- Отчего же, я тоже могу...
- Киммерион! - с пафосом возгласил гипофет, и академик не стал больше спорить.
Гипофет расставил жертвенник, достал обычное: серу, кориандр. Дубинку отложил - не такой посетитель. Зато извлек порошок размолотых шляпок лилового мухомора, перышки гуся, сошедшего с ума на почве вожделения к яблокам (еще при жизни: самофарширование всегда считалось в Киммерии страшной приметой), семена лотоса, печень рифейского осьминога и - на кончике охотничьего ножа - махорку.
Тут же возникло затруднение. Сивилла, сволочь старая, дышала таким перегаром, что сесть на жертвенник самостоятельно не могла. Гипофет и академик с трудом донесли ее туда и усадили, а для устойчивости Веденей еще пропустил у нее под мышками ремень, закрепленный в блоке у потолка, - не первый раз такое с дурой случалось. Веденей зажег серу и стал поочередно добавлять компоненты. Через самое короткое время сивилла заблевала все вокруг, академик засмущался, но Веденей его успокоил: это пророчество наружу рвется и путь расчищает. Заодно бросил сверху немного поташа. Не помогло. Добавил селитру, марганцовку, шлифовальный порошок "миусский бальзам". Сивилла все блевала. Гипофет отчаялся, достал банку с нашатырем и сунул ей прямо под нос.
Сивилла закатила глаза, стала синеть. Потом заговорила.
- Быстры как волны рифейские песни да пляски! Восемь бильярдных шаров боль головная для вас. Ухо царево прочло... Запретить бы офеням вовеки нашу газету в куски для упаковки кромсать! Поздно. Учти, академик, живешь в интересное время! Будет чего записать!.. Изверги, дайте опохмелиться...
Переломавши все законы элегического дистиха, сивилла окончательно сомлела. Веденей, забыв о ней, смотрел на академика. Губы его сжались в нитку. Так же выглядел и академик.
- Киммерион!.. - сказал на этот раз именно он. Что в переводе на простой русский язык могло бы приблизительно означать: "Ну, что ж, теперь мы хотя бы предупреждены". И добавил по-русски: - Я, пожалуй, посещу архонта. А вам, Веденей Хладимирович, придется взять отгул. Вам нужно навестить брата. Непременно нужно.Варфоломей Хладимирович все-таки несовершеннолетний. А он, - академик грозно сверкнул очками, - кажется, вскоре собирается жениться. По минойским законам он не может этого делать без согласия старшего в семье. Статья двести пятая.
- Дайте опохмелиться! - подозрительно ясным голосом заканючила сивилла. Академик и гипофет, не сговариваясь, синхронно плюнули на золу жертвенника.
- Пусть попробует без моего согласия, - сказал Веденей. Я его... в сивиллы упеку.
- Киммерион! - попробовал успокоить гипофета академик. Гипофет огорченно поворошил золу и грустно отозвался:
- Киммерион.
14
Геракл преследовал их своими стрелами и убил целую массу. Остальные же покинули страну и больше никогда не возвращались в нее.
Г.Шваб. Мифы классической древности
- А паразиты иногда!.. - лязгнула европейская голова. Она нехорошо рассмеялась, показавши все восемьдесят зубов. Азиатская вместо зубов могла предъявить лишь черепашьи режущие пластины, и скорбно поджала кожу вокруг клюва.
- Обижаешь. Пример младшим, а?
Двухголовая птица тяжело качнула крыльями, оборачиваясь. Стая, кажется, не слышала их разговора. Все тридцать восемь птиц за медным хвостом главной стимфалиды исполняли свои обязанности, которых было немного: соответствовать и наблюдать. Кого карать, чего терзать, как рвать на части - это все решала главная двуглавая, железноклювая, медноперая гарпия. Впрочем, на слово "гарпия" птицы обижались, именно поэтому так чаще всего обзывала одна голова другую. Трехгранный клин древних чудовищ сейчас летел на север, строго над Уральским хребтом. Справа была Россия. Слева - тоже. Но слева была еще и Москва. А в Москве обитало Верховное Начальство Всех Стимфалид. Хотя, если честно, все стимфалиды стаю над Уралом как раз и составляли. Главный Начальник Начальства был отнюдь не Геракл, хотя человек во множестве отношений выдающийся.
А по правую руку... тьфу, по каждое правое крыло простиралась Азия. В ней уже который год прятался Призрак, периодически забегавший в Европу и, пользуясь известной степенью безнаказанности, мутил разную воду, норовя перекроить границы, преимущественно на Балканах, - в других местах ему просто давали под тазовые кости сапогом. Призрак раздражал нормальных людей несказанно: ветхое его одеяние (и учение - тоже ветхое, мертвое, дурно пахнущее), нудное бормотание, маниакальная страсть "избрать президиум", воспоминания о судьбоносной конференции в неведомом году - и слезы, слезы, которыми он заливал Европу, требуя вернуть "паровозик", иногда "локомотивчик историйки", а чаще - "броневичок" и прочие игрушки маразматика. И находились другие маразматики, избирали президиум - и получалось в точности то, что сейчас отхаркнула над Уральским хребтом Главная Стимфалида: "А паразиты иногда!" Пора было кончать эту "иногду".
Официально Российская Империя лишить гражданства призрачную ублюдину не могла потому, что нельзя лишить того, чего никогда не было, того, что почти триста миллионов живых людей все-таки имеют. Предикторы от разговоров на эту тему отмахивались: тот, что жил в Америке, сообщал : "Предмет исчерпает себя быстрее, если ничего не делать". Тот, что жил в Южной Африке, предлагал собрать всех призракопоклонников на отдельно взятом острове Колгуеве и дать им возможность построить то, что они хотят построить в своей отдельно взятой партии. Тот предиктор, что обитал в России, бросал трубку со словами: "Не мешайте мне играть". Кажется, первый ответ стоил второго и оба уступали третьему. И тогда Большой Человек, ведающий Нервами Государевыми, призвал Человека Мощного, Повелевающего Самонаводящимися Крылатыми Стимфалидами. Повелеть один человек другому ничего не мог, но - попросил. Обещано было, что птицы Эту Гадость поищут и при случае расклюют к едрени матери. Но попросил на выполнение год. Больно велика Россия, больно мелка цель. Пришлось соглашаться.
В документах стимфалиды именовались Особым Звеном Патрулирующих Истребителей. Умели они одно: патрулировать границу между Европой и Азией, их племя отрастило две головы (еще неизвестно, справился бы с ними Геракл теперь, - в тот раз у них по две головы не было), одна глядела в Азию, другая в Европу, и всегда двухголовым птицам было о чем поболтать самим собой, а то и поцапаться; был в их стае - давно, правда - даже один приступ евразийства. Ну, сдали птицу в металлолом, продали за границу, потом, на ней катаясь, одна экс-принцесса навернулась с летальным исходом. Стимфалиды это точно знали. Никуда нельзя вольной стимфалиде с границы Европы с Азией. Из Греции в Колхиду от лишнего шума улететь пришлось, потом с Кавказа - ну, и хватит. Шума стимфалиды не любили. Они с ним боролись. И сами старались лишний раз не шуметь. Впрочем, границу Европы и Азии они стерегли в основном в северной части, лишь изредка совершая пролеты над рекой Урал (бывший Яик, - говорят, скоро опять обратно переименуют) до Каспия - и вновь отбывали на север.
Тот кусок, что расположен между Гирканским и Эвксинским Понтами птицы патрулировать не желали, покуда морям нормальные названия не вернут. Да и воспоминаний о Кавказе с эллинских времен птицы сохранили немало, все скверные. Шумно там. То ли дело Урал. Слева... Справа... Словом, более-менее и там и там - тихо. Стимфалиды старались следить, чтобы здесь было еще тише. Особенно на самом севере, где горы кончаются и стеречь границу вовсе некому. Ну, и к югу от Чердыни. В промежутке... А в промежутке птицы резко набирали высоту: здесь возлежал вытянутым колечком их старший ровесник, исхудавший Великий Змей, и обнимал милую его сердцу речку, на берегах которой кто-то жил - но тихо жил, и стимфалиды туда не совались. Из области, вокруг которой обернулся змей, одиноко торчал двойной зубец, увенчанный старинным замком. Здесь было запрещено задерживаться, но глянуть туда четырьмя глазами каждая из тридцати девяти стимфалид страстно желала, ибо владелец замка, граф Сувор Палинский, долгожительством решил сравняться и со Змеем, и с ними, медноперыми птицами. Порою птицы видели сухонькую фигурку графа, прыгающую с обрыва вниз, в непроницаемый для зрения туман, - а иной раз удавалось увидеть, как та же фигурка появляется из тумана и бежит вверх, только кудри седые по ветру вьются.
Приближения к себе даже на версту Змей не терпел, птицы понимали, что разинь он пасть, зевни - и летать им по кругу из его пасти да в желудок и дальше через выделительный орган обратно в пасть. Сколько неосторожно летающих существ и предметов отправилось в это вечное путешествие! От полярных сов и гусей - до современных пикирующих истребителей, даже до пары-другой перелетных молясин, которые секта кавелитов-стерховцев использует. И никто никогда не вылетел обратно. Стимфалиды терзались любопытством: почему? И каково там, внутри?.. Но беседовать с ними Змей отказывался. Где-то бродил по земле некий Вечный Странник, умеющий укрощать Змея. Но знакомиться со стимфалидами не желал и он. Впрочем, птицы этого Странника побаивались, хватит и тех хозяев, что есть. Но уж от этих никуда не денешься. Москва как-никак. Заглотала даже Великого Змея. И никаким пером ее не прошибешь. Про топор и говорить нечего - это ее собственное любимое оружие. А также письменная принадлежность.
