как пробить все барьеры и высвободить эти правды? И не провоцирует ли он открыть ящик Пандоры? Но какая опасность могла таиться в этом безобидном желании, вдохновлённом высоким искусством?
Он чувствовал не только своё нетерпение, но и Джулиана, который, как правило, после отпусков ещё долго раскачивался, сожалея, что приходится возвращаться в свой рутинный мир Нью-Йорка. Но не сейчас. И хотя Райан очень по-собственнически начал относиться к скульптуре, он осознавал её важность и для Джулиана. Он воспринимал её уже как свою собственность, хотя он ещё даже не договорился с Ланже насчёт того, как долго она будет у него находиться, пока что в их контракте обозначалась лишь процентная сумма, пока она тут была выставлена. Но если он захочет её себе оставить, продаст ли Жан её? Об этом тоже стоило поговорить, он готов был уже на всё что угодно, но эта скульптура уже никогда не покинет его галереи. Его галерея будет бесполезна и мертва без мраморного Джулиана, он это знал, поэтому любыми путями он сохранит эту скульптуру у себя.
Джулиана он пригласил позже, так что они начали банальные беседы с Жаном за чашечкой кофе, так как праздничный ужин решили подавать после прихода Джулиана. Жан был замечательным собеседником, складывалось впечатление, что ничто его не может удивить, вывести из колеи или задеть, он был готов к любому вопросу, и Райан в очередной раз мысленно себе задавал вопрос, кому нужно продавать душу, чтобы иметь такую выдержку? И это творческому-то человеку с таким безмерным талантом? Обычно они как с другой планеты, настоящие бытовые катастрофы, но Ланже был во всём педантичен, подкован и эрудирован, так что сомнения по поводу продажи души терзали его ещё сильнее. Особенно заигрывая с такими опасными темами! Жан Ланже в своих работах заявлял негласно, что покорил и жизнь и смерть, это было смело, правда, эту истину понимали лишь те, кто углублялся в его творчество, кто раскрывал свой третий глаз и позволял себе видеть больше. Но Райан прекрасно знал, что душу продавать некому, они никому неинтересны, кроме нас самих (и то многих интересует лишь оболочка), но в какие глубины собственного подсознания нужно нырнуть, чтобы создавать такие работы, как у Жана Ланже?
Самое удивительное было то, что Жан Ланже был в тренде, его творчество цепляло миллионы людей, хотя он балансировал на таких опасных темах. Но что видят простые обыватели? Просто безупречные тела, плавность линий, красоту наготы, застывшие в мраморе движения? Но реалистичные скульптуры из мрамора делают тысячи талантливых скульпторов, даже среди сотрудников похоронных услуг можно было отыскать настоящие жемчужины, что же именно покоряло людей, даже далёких от мира искусства в работах Ланже? Критики, журналисты, блогеры, да даже простые люди, все они отмечали невероятную оживлённость и глубину эмоций этих скульптур, восхищаясь идеальными пропорциями и некой доступностью, скульптуры были понятны с первого взгляда каждому. Они манили и приковывали взгляды, заставляя забыть обо всём на свете, поглощая всё внимание. Кто-то это назвал изощрённой невоодушевлённой попыткой пробуждения, а кто-то харизмой из мрамора. Равнодушных к его скульптурам не было, он покорил Нью-Йорк, и после того, как привередливая и богемная столица современного искусства приняла его, весь мир подхватил эту феерическую волну обожания.
Удивительно было и то, что Жан сразу захотел с ними сотрудничать, хотя до этого натурщиков Ланже со своим агентом подыскивал чуть ли не месяцами. Понятное дело, Райан был крайне влиятельным человеком, могло статься, что Жан просто так искал связи в Америке, ведь тут он практически никого не знал, но ведь предложение позировать Джулиану было таким спонтанным для них всех, так что он реально не знал, чувствовать ли себя избранным? И заказчик ли он в итоге? Ведь Жан говорил, что не работает на заказ, и якобы сам выбрал в качестве натурщика Джулиана. Но может, и он и Джулиан действительно были особенными для Жана? Они видели и понимали глубже его работы, и это их объединило, он в этом не сомневался.
– Ты не мог бы сделать и мою скульптуру? – неожиданно для себя спросил Райан у Жана, который лениво попивал свой третий эспрессо.
Молчание Ланже говорило само за себя, такие долгие паузы обычно нужны для человека, чтобы как можно безобиднее сформулировать свой отказ. Райан проклинал себя, что попросил его об этом, Жан же не работает на заказы, но вопрос уже было невозможно загнать назад в его пропахший пережаренным кофе рот. Голос Ланже как обычно звучал нейтрально вежливо. – Я боюсь, что мне не удастся тебя раскрыть, Райан. И я также боюсь, что тебе может не понравиться результат.
– Это потому что я – старый? – взорвался вдруг Райан, завидующий сейчас остро молодости и красоте Джулиана. Он в этот момент ненавидел старость, даже если с ней приходила и мудрость, и опыт, и знания.
– И поэтому тоже, – неожиданно ответил Ланже, и Райану показалось это невероятно грубым ответом, хотя тот потом и смягчил своё объяснение. – Я знаю, как ты относишься к процессу старения, вся индустрия моды комплексует по поводу увядания красоты, ты до сих пор видишь себя молодым и красивым. Тебе идёт твоя зрелость, но ты этого не осознаёшь, да и я не буду тебя утешать, все мы стареем в физической плоти, но ты не поймёшь этого, если увидишь свою скульптуру, потому что ты не понял этого даже сейчас.
– Но почему ты не можешь меня сделать молодым, каким я был двадцать лет назад, тридцать, сорок? – не выдержал Райан, напоминание о том, что он стареет, окончательно разозлило его.
– Но я тебе не знаю молодым, – оборвал его резко Жан, чей тон звучал удивительно эмоциональным. – Я тебя знаю лишь таким, какой ты сейчас, со всем своим багажом знаний и эмоциональным фоном. Ты никогда бы не узнал в скульптуре самого себя, если бы я попытался представить тебя, каким ты был в молодости. Ты интересен здесь и сейчас, возможно, ты был не менее интересным и тогда, но я лишён этих знаний, поэтому я не могу работать так. Обратись к другому скульптору, которому не важно, что вкладывать в скульптуры, только не удивляйся, что она будет такой же пугающе пустой, как идеально вылепленные мраморные ангелы на свежих могилах.
– Значит, всё дело в молодости и красоте Джулиана, почему ты так легко согласился делать его скульптуру? – не мог угомониться Райан, собственное старение он сейчас воспринимал как проклятье.
– Абсолютно нет, – оправдывался Жан, чей голос уже вновь обретал прежнюю дипломатичность. – Джулиан невероятно
