую внешнюю политику на север - против Швеции. Это было нелегкое и даже рискованное решение. Швеция тогда считалась великой европейской державой хозяйкой Севера, причем весьма воинственной и жестокой. Если взглянуть на карту того времени, то нетрудно увидеть, что даже своими очертаниями она походила на гигантскую рыбью пасть, распахнутую над Центральной Европой. Она уже поглотила Финляндию, Карелию, Ингрию, Эстонию, Ливонию, Штральзунд, Штетин и часть датской территории. Желто-голубой шведский флаг закупорил устья северных рек Европы - Невы, Западной Двины, Одера. Под немигающим ледяным взором этой хищницы ежились слабенькие европейские княжества - кто следующий?

Но Петр хорошо усвоил уроки европейской дипломатической школы - европейские балансы сил, можно сказать, собственными руками взвешивал.

Вена, Лондон, Париж и Амстердам хотели изолировать Москву, оставить ее воевать с Турцией, а сами заняться дележом испанского наследства. Петр использует их же прием: пусть увязают в этой борьбе, да поглубже. Тогда Россия, если сумеет заключить мир с Турцией, развяжет себе руки, чтобы вернуть захваченные шведами земли и выйти наконец к морю.

Кто может помешать этому? Сами же шведы немало глупостей наделали. С французами - своими союзниками - отношения умудрились разладить, а с морскими державами не сблизились. Да и не до Швеции им будет в этой общеевропейской свалке. Значит, серьезной поддержки им никто не окажет. Можно сказать, они в изоляции.

А княжества и государства Центральной Европы так натерпелись от воинственных шведов, что руки им не протянут. Скорее наоборот - ногой пнут. Вот, к примеру, Бранденбург - так к России и жмется. Или Дания...

Давно уже датский посол Гейнс с предложением о союзе вокруг Петра кругами ходит. То запрутся в дальние комнаты в доме датского резидента в Москве. То у князя Голицына, отдыхая после казней, как бы случайно встретятся. А в феврале 1699 года и проект союзного доювора на столе появился.

Но Петр твердо решил не брать никаких обязательств воевать на Севере, пока не будет мира с Турцией. Борьба на два фронта невозможна. Надо сначала помириться с Турцией и только потом уже иачинать войну со Швецией.

Поэтому Петр тянул с ответом на предложение датского посла о союзе, ожидая вестей от Возницына. Потом уехал в Воронеж. Датский и бранденбургский послы потянулись за ним.

Но и в Воронеже Петр не спешил, хотя известие о "мирке" Возницына получил. Взвешивал, очевидно, прикидывал. Двухлетнее перемирие, которое преподнес Возницын, было весьма кстати. Но оно не могло обезопасить тыл. А Петру нужен был надежный мир на Юге.

Только после долгих колебаний, уезжая из Воронежа в Азов, Петр наконец решается заключить союз с Данией. Но с одной оговоркой: пока не будет мира с Турцией, этот трактат не может быть принят к исполнению. Научился-таки осторожности русский царь, общаясь с европейскими государями.

* * *

До Москвы Возницын добрался только к середине лета. Там его встретили без почета и похвалы. Скорее с холодком. Только и сказали: поезжай в Азов, там царь, он разберется.

Не знал Прокофий Богданович, что в эти же дни в Москву из Вены пришла на него жалоба - вел, дескать, себя не так на Карловицком конгрессе.

Что ж, кляуза - это испытанный прием цесарской дипломатии, когда надо вышибить из седла партнера, который твердо, а главное - успешно ведет дело. Не от них ли перешел к нам этот прием? Или на отчей почве сами дошли до этого? Трудно сказать...

Господин Прокофий, вкрадчиво жаловались австрийцы, заключил свое перемирие с турками ранее союзников, действуя в полной тайне от них и от посредников. Цесарские министры всегда были отягчены его недоверчивым отношением. Их сердечному и верному увещанию он не внимал, но всегда своей упрямой голове следовал, а союзников за мало и даже ни за что не почитал...

Видно, сильно невзлюбили Прокофия Богдановича в Вене за его неуступчивость и самостоятельные суждения. Эта нелюбовь перешла потом и в австрийское посольство в Москве. Каждое упоминание имени Возницына в дневнике Корба сопровождалось обычно каким-либо нелестным отзывом. Даже когда получили известие, что умер Возницын в Кенигсберге, австрийский посланник и тут не удержался от злословия: "У худой травы плод всего хуже".

* * *

Не знал обо всем этом Возницын, но почувствовал: что-то не так. Поэтому быстренько собрался в новую дорогу и 18 июня был уже в Азове.

Царь принял его без задержки, и Прокофий Богданович понял, что зла на него он не держит. Больше того, Петр принял практически все его советы, как вести дело с турками.

Писал, например, Возницын, что для заключения мира надо направить в Константинополь человека незнатного, но умного. Петр так и поступил. Его выбор пал на думного дьяка Емельяна Игнатьевича Украинцева. Как и Возницын, он был из служилых провинциальных людей. До всего сам доходил. Всю дипломатическую службу снизу вверх прошел и десять лет Посольским приказом управлял.

Понравился Петру и другой совет Возницына - отправить посла в Константинополь на русском военном корабле. А проводить посла всем флотом до Керчи! Это уже Петр сам придумал и был очень доволен этим планом. Он давал возможность использовать воронежский флот если не для похода против Турции, то хотя бы в дипломатических целях - показать русский флаг на Черном море.

Царь с неистовством отдался осуществлению этого плана. Он занимался буквально всем: и снаряжением флота, и составлением директив для посольства. А в промежутках успевал еще руководить внутренними и внешними делами страны. На несколько месяцев Азов, а затем Таганрог стали столицей России.

Петра снова можно было увидеть с топором или с ведром деггя. Работал с азартом, как в Амстердаме. Сам доводил до полного совершенства корабль "Отворенные врата", которым собирался командовать в плавании до Керчи.

С не меньшим увлечением он отдался и составлению директив-наказов для посольства Украинцева. По указанию царя к этому делу привлекли и Прокофия Богдановича.

Директивы эти были двоякого рода. Официальные - содержащие наставления, как послу вести себя при разных церемониях, а также тексты речей, которые ему придется произносить в этих случаях. И секретные - содержащие инструкции по существу ведения переговоров. Именно эти директивы читал и правил сам Петр. В оставшихся черновиках рукою Головина написаы резолюции, которые пестрят словами "приказано", "велено", "сказать велено". Ясно, что такие указания мог дать только царь.